Читаем без скачивания Не сбавляй оборотов. Не гаси огней - Джим Додж

— В багажнике у меня есть запасное колесо, — сказал я, надеясь, что больше мне ничего не понадобится.

Она не спускала с меня дробовика, а я возился с запасным колесом и вытаскивал инструмент. Старуха все держала меня на прицеле, пока я не улегся на брюхо, разгребая снег, чтобы поставить домкрат. Обычно в сухую погоду я меняю колесо за пять минут, но тут понятия не имел, сколько это займет — так намело. Я перестал обращать внимание на старуху, сосредоточившись на работе. Тянуть время, обмениваясь колкостями, не хотелось, так что между нами установилось молчание. Ничего, я еще вернусь. Спит же эта карга по ночам.

Я надежно установил домкрат под поперечной балкой моста и вылез из-под машины свинтить зажимные гайки. Глянул на старую каргу, прикидывая, как близко нахожусь от нее, и на долю секунды мне показалось, что ее нет. Но только показалось: она была на том же месте, сидела в снегу, скрестив ноги, положив дробовик на левую руку и отвернув лицо от снега — с неба еще опускались редкие снежинки, а там, где уже прояснилось, блестела горстка звезд. Бабка один в один напоминала старого охотника на бизонов, присевшего на корточки, чтобы переждать непогоду.

Я вернулся к работе. Шина оказалась раздробленной. Дробь пробила крышку и оставила несколько вмятин на щитке; в местах сколов белой краски и грунтовки виднелась блестящая сталь. Я взялся гаечным ключом за первую гайку и начал крутить, налегая изо всех сил. Гайка с легким скрипом поддалась. Я открутил ее, и она звякнула, упав на крышку.

Не успел еще звук замереть, как старуха заговорила. Меня поразила перемена в ее тоне: жесткие нотки сменились слабым причитанием.

— А ведь я их любила, всех. Первым был Кеннет. Мы два года как поженились. У него долгов было выше крыши, он все сомневался в себе, да и в жизни нам приходилось несладко, но уж любить любили, это точно. Я думала, он просто-напросто сбежал от всего этого. Ему вдруг стукнуло в голову — он и не остановился, пошел себе дальше и все. С мужчинами так бывает. Я даже не пыталась искать его. Я в то время была на шестом месяце и почему-то верила: ребенок вернет отца домой. Но ребенок родился мертвым. На похоронах были только я и священник, да и тот за деньги. Я ходила на могилку ребенка каждый день, все надеялась, что увижу там Кеннета. Но так и не увидела.

Джо, мой второй муж, пропал во время обхода границы между Аризоной и Мексикой, он там отлавливал бродяг. Шериф решил, что его убили наркоторговцы. Мол, Джо напоролся по ошибке на них, да и решил остановить. Джо, он был такой, большой и крепкий, без всяких там сантиментов, но до ужаса правильный — в том и слабость. Уж я точно знала — он бы мимо не проехал.

Помню, дело шло к вечеру, я места себе не находила. Упала на выложенный каменной плиткой пол нашего дома на ранчо и молилась — только бы с мужем все было хорошо. Молотила по этой плитке кулаками.

Джо я искала. Полиция уже перестала, а я несколько месяцев подряд каждый день выходила на поиски. Вокруг шептались, будто я тронулась умом, спятила и гоняюсь за призраком. Я не пропустила ни одного оврага, пересохшего русла, лощины, каньона, заглядывала за каждое дерево, под каждый валун — и так на тридцать миль вокруг. Но не обнаружила ни следа. Правда, я много времени проводила одна в горах, не прерывая своих поисков, и через некоторое время уже могла взобраться по склону глубокого оврага и почуять, да, именно что почуять присутствие смерти — ее усики, едва слышные запахи, особенную неподвижность. Спустя три года поисков я чувствовала смерть там, где после нее остался один лишь волосок или пятнышко высохшей крови. Ну а потом — в таких местах, где после нее ничего уже не оставалось. Вот вы попрекаете меня черствостью; что ж, когда такое узнаешь, волей-неволей зачерствеешь.

— Дело в том, что… — начал было я в свою защиту, но она перебила меня резко, с прежним металлом в голосе:

— А вы меняйте колесо да слушайте. Вот приедет шериф, с ним и поболтаете.

Я и замолчал. Открутил еще одну гайку, а старуха тем временем продолжала:

— Так бы и искала на границе, не повстречай я Дастера. За полгода до нашего знакомства у него умерла от рака жена; он бродил по округе, охотился, ловил рыбу — словом, пытался заглушить горе. Как-то он появился на моем ранчо — попросил разрешения пострелять голубей у пруда. Мы немного поговорили, а на следующий день он снова пришел пострелять и пригласил меня на ужин. Я честно рассказала ему о двух пропавших мужьях, но он воспринял это так же, как и меня саму — с какой-то легкостью и беззаботностью. Таких мужчин нечасто встретишь. Насчет себя Дастер не заблуждался, потому и меня любил такой, какая я есть, ничего себе не придумывая.

