Читаем без скачивания Вавилон. Месопотамия и рождение цивилизации. MV–DCC до н. э. - Пол Кривачек

С новыми обретенными землями Ашшур, возглавлявшийся энергичным правителем Ашшур-Убаллитом, уже претендовал на место игрока в большой игре за политическую власть на Среднем Востоке. Ассирийский властитель не замедлил написать письмо царю Египта – религиозному реформатору фараону Эхнатону, в котором объявил о своем новом статусе:

«Скажи царю Египта, что так говорит Ашшур-Убаллит, царь страны Ашшур:

Да будет все благополучно у тебя, в твоем доме, в твоей стране; да будут в порядке твои колесницы и твоя армия.

Я отправил своего посланника, чтобы он посетил тебя и увидел твою страну. До настоящего момента мои предки не посылали тебе вестей. Сегодня я лично отправил тебе послание. Я послал тебе в качестве дара доброй воли прекрасную колесницу, двух коней и драгоценный камень лазурит в форме финика.

Что касается моего посланника, которого я отправил к тебе, то не задерживай его. Пусть он прибудет и отбудет. Пусть он увидит твое гостеприимство и гостеприимство твоей страны, а затем позволь ему уехать».

Вероятно, Эхнатон ответил положительно на ассирийскую инициативу, так как в более поздние годы своего правления Ашшур-Убаллит снова написал в Египет, называя фараона братом – дипломатический код, означающий правителя, равного по положению: «Скажи… великому царю, царю Египта, моему брату, что ему пишет Ашшур-Убаллит, царь страны Ашшур, великий царь, его брат».

Этот статус равного по положению приходилось яростно защищать. Ассирийский правитель был чувствителен к любому намеку на пренебрежительное отношение. Там, где менее значительные монархи выражали покорность египетскому фараону в своих письмах («У ног моего господина – царя я простираюсь ниц семь по семь раз»), Ашшур-Убаллит брал прямой, если не сказать невежливый, тон в ответ на дар из Египта, который он счел не имевшим ценности:

«Это от великого царя такой дар? Золото – пыль в твоей стране, там его просто собирают. Почему она должна висеть перед тобой? Я намереваюсь построить новый дворец. Пришли мне достаточно золота для его украшения и отделки.

Когда мой предок Ашшур-надин-аххе написал в страну Египет, ему прислали двадцать талантов золота. Когда царь Канигалбата написал твоему отцу в страну Египет, ему прислали двадцать талантов золота.

Теперь я ровня царю Канигалбата, но ты присылаешь мне лишь… золота [к сожалению, сумма на табличке прописана неразборчиво]. Его не хватит даже на то, чтобы покрыть расходы моих посланцев на дорогу туда и обратно. Если на самом деле твои намерения дружеские, то пришли мне больше золота».

В своем более раннем письме Ашшур-Убаллит недвусмысленно утверждал, что раньше между его страной и Египтом не существовало контактов. Позднее он заявлял, что его предок не только поддерживал связь с современным ему фараоном, но и, в свою очередь, получил в дар большую сумму золота. Он явно считал, что его положение стало достаточно крепким, чтобы играть в дипломатические игры с историческими фактами. Во всяком случае, существовали более важные вещи, которые должны были его беспокоить. Например, тот факт, что его посланцев заставили стоять на солнце на протяжении долгих часов с явной опасностью для их жизней. Возможно, что их обязали участвовать в одном из ритуалов Эхнатона, поклонявшегося солнцу. Если так, то Ашшур-Убаллит не желал этого терпеть и с едким сарказмом замечал: «Зачем заставлять моих посланцев постоянно стоять на солнце, чтобы умереть от солнечного удара? Если это стояние на солнце приносит какую-то пользу царю, то пусть он сам стоит под солнцем и умирает от солнечного удара – при условии, что царю от этого есть какая-то польза».

Такая новая уверенность в себе ассирийцев не прошла незамеченной у соседних государств. Действительно, внезапный подъем этой страны-выскочки настолько встревожил касситский Вавилон – южного соседа Ашшура, что вавилонский царь отправил фараону срочную депешу: «Ассирийцы – мои подданные, но не я посылал их к тебе! Зачем они взяли на себя такой шаг и прибыли в твою страну? Если ты любишь меня, не разрешай им вести там дела, а отправь их назад ко мне с пустыми руками».

Нет никаких указаний на то, что египтянин обратил на это хоть малейшее внимание.

Но касситский правитель Вавилона, вероятно, достаточно хорошо понимал новую ситуацию. Вскоре после этого он убедил Ашшур-Убаллита отправить одну из его дочерей на юг, чтобы та стала женой вавилонского кронпринца. Их сын – наполовину ассириец, наполовину вавилонянин – занял трон после смерти своего отца. Однако спустя некоторое время произошел бунт касситской знати, в результате которого молодой человек был убит, а царь Ассирии пошел войной на Вавилон, разбил наголову заговорщиков и посадил во дворце правителя по своему выбору. Фортуна переменилась. Впервые вавилонский монарх стал подотчетен ассирийскому владыке. Теперь Вавилон оказался в тени Ашшура.

