Читаем без скачивания Адептус Астартес: Омнибус. Том II - Энди Смайли

Неотера держался гордо, несмотря на стыд, смотрел прямо вперёд и не подавал виду, что он прислушивается к шепчущим обвинениям и заявлениям, чей шелест доносился вокруг из тёмных уголков Совета Правосудия. Под лучом света его доспех сверкал подобно отполированному изумруду, поэтому магистр не мог видеть лица призрачных скрытых тенями судей. Но он знал, кем они были. Судьи не могли скрыть свои голоса от Неотеры и не пытались. Это было судом чести, и предназначением тьмы было спрятать судей от его позора, а не скрыть от Неотеры их личности. Неважно, кем были судьи — важнее то, кем был Неотера, и что он совершил.

На великом магистре Воинов-Богомолов не было оков: никто не боялся, что он попытается сбежать от своей судьбы. Под рукой Неотера держал шлем, поэтому длинные чёрные волосы свободно ниспадали по спине. На шее можно было разглядеть протянувшиеся щупальца замысловатых татуировок, а под ярким светом бледно-голубые глаза мерцали зеленовато-синим. На другом его боку висел ”Метасомата”, чтимый и элегантно изогнутый клинок, который в ”Сферах Религиоса” прославляли как ”Яд Тамулуса”. Казалось, что он блистает контролем и ограничениями на крошечном расстоянии от руки хозяина. Среди легенд Легиона Богомолов лишь хроника Мэтра ”Основание Мантидэ” соперничала с величием ”Очищения Мордрианы”, в которой Неотере приписывалась единоличная чистка захваченных джунглей родного мира по дисциплине Старого Пути: без доспеха, лишь с висящим на спине клинком и решимостью в сердце.

Магистр был хорошо знаком членам Совета Правосудия, которые знали его как космодесантника безупречной чести. Никто не боялся его смертоносного оружия или прославленных навыков боя клинками. Многие сражались вместе с ним в прошлых войнах, и больше одного судьи задолжало ему жизнь. Встроенные в стены как предосторожность против преступников, насильников или безумцев автопушки были отключены. И всё же великий Неотера стоял перед судьями как заключённый. Он видели, как стойкий и непоколебимый магистр смотрит прямо вперёд, не оскорбляя судей взглядом на них в ожидании кары по обвинениям в измене и мятеже. Неотера ждал, уже решив умереть по их слову, принять свой позор перед самим Императором и очистить грехи своих боевых братьев в пламени костра. Никто другой не пострадает за его преступления.

— Магистр Неотера, тебе нечего сказать?

Ты ничего не скажешь?

Безличные голоса из теней были непреклонными, но Неотера ощущал в них сочувствие. Он знал, что многие из совета хотели понять, что он совершил. Они хотели, чтобы он объяснил, словно это было возможно или полезно. Среди судей были те, кто некогда звал Неотеру братом и последовал бы за ним в глубины самого Маэльстрома, чтобы принести праведную ярость Императора в сердце Хаоса. Они видели, как ”Метасомата” прорубает ядовитый свет во тьме потерянных миров на окраинах Маэльстрома. Они хотели верить, что у падения магистра были причины, что Неотера потерял себя из-за неодолимого колдовства и больше не был тем же космодесантником. Желали найти нечто в объяснениях Неотеры, часть истории магистра, которую можно сохранить в архивах или личных записях. Но за сочувствием крылся испуг, страх, что таких объяснений не будет, и что остальные могут быть вынуждены сделать такой ж выбор, который совершил Неотера. Страх, что на самом деле в магистре не было ничего неправильного, а на его месте мог оказаться любой из них.

Страх вызывал отторжение. А отторжение приносило гнев в слова остальных.

— Ты издеваешься над советом, Воин-Богомол?

Ты считаешь нас недостойным даже своих слов?

— Ты презираешь нас даже сейчас?

Вокруг кружились мысли и голоса, которые бросали вызов гордости Неотеры и подталкивали его нарушить безмолвие и попытаться спорить. Психические вопросы касались его разума, принося головокружение и тошноту. Душа Неотеры вопила от гнева и ужаса, требовала, чтобы он ответил на оскорбления обвинителей, но одновременно умоляла их перестать задавать вопросы и просто вынести приговор. Неотере было нечего им сказать. Ведь слова не могли изменить ничего.

