Читаем без скачивания Грузовой лифт - Марга Клод
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Алло? – (Это голос Ламбера.) – Будьте очень внимательны и отмечайте, пожалуйста, все, что увидите. Для облегчения задачи вот вам несколько сведений: сейчас мы находимся у Банье – соседей, которые сегодня отмечают помолвку своей младшей дочери и сына одного вольноградского ремесленника… Чтобы приблизить изображение, осторожно поверните первое из двух колец, опоясывающих вашу трубку. Второе служит для противоположной операции. Если вы правильно отрегулируете прибор, то сможете увидеть даже зрачки любого из гостей, собравшихся за этим столом.
Тощий малый, сидящий напротив нас в самой глубине комнаты, – это сам Банье. Бедняга разместился здесь не просто ради соблюдения протокола, как вы могли бы подумать, а потому что на четырех этажерках, высящихся за его спиной, расставлено около сотни маленьких стеклянных гондол, привезенных из Италии. Невысокая женщина с редкими волосами, сидящая на лощеной подушке (взгляните, как она раскачивается на своем сиденье), – это мадам Банье. Вы найдете массу полезных сведений о ней на полоске под номером 8735-h моего личного реестра. Что касается двух других, сбоку, это, как вы догадываетесь, будущие свекор и свекровь. Наконец, посмотрите налево: поодаль от других белокурый молодой человек обнимает у окна молодую девушку. Это жених и невеста. Теперь прокомментируйте сцену, обоснуйте ваши операции и наблюдения. Я вас слушаю.
– В эту самую минуту…
– Погодите. В реестре, соответствующем нашим наблюдениям, мы располагаем двумя возможностями. Первая – комментировать события по мере их развития. Вторая – предвосхищать их. Выбирая одну, вы ускоряете ход вещей, а выбирая другую, произвольно замедляете его, что в нынешнем случае мне кажется предпочтительнее. Поэтому говорите лучше: «Как всегда».
– Как всегда, мы присутствуем на завершении семейной трапезы…
– Так-то лучше звучит.
– Бокалы осушены, тарелки собраны. Господин Банье сообщает присутствующим, что хотел бы спеть. Пожилые проявляют внимание, молодежь – нетерпение. После первого куплета песня заканчивается…
– Скажите: «Обрывается. Ворон!»
– Простите?
– Я велел вам сказать: «Ворон!»
– Ворон… – Полувсхлипом. – В огромном волнении Банье прочищает горло, жестом подзывает к себе жениха и что-то шепчет ему на ухо. Молодой человек соглашается, идет к своему отцу и передает ему слова Банье. Под столом возится стая детишек. Блондинчик в детском комбинезоне усердно намазывает маслом туфли старой дамы, чье лицо цвета газетной бумаги выражает в эту минуту…
– Как всегда…
– Как всегда, горечь и скуку. Банье хлопает в ладоши. По этому сигналу гости встают со стульев и быстро сдвигают столы к стенам. Посредине расчищенной комнаты Банье обращается к отцу жениха, который, похоже, очень удивлен. Стулья расставлены кружком. Гости размещаются, Банье раздевается до пояса, отец жениха протягивает очки своей супруге и, становясь в центр круга, улыбается Банье. Звенит…
– Пощечина, отец жениха отступает на шаг, а Банье всякий раз выкрикивает одну фразу: «Со всего размаха, это игра!»
– Спасибо. В эту минуту…
– Как…
– Всегда, руки мужчин перекрещиваются и полностью перемешиваются…
– Перерыв!
– Мадам Банье кажется довольной, дочь невесты – встревоженной. Одни голоса требуют приостановки, другие – продолжения боя. Банье получает оплеуху, на которую отвечает затрещиной. Поединок окончен. Толстый мужчина, лежащий на полу, ищет среди подступающих теней милосердную руку, что протянет ему бифокальные очки. Банье громко выкрикивает, что все будет хорошо. Кто-то включает проигрыватель, и молодежь бросается на свободное место танцевать. Под столом сговаривается вокруг мешка стайка сорванцов. Все они одновременно выпрямляются. Видны их зубы. Над танцующими разлетается пригоршня моркови, которая обрушивается на жениха и невесту, убегающих в глубь комнаты…
– Крестьянский обычай…
– С искаженным от страха лицом Банье вбегает в наше поле зрения!
– Главное – не упустите его!
– Мы замечаем у него в руках обломки гондолы. Он отчаянно смотрит в нашу сторону и бессильно разводит руками, врывается какой-то человек, обнимает его…
– Это Вейра! Быстро уходим отсюда, сейчас же в 4-ю альвеолу! Бросьте этот объектив и идите за мной!
Даже не подумав оставить мне фонарик, Ламбер уже углубляется в трубу, ведущую к выходу. Я слышу, как он скользит, подскакивая, словно огромный паук, вдоль перекладин.
