Читаем без скачивания Воин Забвения. Гранитный чертог (СИ) - Елена Счастная
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но скоро сам хозяин немного приоткрыл дверь и тут же распахнул её шире.
— Вот уж точно нелёгкая тебя сюда принесла, верег, — Наяс въедливо оглядел Хальвдана, не торопясь приглашать его войти. Он постарел: борода совсем побелела, глаза подёрнулись влагой и потускнели. Однако нрав, видно, по-прежнему остался прескверный.
— Я тоже рад тебя видеть, Наяс. Может, впустишь? Разговор есть.
— Я знаю наперёд все твои разговоры, воевода, — тряхнул бородой вождь, но отошёл, пропуская в дом. — И люди твои пусть заходят. Брамир, Рислав! Заберите коней и отведите под навес! — крикнул он, обращаясь к кому-то.
Хальвдан махнул кметям рукой. Те подождали, пока двое мальчишек не захлопотали над их лошадьми, и торопливо вошли в избу вслед за ним. Неловко сгрудившись, потолкались в сенях и бочком, один за другим вся ватага зашла внутрь. Когда все устроились за столом, куда жена Наяса тут же стала расставлять плошки, Хальвдан снова заговорил.
— Слыхал, небось… Что с княжескими сборщиками дани приключилось?
— Слыхал, — безразлично пожал плечами Наяс. — Только мы тут при чём?
— А то не знаешь?
— Откуда бы.
Хальвдан хмыкнул и, пошарив в дорожном мешке, который поставил рядом с собой на лавку, достал две стрелы с полосатым сине-бурым оперением. Их-то и нашли кмети на том месте, где перебили всех сборщиков. Староста спокойно скользнул по стрелам взглядом и снова поднял его на Хальвдана. Ничего не сказал, но вопрос его был понятен. Пришлось пояснять.
— Этими стрелами убили всех наших парней, которые сопровождали обоз. Большинство вытащили, но эти не заметили. Они ваши.
Наяс приподнял редкие брови, взял одну стрелу, покрутил её в пальцах, рассматривая, и снова отложил в сторону.
— Это не наши стрелы, — проговорил он ровным голосом.
— Отчего же? Мне вот кажется, что очень даже ваши. Знающие люди уже глянули их. И утверждают, что так изготавливаете стрелы именно вы.
— И где же ты нашёл такого знающего человека? — с лёгким интересом спросил вождь.
— Охотников в каждом селении много, — скупо улыбнулся Хальвдан. — Да и в дружине древнеры есть. Ты бы, Наяс, чем препираться, принёс бы мне те стрелы, с которыми охотишься сам и твои сыновья. А там видно будет.
Наяс криво усмехнулся, показав выщербленный зуб, и жестом подозвал к себе одного из внуков, который уже вернулся, обиходив дружинных лошадей.
— Брамир, принеси воеводе наши стрелы.
Мальчишка проследил за его движением, кивнул и умчался в другую часть огромной избы. Скоро он вернулся, неся полный тул стрел. Оперения их пестрели разными цветами, уложенные в строгом порядке. Охотнику или воину одного взгляда достаточно, чтобы сразу выбрать нужную. Брамир помедлил, вытащил одну — с сине-бурым — и отдал Хальвдану.
Тот осмотрел её. Она точь-в-точь походила на ту, что он достал из сумки: и наконечник, и даже птица, из перьев которой сделано оперение — та же. К чему Наяс отпирался, если сразу, наверняка, увидел, что не прав? Хальвдан поднял на вождя взгляд, но тот смотрел на него так же невозмутимо, как и всегда.
— Так что скажешь, Наяс? Стрелы-то ваши.
— Они не могут быть наши, — упрямо мотнул бородой старик. — Даже если и похожи. Я приказа убивать ваших кметей не давал.
Хальвдан усмехнулся, качнув головой.
— И я должен тебе поверить? Будто не знаю, как давно ты невзлюбил Кирилла. И к княжеству свои земли присоединять не хотел. Любого повода твоим людям было бы достаточно, чтобы взъесться на кметей. Сбор дани — самое милое дело.
Наяс ещё раз оглядел лицо Хальвдана, а затем подтянул к себе обе стрелы и, размышляя, пощупал их жёсткие перья, провёл пальцами по древку сначала одной, а затем другой, пригляделся и брезгливо отложил.
— Что бы там ни случилось столько лет назад, а зла князю и его людям я никогда не хотел. И уж тем более не стал бы убивать их исподтишка, как разбойник какой! Разве когда-то я таил свои намерения? Разве когда-то прятал за спиной нож? Если считал Кирилла сопливым выскочкой — так и говорил; если считал, что ты нахальный курощуп — никогда об этом не молчал.
Хальвдан невольно улыбнулся на его слова.
— Что есть, то есть.
— Так с чего бы мне теперь ввязываться в ссору, в которой победить я не смогу? Будто не знаю, что его войско больше моего. Сядьте вдвоем с князем и подумайте! — резко махнув рукой, Наяс замолчал и поджал губы.