Безмолвный великий магистр не хотел оскорбить почтенный призрачный совет и не вступал в словесную перепалку. Каждый мог увидеть его преступления, и Неотера ничего не отрицал. Он не станет вредить боевым братьям или чести Воинов-Богомолов, вступая в дешёвое состязание извинениями и объяснениями. Неотера — Адептус Астартес, один из избранных служителей Императора, которые не играют в грязные словесные игры сервиторов, арбитров или инквизиторов. История строго оценит его безмолвие, но никто не мог судить магистра суровей, чем он сам. История не заботила его ни на йоту. А для себя Неотера оставил все надежды на спасение — он сделал шаги по пути без возврата и не станет позориться, бессмысленно цепляясь за жалкие последние миражи избавления. Он смирился со своим проклятием, и поэтому не испытывал ужаса перед приговором достопочтимого совета. После начала падения остаются лишь меч и пламя.

— Магистр-Богомол, ты должен помочь нам понять.

Твои преступления слишком ужасны для нашего понимания.

— Если ты не скажешь ничего, то мы не сможем предложить тебе пощады.

Неотера, ты ничего не скажешь? Не станешь нам помогать?

Последовала долгая тяжёлая тишина, когда судьи ждали без надежды услышать ответ. Слушание продолжалось уже три дня, и Воин-Богомол до сих пор не говорил ничего после того, как подтвердил своё имя и звание, когда его привели на совет. Он даже не воспользовался правом узнать, кого он встретит, из каких великих орденов на Совет Правосудия прибыли магистры и великие библиарии. Целых три дня магистр был не подвижен, не моргал и не шевелил пальцами, и тонкий налёт пыли осел на широкие изумрудные наплечники церемониального доспеха. Неотера был статуей, иконой безупречного решительного воина. И всё же он предстал перед карающим судом, который не созывали бессчётные столетия, и стоял без защиты против обвинений и надежды на освобождение. Неотера был виновен.

Последние три дня разум магистра постепенно замыкался в себе. В мыслях раскручивался по спирали вопрос, но не тот, который бросали магистру судьи.

Как до этого дошло?

Вопрос стал манией Неотеры, словно вплёлся в саму ткань его бытия. Магистр был уверен. Был прав. И при этом как до этого дошло? Не в первый раз за свою долгую и жестокую жизнь Неотера увидел в своей душе потенциал принятия фанатичной целеустремлённости и набожности Богомольцев. Он чувствовал, как легко было бы отпустить последние рудиментарные останки самосознания, которого он был недостоин, и утраитть волю в ослепительном сиянии грозного величия Императора. Религиоса жили, как заблудшие и спасённые, поскольку в них не было чувства собственных нужд, а лишь чистая преданность Имперской Воле.

Лишь недавно неустрашимый и праведный капитан 2-ой роты Мэтр обнаружил возможный источник этой склонности некоторых Воинов-Богомолов и выдвинул гипотезу, что она связана с уникально изменёнными нейротоксичными функциями имплантата геносемени ордена. Однако, вместо того, чтобы видеть в этом проклятие, которое обрекало жертв на жизнь фанатично набожных Богомольцев, Мэтр доказывал, что это награда правоверным. Повышенная концентрация и суженое восприятие пространства и времени заостряли рефлексы космодесантника до беспрецедентной степени, что иногда даже производило впечатление слабого предвидения. В последние годы войны Мэтр просил у Неотеры разрешения организовать специальное подразделение космодесантников, которые будут способны использовать благословенное проклятие, и утверждал, что это может поколебать равновесие в казавшихся бесконечными сражениях со Звёздными Фантомами и Новадесантниками. Капитан собирался назвать их Молящимися Мантидэ, но военные нужды растянули ресурсы до предела — а затем сломали их столь впечатляющим образом — и Неотера не мог выделить космодесантников, которые были нужны Мэтру.

Магистру хотелось закрыть глаза и плыть среди печали и сожаления. [i]Как до этого дошло?

Соблазн покориться свету стал почти невыносим. Неотера ощущал это раньше, и это чувство помогало ему в ситуациях ещё смертоносней, чем сейчас. На короткое и кошмарное мгновение Неотера задумался, хватило бы опускавшейся боевой дымки для того, чтобы обрушить ”Яд Тамулуса” на тех, кто вершил ложное судилище. Судей было лишь двенадцать — бывало и хуже. Возможно, что именно они согрешили против Императора? Возможно, что магистр всё-таки был прав — праведным долгом было зарезать еретиков и лицемеров, которые осмелились его судить.

Но удар сердца спустя ужасный стыд ещё тяжелее надавил на перегруженную душу. Неотера знал, что он был неправ, что война против Империума была ошибкой, что его подвели собственные суждения, а его неудача навлекла проклятие на боевых братьев. Именно Неотера, и он один, примет на себя ярость, агонию и стыд. Цепляясь за хрупкую надежду, что он был прав, а сам Империум Человечества ошибался, Неотера лишь отягощал свои преступления вопиющим высокомерием. Магистр не мог даже допустить себе в голову такую мысль — это противоречило самим опорам его естества.