Читаем без скачивания Исповедь рогоносца - Жюльетта Бенцони

Император, чьи брови были насуплены, а нижняя губа угрожающе выдвинута вперед, смотрел вслед уходящему. Он не видел, как в толпе свидетелей знатный венгр, граф Андраши, который, когда императрица была жива, был самым преданным ее рыцарем, склонился к уху стоявшего по соседству с ним графа Тисы.

– Принц зря волнуется по поводу этой злосчастной клятвы, – прошептал он. – Принуждение, которому его подвергли, очень просто сможет пойти ему на пользу, когда придет время от нее отказаться. Она вообще действительна только в Австрии. Император, кажется, забыл, что у нас, в Венгрии, морганатического брака не существует. Конституция не признает его. Королевой считается жена короля, независимо от ее происхождения. Когда эрцгерцог взойдет на престол, может быть, именно Венгрия послужит ему самым верным козырем в игре. Потому что, если он захочет короноваться у нас, в качестве короля Венгрии, непременно потребуется, чтобы его жена была признана королевой, иначе… иначе нам придется потребовать независимости…

– Пройдет немало времени, прежде чем он взойдет на престол. Император, конечно, стар, однако довольно крепок. Ему ужасно хочется прожить подольше, Андраши. У Франца-Фердинанда будет вполне достаточно времени, чтобы ему наскучила его София!

Но, сидя в автомобиле, который отвозил его домой, в Бельведер, эрцгерцог не думал ни об Австрии, ни о Венгрии, как, впрочем, и ни о каких других странах. Он кипел от гнева, силясь хоть немножко успокоиться, вызвав в памяти нежную улыбку и прекрасные глаза своей возлюбленной. В конце концов, как бы ни была горька эта пилюля, он уже проглотил ее! Ведь воцарится же он на троне когда-нибудь… А до тех пор – разве счастье не важнее любых почестей, возможных на этом свете? Он женится на Софии, и она будет рядом с ним каждый день его жизни! А все остальное может отправляться ко всем чертям!

Несколько дней спустя, 1 июля, в Рейхштадтском замке эрцгерцог Австрии Франц-Фердинанд взял в жены Софию Хоткову перед богом и перед людьми. И с этого мгновения Бельведерский Сфинкс превратился во внимательного, нежного супруга, пламенно влюбленного в свою жену. София наконец создала ему мирную и сладостную обстановку домашнего очага, какой он не знал никогда в жизни: его мать, принцесса Мария-Аннунциата, происходившая из рода сицилийских Бурбонов, умерла, когда мальчику исполнилось всего восемь лет. Заботы Софии были настолько продуманными и упорными, что слабое до той поры здоровье эрцгерцога пошло на поправку.

Большую часть года молодожены проводили в Чехии, на родине Софии, в милом их сердцам имении Конопиште. Молодая женщина чувствовала себя там абсолютно счастливой. Вокруг нее звучал родной язык, на котором говорили все, крестьяне воздавали ей почести, как настоящей королеве. В Вене же, куда они приезжали лишь в тех случаях, когда наследнику престола необходимо было по протоколу принимать участие в каких-либо официальных церемониях, стоя рядом с императором, в Вене все было по-другому. Эти дни в столице империи всегда оборачивались днями страданий как для самого эрцгерцога, так и для его супруги. Тем не менее она всегда настаивала на том, что ей необходимо сопровождать его, куда бы он ни отправился.

Дело было, главным образом, в том, что морганатическая супруга принца, не будучи официально признана его законной женой, не имела права находиться рядом с ним. Если она присутствовала на какой-то семейной трапезе, ей выделялось место на краю стола. В торжественных шествиях ей следовало идти позади всех, даже самых юных эрцгерцогов, так, словно она все еще служила гувернанткой. Она не имела права на вход в некоторые комнаты дворца, ей не полагалось входить через определенные двери и даже подниматься по тем же лестницам, по которым поднимался ее супруг. София, вероятно, легко могла бы избежать публичного унижения, просто оставаясь дома, она, никогда не выказывая ни обиды, ни недовольства, заставляла себя подчиняться суровым правилам дворцового этикета в тайной надежде, что когда-нибудь ее Франц-Фердинанд станет императором. Он сможет заставить ее забыть все эти оскорбляющие ее придирки, всю мелочность придворного этикета, чтобы вознести настолько же высоко, насколько низко ее ставили сейчас. Отныне, всем сердцем веря в любовь Франца-Фердинанда, София мало-помалу начинала мечтать об императорской короне.

Если не считать этих тягостных моментов, которые, надо признать, случались достаточно редко, семья жила счастливо, даже по мнению недоброжелателей. Шли дни и годы, а их взаимная любовь ничуть не ослабевала. 24 июня 1901 года родилась старшая дочь, в честь матери названная Софией. Годом позже, 29 сентября 1902 года, – первый сын, Максимилиан, второй, Эрнест, появился на свет 27 мая 1904 года. Трое детей, и все трое – красивые и здоровые, что представлялось их бледноватым кузенам, рожденным в родственных браках, так часто заключавшихся при дворе, вопиющей несправедливостью. И, наверное, глядя на своих крепких, умных и красивых сыновей, эрцгерцог не мог без гнева вспоминать о клятве, к которой его принудили… и от которой он, вполне возможно, когда-нибудь сможет отречься.

Может быть, благодаря этим детям судьба Софии вдруг круто изменилась. 4 октября 1909 года императорским декретом ей был пожалован титул герцогини Гогенбергской, который должен был передаваться по наследству, она получила ранг принцессы. Но эрцгерцогиней в Австрии ее по-прежнему не признавали, и правила этикета оставались достаточно жесткими.

А Франц-Фердинанд тем временем все больше и больше увлекался политикой, вмешивался понемножку во все государственные дела, делая это чаще всего вкривь и вкось, что вызывало приступы бурного и справедливого гнева у его дядюшки Франца-Иосифа. К Венгрии эрцгерцог испытывал ничем не объяснимую ненависть. Он ненавидел и Италию, и Францию. Его симпатий удостаивался только германский император Вильгельм II. И, наконец, эрцгерцог открыто презирал сербов, считая совершенно справедливым превращение их в рабов… И это последнее суждение, как показали дальнейшие события, вполне вероятно, послужило одной из причин произошедшей с ним трагедии. Похоже на то.

…Весной 1914 года в Боснии и Герцеговине должны были проходить маневры австрийской армии, командование которой, начиная с 1906 года, почти целиком было возложено на наследника престола. Естественно, наделенный такими высокими полномочиями, эрцгерцог должен был подготовиться к тому, чтобы присутствовать на этих маневрах. Подобная перспектива не доставляла ему ни малейшего удовольствия.

Почему? А потому, что обе провинции были глубоко враждебны по отношению к австрийскому владычеству. Здесь плодились тайные общества, самым активным и самым грозным из которых была знаменитая «Черная Рука». Было уже совершено немало покушений на представителей власти. Неприязнь к Сербии, которую испытывал эрцгерцог, была слишком хорошо всем известна. Поэтому считалась вполне вероятной попытка покушения на него самого, когда он там появится. Многие даже заключали пари по этому поводу. Каково же было всеобщее удивление в Вене, когда герцогиня Гогенбергская заявила, что собирается сопровождать мужа в этой опасной поездке… И что эрцгерцог вроде бы на это согласился…