Читаем без скачивания Мятежный капитан - Николай Прокудин

— Ну, как? Что надумали, товарищ капитан? — ласково спросил полковник.

— Я и не думал, о чём мне думать? — простодушно ответил Громобоев и сделал глупое лицо, а с похмелья, придурковатым, оно получилось очень даже легко. — Вы сами сказали вчера — утро вечера мудренее. А тут целое управление кадров и явно мудрецов полным-полно. Наверное, уже намудрили…

— Итак, вернемся к нашим баранам… — вновь начал было нудить полковник.

— Это попытка оскорбления? — живо поинтересовался Громобоев.

— Просто поговорка, без намёка на личности, — заверил полковник.

— Тогда ладно, вернемся к баранам, — согласился вслух капитан, а мысленно продолжил: — «Я и без того к вам вернулся».

Начальники переглянулись, полковник пружинисто вскочил и начал нервно мерить шагами кабинет. Кабинет был длинный и узкий, примерно десять метров на четыре. Три шкафа, два стола, журнальный столик, на полу лежал вытершийся от времени ковер, который гасил звук шагов, два больших дворцовых окна хорошо наполняли помещение светом.

— Вернулись… И что теперь? — продолжил диалог Эдик.

— Вы готовы убыть на север в район Архангельска в артиллерийский дивизион?

— Никак нет!

— Почему?

— Я танкист, не мой профиль…

— Это же самоходки, практически, то же самое…

— То — да не то! Знаете, так можно и вертолет с самолетом объединить. Тем более я ведь уже слушатель Академии.

— Уже нет, — заверил его полковник. — Скажу по секрету, ваши документы отозваны обратно.

— Ух, ты, лихо! Как быстро проделано. И по какому же праву?

— По приказу Члена Военного Совета!

— Ну, если вам сам член приказал, тогда всё понятно… — почесал затылок Эдик и сделал глупое выражение лица.

Высокий подполковник едва сумел подавить распиравший его смех, а Громобоев продолжил наглеть:

— Тогда на прежнюю должность меня верните.

— Вашей должности больше нет, вы же прекрасно знаете, часть реорганизована, должность подполковничья, и теперь вместо танкового батальона — танковый отдел, и на это место уже прибыл офицер — подполковник Зверев!

— Эх! Тогда вдвойне жалко, что член велел меня из Академии турнуть. И выходит мне теперь податься некуда…

Холёный полковник побагровел, одной рукой схватился за сердце и, потрясая кулаком, ринулся к двери:

— Викторович, поговорите минут пять без меня, я сейчас вернусь…

Едва полковник выбежал за дверь, младшие по званию смогли расслабиться и даже чуть хохотнуть над недавней шуткой, попить водички и отдышаться.

— С «членом» ты перебрал, дорогой товарищ, аккуратнее на поворотах, не перегибай палку! — сказал Сергей Сергеич.

— А я не имел в виду ничего такого, — ухмыльнулся Эдик, — Это же не я придумал так назвать должность… Надо же было обозвать уважаемого человека «членом»!

В этот момент с листками бумаги в руках в кабинет вернулся полковник. Он уселся напротив Громобоева и уставился, буравя колючим взглядом, глаза в глаза.

— А почему вы говорите неправду и жалуетесь, что мы вас увольняем? Зачем же так перевирать?

— Я жалуюсь? — искренне удивился Эдик. — Когда? Кому?

— Ну да! Мол, выгоняют из армии. Вчера по телевидению за вас заступались!

— А разве нет?

— Нет! Мы просто проводили воспитательную беседу. И в мыслях не было вас увольнять со службы.

— Но лично я не жаловался! И по телевидению правду сказали, вы ведь хотите меня уволить! Пытаетесь! Вчера предлагали написать рапорт!

— Зачем вы так? Мы вам предлагали отдельный батальон?

Эдик опешил, такая ласка в голосе, такой мягкий тон.

— Нет, конкретно ничего не предлагали! Лишь говорили про самоходный дивизион в глуши Архангельской области.

Полковник, с протестующим жестом всплеснул руками, один подполковник отстранился и, замахав ладошками.

— Батальон, дивизион… какая разница? Ладно…, а давай поедешь в танковый батальон под Мурманск? — предложил полковник. — В Кандалакшу.

— Согласен? — спросил длинный подполковник, которого звали Сергей Сергеевич.

Громобоев опешил — слишком гладко стелет, как бы потом чего не вышло!

Не пойму я вас что-то. Я поступил в Академию, а до этого у меня уже почти была должность подполковника…

— Вот именно, почти, — живо среагировал Александр Викторович.

— Вчера мне навязывали самоходки… — продолжал Эдуард перечислять варианты.