Борьба за владычество между Ассирией и Вавилоном длилась много веков. Подробности бесконечного конфликта между ними, не говоря уже о постоянной войне с окружавшими их государствами, большими и малыми, записанные позднее в нескончаемых эпосах и летописях, полных похвальбы и сомнительных заявлений о победах, запоминаются с трудом, и их очень утомительно рассказывать. Стало бы проще, если бы одна из этих соперниц покинула историческую сцену, как это сделала Хеттская империя после своего краха в конце XII в. до н. э., упростив картину. Достаточно сказать, что Ассирия постепенно расширилась территориально (хотя часто случались и обратные процессы) и достигла первой высокой точки своего развития в 1120-х гг. до н. э., когда царь Тиглатпаласар I переправился через Евфрат, захватил крупный город Каркемиш и достиг Черного и Средиземного морей, впервые создав Ассирийскую империю.

Она не просуществовала очень долго. Вскоре для всего Среднего Востока наступил период сильной нестабильности, когда туда с запада непреодолимым потоком хлынули говорившие на арамейском языке пастухи верблюдов. Границы владений ассирийского царя снова были отодвинуты. Ашшур опять оказался в пределах своих исконных земель более чем на столетие.

Тем не менее, хотя территориальный прирост при Тиглатпаласаре оказался непродолжительным, в Городе происходили перемены, связанные с отношением к происходившему и религией, которым суждено было иметь глубокие и долговременные последствия. Ассирийцы – наследники давних культурных и философских традиций Месопотамии, которые зародились у шумеров тысячелетием ранее, потихоньку заново переделывали их в верования, ставшие со временем частью основ их дальнейшей истории.

Женоненавистничество и монотеизм

Среди самых известных реликвий среднеассирийского периода можно назвать списки законов и дворцовых указов, найденные во время масштабных раскопок ассирийской столицы – города Ашшура, который в настоящее время называется Калъат-Шаргат. Раскопки вело Немецкое восточное общество в период между 1903 г. и началом войны в Европе в 1914 г. Нашли таблички с законами, датированные временем правления Тиглатпаласара, хотя только три документа, обозначенные буквами А, В и С, оказались в достаточно хорошем состоянии, чтобы их можно было расшифровать и прочитать. Таблички А и Б рассматривают вопросы, связанные с преступлениями и наказаниями, собственностью и долгом.

Самые поразительные стороны этих законов – это то, насколько суровыми и жестокими они кажутся по сравнению даже с принципом Хаммурапи «око за око» и как глубока выраженная в них ненависть к женщинам. Наказания включают жестокие порки, ужасающие членовредительства и отвратительные методы смертной казни – сдирание кожи заживо или сажание на кол, например, – изначальная модель для римских распятий. Вот какое наказание было предписано для женщины, которая делала аборт: «Если женщина своими действиями вызвала выкидыш, то после предъявления обвинения и вынесения ей приговора ее следует посадить на кол и не хоронить. Если она умерла при выкидыше, ее следует посадить на кол и не хоронить».

За нанесение ущерба мужской способности к воспроизведению потомства в качестве наказания предусматривалось увечье: «Если женщина во время ссоры раздавила мужчине яичко, ей следует отрубить один палец на руке. Если же повредилось и другое яичко путем передачи инфекции, хотя врач и перевязал его, или если она раздавила другое яичко во время ссоры, ей следует выколоть оба глаза».

Прелюбодеяние являлось преступлением, за которое следовали либо смертная казнь, либо обезображивание: «Если мужчина застал другого мужчину со своей женой, то после предъявления обвинения и вынесения приговора оба должны быть лишены жизни… Но если он отрежет своей жене нос, он должен сделать своего обидчика евнухом и изуродовать ему все лицо».

Следует признать, что мы не знаем, в какой степени эти наказания реализовывались на практике. Ассирийские правители энергично рекламировали себя, используя ужасающую кровожадность – историк Альберт Олмстед назвал это «умышленным наведением страха» – как средство подчинения и психологическое оружие. Надпись, посвященная Тиглатпаласару, в которой царь сравнивается с охотником, который «вышел до восхода солнца и прошел расстояние трех дней пути до зари», с гордостью гласит, что он «разрубал утробы беременных, ослеплял младенцев». И впрямь страшные и отвратительные действия, но очень близкие к тем, которые были предсказаны арамейскому царю Хазаэлю пророком Илией во Второй книге Царств (8: 11): «Их цитадели ты подожжешь, их молодых мужчин ты убьешь мечом, перебьешь их детей и вспорешь животы их беременных женщин». Так что возможно, что получение варварских удовольствий от расправ с женщинами и детьми являлось скорее литературной метафорой, нежели правдивым рассказом о реальных событиях. В конце концов, похожие повествования циркулировали во время Первой мировой войны – о зверствах и Антанты, и Центральных держав, хотя в данном случае целью было осуждение, а не похвала. Кровожадные положения законов Среднеассирийского царства, возможно, должны были стать средством устрашения, нежели прославлением жестокости.