Читаем без скачивания На запад от солнца - Эдгар Пенгборн

Спирмен утверждал, что ненавидит рабство. Но, говорил он, в примитивной экономике иначе никак нельзя добиться того, чтобы работа была сделана. Даже днем, когда кэксма были слепыми и почти беспомощными, только самые храбрые воины отправлялись в рудники на холмах. Отправлялись не чтобы работать там, но чтобы стеречь закованных в цепи подневольных рабочих. Если кэксма выбирались из нор для дневной атаки вслепую, воины охраны могли убежать, бросив рабов на съедение хищным тварям. Спирмен говорил, что это, конечно, плохо, и он сожалеет о необходимости таких вещей. Но рабами становятся плохие работники, а иногда и опасные люди. Кроме того, они терпеть не могут ответственности, и почти не способны позаботиться о себе сами, так что рабство для них — наилучший выход, и чуть ли не счастье. В общем, рабство следует расценивать как вполне гуманную меру, неизбежную для переходного периода. Как бы то ни было, нельзя приготовить яичницу, не разбив яиц. Спирмен отказался держать в личном «дворцовом» хозяйстве рабов на мясо, и пытался запретить этот обычай во всем своем маленьком королевстве. Но это было не так-то просто сделать, потому что всегда находились дела важнее и масштабнее. Слова «переходный период» на долгие годы стали для Спирмена магическими. Он обращался к ним всякий раз, когда дела шли скверно, и жестокие обычаи неолитической культуры заставляли страдать его совесть — которая все-таки была продуктом земной цивилизации двадцать первого века.

Даже первую войну с Вестойей, которая произошла на третий год после обожествления Спирмена, он рассматривал как часть переходного периода. Хотя вряд ли предводительствуемые им пигмеи были способны уловить столь тонкую разницу. Но они смотрели на него, как на бога, и не требовали подробных объяснений.

Эта первая война была хорошо спланирована и имела ограниченную цель. Шесть сотен копейщиц и лучников пересекли Арго ниже Вестойи и ударили по городу с востока, чтобы враг не догадался о том, что они пришли с юга. Они подожгли дома на протяжении мили вдоль озера, взяли три сотни пленных и исчезли опять-таки в восточном направлении. Они оставили в живых нескольких покалеченных защитников, чтобы те передали Лэнтис сообщение, что они еще вернутся. Акция возымела желаемый эффект. Армии Лэнтис устремились на восток, как растревоженные шершни, а отряд Спирмена пересек Арго и проскользнул домой незамеченным. На следующий год они снова нанесли удар, и снова с востока, но уже более значительными силами. После них осталась лежать в руинах уже треть той части Вестойи, которая была расположена на восточных берегах вестойских озер. Дворец Лэнтис — нервный узел империи — находился на западном берегу. Королева, надо полагать, узнала о происходящем только когда увидела дым, поднимающийся над противоположным берегом. К тому времени, как Лэнтис переправилась туда, она уже ничего не могла сделать. Ее ждало сообщение, что армия Спирмена обещала явиться в третий раз, захватить саму Лэнтис и взять на себя командование империей.

И они действительно вернулись в третий раз — через шесть лет после путешествия Энн и Спирмена по скалам. Близнецам Энн было уже пять лет, пять люциферианских лет. Во время двух первых кампаний Спирмен не показывался на глаза вестойцам. В этом третьем бою он шел во главе армии, высокий и могучий. С безрадостной и холодной точностью он действовал своим персональным оружием, которое представляло собой полукруглое, острое как бритва лезвие на древке из прочного дерева. На этот раз его армия напала с запада, обрушившись прямиком на храмы и священный дворец Королевы всего мира.

Лэнтис была уже немолода, не отличалась хорошим здоровьем, и была напугана. Она, наверное, так и не поняла, что против нее действуют ее же собственными методами. Даже когда ее город лежал в пожарищах, а люди бежали в лес и на болота, Лэнтис не хватило решимости покончить с собой. Ее взяли в плен живой, в чем ей можно было только посочувствовать.

Неделю спустя Энн и детей доставили на носилках из Спирмен-Сити. Спирмен посчитал их присутствие на триумфальной церемонии политически необходимым. Лэнтис у всех на глазах протащили по улицам города, на которых местами еще до сих пор что-то догорало и дымилось вонючим дымом. Затем ее заставили выпить настойку травы с зелеными цветами, уничтожающую личность. Спирмен наблюдал этот пигмейский обычай с брезгливым сожалением. Но больше всего его заботило, чтобы малолетние сыновья хранили бесстрастное достоинство, как надлежит богам. «Пигмеи — не люди, как вам известно. Они чувствуют не так, как мы…» Мальчики были озадачены и испытывали любопытство.

Однако, насколько Энн было известно, Лэнтис не была съедена на празднестве. «Спирмен сказал мне, что ее милосердно убрали прочь, когда возбуждение толпы улеглось. А на мясо забили другую рабыню, одев и раскрасив ее под Лэнтис. Это был не обман, а ритуальная замена, и Эд рассматривал ее, как серьезный прогресс. Такое поведение, сказал он, свидетельствует, что под его влиянием пигмеи стали вместо реальности довольствоваться ритуальным подражанием… А, к черту это все. Эд перенес свою столицу в Вестойю. Дворец был отремонтирован и перестроен. Я прожила там два с половиной года. Там я родила ему еще одного сына. Не могу толком сказать, как это случилось — какое-то безумие, в котором любовь перемешалась с ненавистью… Дело в том, что Эд больше не хотел меня. У него появились странные идеи об аскетической дисциплине… плотском воздержании… не могу точно описать, потому что он никогда не объяснял мне. Я много лет ненавидела его, еще до войн с Вестойей. Но я не умею ненавидеть по-настоящему… Я даже все еще воображала, что имею на него какое-то влияние. Но потом родился ребенок, и Эд пришел в неописуемое отчаяние от того, что это не дочь. Мне пришлось бежать. Я чувствовала, как моя личность, мой ум, мое «я» постепенно разрушаются. Распадаются на части, как вестойская империя, которую Эд не мог удержать в целости. Она стала разваливаться тотчас же, потому что ее жители боялись Спирмена и его телохранителей из Спирмен-Сити, его соглядатаев и доносчиков. Вестойцы просто исчезали в лесах и не возвращались обратно. Я сомневаюсь, чтобы они организовывались где-то в другом месте. Наверное, Лэнтис обладала редким талантом. Это был ее город, и только ее; она создала его из деревень каменного века, и он умер вместе с ней. Эд перепробовал все, чтобы удержать жителей — подкуп, угрозы, бесконечные доносы и публичные казни. Хлеб и зрелища, бессмысленные должности для фаворитов — с красивыми одеждами и без каких-либо обязанностей. Ничего не сработало. Когда я сбежала, население города уже упало до… Эд никогда не говорил, но по моим собственным оценкам вестойцев осталось не больше десяти тысяч. В городе разразилась эпидемия, что-то вроде гриппа. Я воспользовалась ей, как предлогом, чтобы увезти ребенка обратно в Спирмен-Сити. Я знала, что Эду придется остаться в столице, чтобы хоть поддерживать хоть какой-то порядок. Я надеялась, что он позволит мне забрать и близнецов — Джона и Дэвида…