Читаем без скачивания Что движет солнце и светила (сборник) - Николай Семченко

— Конечно, — закивал мальчишка. — Только возьми Черныша! Девица небрежно вытащила из сумочки кошелек, пересчитала наличность н вздохнула:

— Всего пятьдесят рублей. Не хватает на кролика.

— Да ладно, чего уж там! Берите Черныша, прямо в этой корзине и берите. На первых порах будет в ней жить…

Андрей так обрадовался, что наконец-то нашелся покупатель, что особенно этого и не скрывал. Да и неплохо, что Черныш пополет, судя по всему. в интеллигентную семью. По крайней мере, хоть берут его не на мясо. Мальчишка, правда, мучить будет — это как пить дать, но Черныш пару раз взбрыкнет задними лапами, оцарапает — и мальчонка отстанет, не будет понапрасну за уши таскать и усы дергать.

Девица отдала деньги, тряхнула волосами, перехваченными разноцветной тесемочкой, — «конский хвост» сверкнул тяжелым золотым отливом, — подхватила корзинку и неторопливо двинулась к выходу. Там на деревянных ящиках из-под бутылок с газировкой сидели горластые цыганки: «Покупайте жвачку! А кому сигареты? Сигареты, папиросы!»

Цветастыми, одна на другой, юбками они напоминали кукол, которых садят на заварной чайник, чтобы настой получался ароматнее и гуще. Разве что у кукол не было матерчатых «набрюшников», куда темноволосые и золотозубые красавицы складывали выручку.

Андрея поразило, что даже у маленькой девочки-цыганки, которая прибегала смотреть его кроликов, не было ни одного настоящего зуба — рот желтел тяжелыми фиксами.

— А мы и своим лошадям золотые зубы поставим, — радостно сообщила девочка, когда Андрей поинтересовался, не от конфет ли завелся костоед и сгрыз ее зубки.

— У нас, цыган, теперь денег много! — щебетала девочка. — Мамка говорит, что и гадать некогда — столько товару, продавать не успевает…

— А тебя гадать научили? — поинтересовался Андрей. Просто так спросил, от скуки. А девчонка тут же оживилась, посерьезнела:

— Позолоти ручку, красавец, скажу, что тебя ждет. Интересная встреча будет…

— Да ну тебя! — рассмеялся Андрей. — У меня уже все выгадано: и встречи, и расставанья…

— Ха! — сощурилась девчонка. — Ничего больше не скажу, но одно знал: будет тебе сегодня нечаянный интерес, очень злым будешь, много потеряешь. Дай денежку — отведу беду…

— Не верю я тебе, — сказал Андрей.

— Ой, жалеть будешь!

Сказала так девчонка, повернулась и пошла, не оборачиваясь, подметая своими пышными юбками асфальт.

Андрей вспомнил об этом предсказании, наблюдая, как покупатели его Черныша остановились возле цыганок. Девица расстегнула у сумки боковой карманчик, что-то вынула («Деньги! — догадался Андрей. — Конечно, у нее была заначка!»), взяла пачку сигарет и пошла дальше, чуть корзинку не забыла поставила ее на землю. Хорошо, мальчишка дернул за руку, показал на Черныша.

Но Андрей не огорчился: обманула так обманула — молодец, сэкономила на сигаретки, ну и проныра!

Он взглянул на часы. Ого! Уже полвосьмого, надо быстренько бежать в коммерческий магазин через дорогу от рынка, а то закроется: полчаса осталось!

Соседка Любка Лотова купила там греческий купальник. Одно название, что купальник, а на самом-то деле — узкая полосочка на грудях и маленький треугольник, едва-едва прикрывающий низ живота. И вот когда во всем этом Любка появлялась в огороде — полоть, окучивать, собирать помидоры, мало ли что еще, — то зоркие бабы тут же находили причину, чтобы заманить своих мужиков в хаты. Нечего пялиться на эту анчутку, ни кожи, ни рожи, ни заду, ни переду, а туда же, мама родная, — выставит свои мослы, ни стыда, ни совести, и так, и эдак верть-верть задницей, ровно два кукиша показывает, тьфу!

Любка была разведенка. Выгнала Володьку — уж больно крепко пил! Без мужика бабе в деревне трудно прожить — то крыша потечет, надо ремонтировать, то угля на зиму подвезти, то навозу на огород, да и вообще — всяк одиночку может обидеть.

Соседские бабы решили, что Любка зарится на их мужиков, только и мечтает, как бы кого на них к рукам прибрать, и даже специальные журналы выписывает — почтальонша Нюра всякий раз плевалась, как несла их в Любкин почтовый ящик.

Кое-что из наспех прочитанного Нюра потом пересказывала бабам, и те, охая н краснея, в очередной раз выносили Любке суровый вердикт: б…, мол, она, и клейма негде ставить, раз все эти позы, способы и разные развраты изучает.