— Да потому что время для того, чтобы воду мутить сейчас самое подходящее! Вот ты сердишься, Наяс, — нарочито мягко проговорил Хальвдан. — Между тем, стрелы-то никуда не делись. Вот они, тут лежат. Похожие, как будто одна рука их делала. А я должен сейчас к кнезу вернуться и сказать, что, мол, староста меня заверил, что это не он. Аж в грудь себя бил, что не его люди твой обоз в лесу подкараулили. А я поверил, добрая душа. Так должно случиться?
Старик устало скривился.
— За каждого из своих людей я ответа не дам. Но никто из них из Излома далеко не уезжал уже, посчитай, с лета. И стрелы такие делают не только в нашей деревне — все древнеры с такими охотятся. Но перед Богами могу поклясться, что приказа убивать кметей не давал — и делай с этим, что хочешь. Можешь хоть голову мне на моём же дворе отрубить.
— Думается, живым я отсюда тогда не уеду.
— Мне уже будет всё равно, — Наяс смахнул ладонью со стола невидимые крошки.
— И что будет с твоим народом — тоже?
— А ты мне сейчас, верег, не угрожай! Не стращай моим народом.
Старик приподнялся с лавки. Его жена, которая как раз принесла обмотанный полотенцем горшок с ароматной мясной похлёбкой внутри, опасливо глянула на мужа и положила ему ладонь на плечо. Хальвдан примирительно поднял руку.
— Я не угрожаю, а предупреждаю. Нам совсем не нужны раздоры со своими же людьми. Но что мы должны думать, если находим там, возле тел кметей, стрелы, похожие на ваши? Поговаривают, и ссора с мытником у вас тут вышла. Оставить это так и безоглядно поверить твоим словам я не могу, сам понимаешь.
Наяс снова опустился на лавку, сложил руки перед собой и посмотрел на него водянистыми глазами.
— Понимаю. Отчего ж не понять.
— Посему, — продолжил Хальвдан, — я оставлю в Изломе отряд кметей, чтобы они приглядели за твоими людьми и тобой лично. Сам же пока остальных древнерских старост расспрошу. И заберу с собой твоего внука, — он протянул руку и потрепал всё ещё сидящего рядом Брамира по волосам.
Мальчишка вздрогнул и вопросительно глянул на деда. Но тот только вздохнул.
— На цепь меня посадить хочешь, воевода?
— А надо? — Хальвдан дёрнул бровью. — Если за древнерами не обнаружится никакой вины, то мальчишка будет цел и невредим. Посмотрит, как живут отроки в Кирияте, а может, и сам захочет им стать. Разве плохо? — Старик промолчал. — Вот и я так думаю. Только ещё кое-что объясни мне, Наяс. Почему людей своих в ополчение отправлять отказался?
Вождь размышлял недолго, будто давно ждал такого вопроса. Он отправил растерянного Брамира в другую клеть, а сам проговорил:
— Между нами часто не было мира. Это верно. Но время сейчас неспокойное. Переломное. И я хотел бы положиться на Кирилла, доверить ему жизни древнеров. Но есть то, что меня беспокоит. Поэтому я и не хочу отправлять своих людей на смерть. Поэтому не хотел присоединять земли к княжеству. А вовсе не потому, что я упрямый старый хрыч, как ты думаешь.
— Ты так говоришь, будто знаешь что-то, что нам неведомо, — Хальвдан подался вперёд, не понимая, к чему ведет вождь.
Наяс слабо улыбнулся скорее своим мыслям, чем его словам. Затем ещё некоторое время обдумывал, что сказать, и вздохнул, словно смирившись с неизбежным.
— Да, я знаю больше твоего, верег, хоть ты можешь мне и не верить. И даже рад, что ты приехал сюда сейчас. Пусть и с обвинениями. Просто выслушай. Есть силы, которые не подвластны ни мне, ни тебе. Но наше счастье в том, что иногда они желают говорить.
— С тобой…
— Они говорили и с моим отцом, и всеми предками по его линии до самых давних времён, — кивнул Наяс. Его жена, накрыв на стол, села было рядом, но услышав, о чём собирается рассказать муж, поспешно встала и ушла, да ещё и детей с собой прихватила. А староста продолжил: — Они будут говорить и с моим старшим сыном, когда придёт время. Боги предостерегают меня и учат. Они пугают меня иногда, но во всём надо уметь видеть наставление. И слышать. Однажды я не послушал, дал слабину. Возможно, поплачусь за это, но не хочу, чтобы поплатились мои дети, — Наяс перевёл дух. — Да. Я никогда не жаловал Кирилла. Не потому, что считаю его скверным правителем или глупым человеком. Просто, до того, как он появился на наших землях, мне было видение. Я видел огонь. Много огня. И здесь, на холме у излучины — тоже. Видел среди огня Кирилла — тогда я ещё не был с ним знаком — но он не горел, он сам был тем пламенем… Но когда князь приехал, я понял, что он сильный и умный муж. Достойный сын своего отца. В его душе есть Правда. Я уступил. И забыл бы о том видении за столько лет. Если бы оно не повторилось снова. Две седмицы назад или чуть больше. Такое яркое… Как будто мне хотели напомнить о том, что я упустил.