— С Дастером мы прожили двадцать один год, большей частью вот здесь. Однажды он отправился пострелять фазанов неподалеку от Линдстромов и исчез. До чего тяжко мне пришлось — словами не передать. Полиция не один месяц преследовала меня. Впрочем, я их не виню. Но что я могла сказать? Я и сама-то ничего не знала. Но твердо решила найти Дастера; когда все малость успокоились, я начала поиски. Искала целых семь лет, не пропуская ни ночи.

— Вот как, мистер Гастин, я научилась чувствовать умерших, ощущать токи земли, являющей души призванных ею, слышать присутствие смерти, разбирать ее знаки. И научилась всему этому, пока искала дорогих мне людей.

Я уже насадил запасное колесо на ось и закручивал гайки.

— Так вы нашли мужа? — спросил я.

— Мистер Гастин, уж простите за такое суровое обращение, но вам и впрямь недостает мозгов. Однако я восхищаюсь вашей отвагой.

— Так дайте мне еще одну попытку, когда перестанет идти снег. Сами-то годами учились.

— Нет, — возразила старуха, — только не здесь.

— Тогда где же? — спросил я, подтягивая последнюю гайку.

— Не знаю. Всегда можно вернуться к началу. Однако я уверена, вы понимаете, насколько это трудно, да и опасно. Верните машину туда, где вы ее взяли, — вот мой вам совет.

— Кажется, я вас не совсем понимаю, — вежливо возразил я, — однако это мне не в новинку.

Я закончил орудовать ключом и поднялся. Она тоже поднялась — дуло дробовика теперь смотрело вниз, на снег, — но внимательно наблюдала за мной, пока я укладывал простреленное колесо и инструменты в багажник, а потом обходил машину и садился за руль. Когда я захлопнул дверцу, старуха обогнула машину, зайдя с моей стороны. Шестерни завращались — легко и плавно — и тут меня вдруг осенило: я понял, что старуха охраняет в поле. Опустив окно, я сказал:

— Может, я и не заслужил права поднести дар, но мне кажется, я имею право задать вопрос: что вы охраняете здесь? Едва ли души трех рок-музыкантов…

— Я охраняю свое неведение, — ответила старуха.

Я ждал другого ответа.

— А мне казалось, неведение — моя беда.

— Ну, так вы не единственный.

— Но что же именно осталось для вас неясным? — спросил я.

Старуха чуть повернула голову, окидывая поле взглядом.

— Я уже говорила, что искала то место, где исчез Дастер, искала целых семь лет и нашла его здесь. Я была уверена. В самой середине, неподалеку от оленьего рога. Конечно, в то время никакого рога там не было. Это поле примерно в девяти милях от Линдстромов, а мы жили тогда в совсем другой стороне, однако именно здесь ощущение стало особенно сильным, ничем не замутненным. Я подумала, что, может, Дастера убили и закопали на этом самом поле.

Старуха прикрыла глаза, но тут же снова открыла их.

— По правде говоря, я очень надеялась, что он убит… Мне нужна была хоть какая-то причина его исчезновения, понимаете?..

— Понимаю, — ответил я. — Я так и подумал, что вы охраняете своего мужа. Теперь все ясно.

— Нет, не ясно, — с тоской в голосе ответила она. — В ту же ночь я стала копать и в самом деле нашла человеческий череп. Но это был череп ребенка, мистер Гастин, младенца, которому и года не исполнилось, череп оказался в земле задолго до того, как умер мой муж или ваши музыканты. Никаких других костей, только череп. Такой маленький, что помещался на ладони. Теперь вы, надеюсь, понимаете, почему я не могла позволить вам поджечь на поле машину? Есть силы, выходящие за пределы моего понимания, поэтому пришлось настаивать, чтобы вы доказали, что силы есть и у вас.

У меня было ощущение, будто моя голова засветилась под лунными лучами. Наконец я совладал с голосом:

— Вряд ли это то, что мне хотелось знать.

Миссис Дапротти наклонила обтянутую капюшоном голову к открытому окну и сухо, едва заметно улыбнулась:

— Могу сказать то же самое и про себя. Ясности это не прибавляет. Но если мы не хотим знать, почему тогда ищем?

Она снова улыбнулась, как-то по-девчоночьи, потом отошла от машины; дуло дробовика поравнялось с решеткой радиатора, напоминая мне о благоразумии.

Я задом выехал на шоссе, повернул налево и дунул с такой скоростью, с какой только позволял снег. Я летел как угорелый — что особенно странно для того, кому некуда податься. Хотя, если подумать, место такое все же было и находилось оно далеко-далеко от всего этого сумасшествия, от продавца душ и хранительницы душ, от освещенных лунным светом детских черепов и даров, которые не желали быть поднесенными. Но больше всего я хотел убежать от вечного своего неумения хоть в чем-то разобраться и от непомерного страха — а ну как окажется, что и разбираться-то не в чем…