Впрочем, не в этом дело. Любка, кроме купальника, купила еще и духи. Особенные, французские. Как надушится ими и придет в клуб фильм смолоть, так, считай, мужикам, которые из-за самогонки еще нюх не потеряли, одно беспокойство: волнительный призывный аромат что-то будил в душе, будоражил. И что интересно, Любка, бывало, посреди фильма вставала и уходила домой, но будто бы все равно в зале оставалась — запах духов по-прежнему сладко кружил голову, навевал какие-то неясные желания, и тоже хотелось встать и уйти куда-нибудь, просто так, без всякой цели — на берег реки, допустим, где стояли ивы, трава по пояс, заросли терпкой полыни, а чуть ниже — песок, разноцветная галька, старая лодка, где пять лет назад Андрей сидел с Натальей — робкий, несмелый, и первый поцелуй у них получился смешным: вдруг схватил, чмокнул куда-то между носом и губами, а Натаха как вскочит с лодки, та накренилась — и Андрей плюхнулся в воду. В лучших своих джинсах и белой рубашке, которую мать потом так и не отстирала: от мокрых джинсов остались на ней синие разводы…

У Натальи никогда не было таких волнующих духов, как, впрочем, и всяких разных кремов, «губнушек», заграничных коробочек с румянами и тенями, считай, тоже не было. Если бы Андрей, совершавший ежегодные ритуальные марафоны по магазинам накануне 8 Марта, не покупал кое-что из косметики и парфюмерии, отчаявшись найти что-нибудь приличное, то Наталья обходилась бы дешевенькими румянами да черным карандашиком для бровей. «А разве я сама по себе не хороша? — смеялась она и задорно подмигивала: — Красоту-то из баночки намажешь не скоро, да сотрешь быстро…»

Красива не красива, а лучше ее, считал Андрей, и нет никого. Да и не в красоте дело, а в чем-то таком, чего словами и не объяснишь. Ну вот, например: на руке — пять пальцев, их и не замечаешь, а попробуй уколи хоть один — ладонь тут же вся сожмется, н в каждом боль отзовется…

Очень Андрею захотелось, чтобы у Натальи тоже были волшебные духи. Вот уйдет она на работу, но как бы и в доме останется, вот-вот зашуршит, раздвинется на двери шелковая занавеска, и Наталья скажет: «Ай, что это ты за обедом такое съел, миленький? Не чепушинку-хмуринку? Ай-ай-ай, совсем засмурел! Пойдем скорее искать смешинку…»

Наталья, хоть и уставала в своей ветлечебнице: работала там санитаркой, но никогда не показывала этого, наоборот — улыбалась, шутила, ласкалась. И обязательно возилась с кроликами. Придет с работы — сразу же к ним: «Ау, лопоухие1 Как вы тут? Травка у вас есть?»

Кроликов развелось так много, что приходилось держать в каждой клетке по три-четыре пары. Андрей уже и не рад был, что два года назад согласился взять кроликов на развод. Теша убедила: «Бери! Пойдут у вас дети — кролики им забава. Опять же, мясо нежное, диетическое. Никакого особого ухода кроли не требуют, а приплод дают большой».

Детей, однако. Бог за два года так и не послал. И в чем тут дело, Андрей и не понимал: вроде все нормально, как и должно быть между мужем и женой, и Наталья у врачей была — тоже, говорят, все в порядке, но, мол, так бывает, нужно подождать, пусть муж со своей стороны проверится, мало ли что, может, где застудился или какой-нибудь болезнью переболел — теперь вот сказывается.

Андрей никуда не шел, потому что парни объяснили, в чем может заключиться это обследование: придешь к докторше, а она первым делом давай, милый, снимай трусы, выпрастывай свой «патрон». А он даже в поселковую баню не ходил — стеснялся своей наготы и не любил, когда всякий мог окинуть его взглядом н ничего тайного уже не оставалось…

Он поставил небольшую баньку в конце огорода и парился в ней от души, но всегда один, без друзей-товарищей. В первое время Наталья просилась: спину, мол, мне потрешь, а я — тебе, веником помашу-поколочу. Но Андрей и ее почему-то стеснялся.

Впрочем, рассказ не о том. Вернемся к кроликам. Андрей любил с ними возиться, и никакая сила не заставила бы его набить кролей для жаркого, тем более — снимать с них шкурки, из которых тесть шил шапки-ушанки и детские шубки. И уж, конечно, крольчатина в рот бы не полезла — Андрей так свыкся с симпатичными, доверчивыми, такими забавными зверьками, что и мысли не допускал о них как о мясном обеде.

Несколько раз приходил тесть, выбирал и уносил пару-другую кроликов. Наталья на другой день готовила жаркое, а когда подавала на стол, то непременно что-нибудь выдумывала: нежную баранину, мол, купила или килограмм козлятины в магазине у Шуры-продавщицы перехватила по знакомству. Но Андрей отрицательно качал головой: «Что-то не хочется. Вот огурцов или помидорчиков бы, а? Давай я сам салат сделаю».