— Предлагали, потому что вы служить не желаете! — поморщился Сергей Сергеевич.

— Служить Родине желаю! Но либо в Академии, либо у себя в части!

— Эти варианты не обсуждаются! — рявкнул полковник. — Повторяю! Считай, что тебя из Академии уже отчислили за вредные идеи. — Да пойми ты, чудак человек, тебя приказал уволить лично начальник Главного Политического Управления генерал-полковник Лизичев! Он твои теледебаты случайно посмотрел по ящику, и наш Член Военного Совета получил взыскание. Разве можно на всю страну такое вслух говорить? Деполитизация, департизация, отмена шестой статьи… Да как же так можно? Вы отдаёте себе отчёт? На чью воду мельницу льёте?

— Неправильная формулировка, товарищ полковник! Надо говорить: на чью мельницу воду…

— Ага! Значит, понимаешь и осознаёшь вину? — обрадовался полковник и вытер платочком пот со лба.

Громобоев заскучал, разговор становился нудным и неприятным, беседа пошла по второму кругу.

— Товарищ полковник! Может, опять вернёмся к разговорам о платформах и внутрипартийной дискуссии?

Полковник сердито швырнул на стол карандаш, который он крутил в руке. Карандаш упал и закатился далеко под шкаф.

— Каков негодяй! Издеваться над нами вздумал! Ты что не понял, что тебя сам Лизичев велел выгнать из кадров? Кто он и кто ты! Прикажут, и выгоним в шею! Да мы тебя, можно сказать, спасаем, ищем, куда бы спрятать от гнева начальства!

— Так спасаете или же можно сказать спасаете? Не верю! Хотите сослать куда подальше, где со мной легче будет разделаться втихаря? Не выйдет! Я только недавно прибыл из Афгана, кроме того успешно выполнил задание Правительства по уборке урожая, в прошлом году в батальоне прошло успешно развертывание в полк и я аттестован на вышестоящую должность… И вот она, благодарность Родины! Сослать туда, куда Макар телят не гонял?

— Начинается… — умерил тон полковник. — Он ещё и недоволен! Да мы лишь учитывая твои боевые заслуги, предлагаем такой устраивающий всех вариант. И всё-таки, скажи на милость, зачем жаловался журналистам и телевизионщикам? Мы ведь тебя не уволили!

— Но собираетесь! — повторил, усмехаясь, Эдик. — Не отпирайтесь. Сами вчера говорили…

Полковник и подполковники, протестуя, дружно замахали руками.

— Прекратите, товарищ капитан! Не было этого, а вы сразу напраслину возводите, позорите Политуправление военного округа.

Громобоев опешил, растерялся и начал недоумённо переводить взгляд с одного начальника на другого. Как не угрожали? И тут его осенило: «Ах, вот почему они суетятся! За честь политуправы борются…»

— Стоп, перелистаем страницу назад, вы же вчера мне предлагали написать рапорт об увольнении!

Полковник и подполковники переглянулись, перемигнулись, подали друг другу знаки.

— Извините, капитан, но у нас были основания для жесткого разговора! Мы вам показывали документы, письма от ветеранов, возмущенных вашими выступлениями во время выборов. Вами в разговорах неслась такая околесица, сплошная антисоветчина! Мы вынуждены реагировать! А тем более, вы ещё на всю страну поносили Генерального секретаря и его жену…

— Пардон! Жену я не трогал! Раис — это начальник в Средней Азии. Если вы или ещё кто-то не понял, то я не виноват. Я-то, причём, что имя жены генсека тоже Раиса. Случайное совпадение, но как оно символично. И потом, повторяю, сразу после Афгана в тундру ехать я не настроен. Здоровье не позволяет, старые раны болят…

Полковник вновь побагровел, а подполковники наоборот, ехидно заулыбались. Холеный полковник вдруг вскочил из-за стола, уперся взглядом в Эдика и проскрежетал:

— Итак, в последний раз спрашиваю: на север поедешь?

— Нет, товарищ полковник, не поеду, у меня другой вариант намечен. Прошу восстановить меня в моей прежней должности, что поделать, раз она стала подполковничьей так тому и быть. Согласен вернуться! Посмотрите в личное дело — у меня аттестация есть…

Полковник разозлился, пнул стул, и снова побежал на выход из кабинета.

— Наглец! — рявкнул он в проеме и хлопнул дверью.

Провожая взглядом сердитого начальника, Эдик не удержался, улыбнулся и фыркнул, вспомнив слова о гневе начальника Главпура, представив, как самый большой член из Москвы нагнул и отлюбил члена размерами поменьше — местного!

— Чему глупо улыбаемся? — поинтересовался Сергей Сергеевич.