– Когда меня догоните, – вопит он снизу, – поверните направо! Потом проползите тридцать метров влево и взберитесь посередине вертикально, один раз налево и вперед; три направо, поднимитесь, проползите еще пятнадцать метров, и вы у цели!
Полчаса спустя мы добираемся до 4-й альвеолы. Каким образом, спросим мы себя, когда, запыхавшись, туда прибудем, как же я сумел не заблудиться? Подобное везение действительно похоже на чудо…
– Вы все перепутали, – говорит нам Ламбер, прикованный взглядом к объективу, – но все же посмотрите. Это стоило перехода!
Ощупью найдем объектив и понаблюдаем. Стены, где мы оказываемся, увешаны старыми маятниками. На всей мебели, которую мы замечаем, звякают кучи будильников. Ламбер направляет объектив к открытой двери, в которую мы входим. Мы движемся к перегородке, а затем к зеркалу, где появляется отражение комнаты. Вейра, повернувшись спиной, считает банкноты. Изображение затуманивается. Ламбер без объяснений полуоборачивается и возвращается в комнату с маятниками. Двигаясь теперь вдоль стен и обследуя низ мебели, он, очевидно, что-то ищет. Наконец, объектив останавливается на мохнатых ушах, торчащих из буфета.
– Заметили?
– Что, эту собаку?
– Нет, это не собака, а сын Вейра. Не желаю вам столкнуться с этим зверем за поворотом трубы. Как только его ноздри защекочет запах пота редактора, он ныряет в дымоход, который вы заметите чуть дальше, а затем ползет к своей жертве. Он перемещается с быстротой мопеда, и когда вас отыщет, тотчас набрасывается. С его языка ручьем стекает слюна. Он обнимает вас, лижет и отпускает лишь ослабленным, безжизненным, обессилевшим, наполовину утонувшим и задохнувшимся. Если придете сюда один, не забывайте: при малейшем подозрительном шуме нужно вернуться в нишу, запереть за собой дверь на кремальере и подняться на чердак. Этот зверь никогда туда не приходит. На открытом пространстве он становится медлительным.
Ламбер фиксирует оптическую систему на оси, включает фонарик и, не сводя с меня сердитого взгляда, заявляет:
– Теперь, когда вы познакомились с обстановкой, вернемся обратно. Сегодня вечером мне еще придется отлучиться. Не уходите пока. Изучите мой реестр. Ваши предшественники охотно подчинялись действующим здесь правилам и никогда не жаловались. Через пару дней, если пожелаете, вы сможете получить шахтерскую каску и ключ для передвижений. Конец шестой главы.
7. Передышка
На следующее утро мы спускаемся на – 2-й уровень, а затем пролезаем в 4-ю нишу – Ламбер впереди, я сзади, как обычно.
– Всякий раз, когда меняем направление, считай коридоры, куда ты не заходишь. Некоторые их них – тупики. Если по рассеянности устремишься туда, потом тебе придется часами обдирать кожу на локтях, прежде чем отыщешь хорошую трубу. Сколько ты оставил их по эту сторону, а сколько по ту? Вдумайся и заруби себе на носу: если тебе, как всегда, советуют считать, значит, в эту самую минуту ты движешься по центральному проходу, который шире других. Стоит тебе после ложного шага пойти по нему в неверном направлении – и ты пропал. Зачем тебе поступательный метод, раз ты невнимателен? Ты пошел по трубе налево, но твой слепой мозг движется вправо. Значит, ты кружишь по вымышленной сетке. Маршрут больше не соответствует системе ходов.
Внимательно прислушивайтесь к нашему дыханию. Каждая из этих темных трахей звучит по-своему. Остерегайтесь сквозняков, бывают очень опасные. Если ветер дует в вашу сторону, вы на верном пути, но если он вас всасывает, быстро поворачивайте обратно. Внизу есть трубы, похожие на шланги большого пылесоса. Воздушной тягой вас унесет к дробилке. Повезет, если вы найдете в стене углубление и забьетесь туда, пока не утихнет буря, но если углублений нет, у вас – никакой надежды оттуда выбраться. Наклоните слегка голову, мы пришли. Видите ореол света в конце нашего пищевода? Он исходит из обнесенного стенами дворика в центре большого здания, примыкающего к тому, что занимаем мы. Над ним возвышаются десять этажей без единого окна. Мы как раз добираемся до седьмого. Теперь войдите в альвеолу. Этот цементный карман отличается от других следующим: он не закрыт и имеет вид пещеры, ведущей к большому колодцу. Сходите взглянуть, но будьте осторожны: там нет перил.
Я подползаю на четвереньках и вижу некое глазное дно; как мне объясняют, оно служило братской могилой в те времена, когда строился квартал, под которым мы кружим со вчерашнего дня.
