Читаем без скачивания Гость из пекла - Волынская Илона

– Ну что же нам было делать? – в пустоту спросила она, спланировала вниз и зажгла фонарик.

– Это… это как же? – охнула женщина, прижимая к себе спасенного малыша. Но глядела она только на мыкающегося вдоль обочины барана. – Вы ж говорили… Если удастся… Он обратно превратится? – И она устремила обвиняющий взгляд в спину неподвижно застывшей невдалеке Ирки.

– Мы говорили – может быть… – дипломатично ответила Танька. – Далеко это у него все зашло… Обратно не вернуть… – И она снова с сожалением поглядела на мечущегося по обочине барана.

– А по-моему, так даже лучше, – сонно выдохнул серебристым призраком покачивающийся между проводами здухач. – Теперь от него хоть польза будет. Заведете еще пару овечек…

– Ты что ж такое говоришь? – взвыла женщина. – Чтоб мой собственный, родной муж… И с какой-то овцой?

– Вы чем-то недовольны? – прозвучал тяжелый, как могильная плита, голос, и Ирка медленно обернулась. И снова на женщину уставились страшные звериные глаза.

Тетка слабо пискнула и попятилась назад, волоча сына за собой.

– Я… Я всем довольная… Всем! – завопила она. – Спасибочки, да спасибочки! – залепетала она, старательно кланяясь на все стороны – то Ирке, то Таньке, то плавающему в воздухе здухачу. – И что сыночка спасли… И что мужа в барана обратили тоже… Тоже! Ему и правда лучше так! И овечек я заведу! – взвизгнула тетка, безумным, неотрывным взглядом всматриваясь в лицо Ирки. – Я… Я к матери уеду! В деревню! У меня мать строгая, у нее хозяйство…

Танька поморщилась – никогда она не считала, что расти в деревне лучше, чем в городе. Но в сложившейся ситуации…

Темной тенью Ирка метнулась к женщине, и та слабо, задушенно вскрикнула, ощутив, как у нее на затылке смыкаются когти.

– В деревню – хорошо, особенно если мать строгая, – прошипела нависающая над ней черноволосая девочка, сейчас вызывающая у женщины больший ужас, чем все черти, вместе взятые. – И помни! – Когти на затылке сомкнулись еще крепче, женщина почувствовала, как за шиворот течет что-то теплое, но не посмела даже шевельнуться. – Если ребенка отдает чертям отец – мать может спасти его, отдав взамен самого отца. А если ребенка отдаст мать… Нет для него ни надежды, ни защиты, ни спасения. Никто и ничем ему не поможет! – страшный шепот сочился женщине в уши, шебуршал под черепной коробкой, морозом продирал спину. – В общем, если я узнаю, что тебе надоело возиться с пацаном и ты отдала его… – очень буднично закончила Ирка. – Я приду за тобой! – И у самого горла женщины звучно лязгнули собачьи клыки.

Тетка завизжала. Хватаясь ручонками за мать, заревел Василек.

– Иди домой, Ирка! – касаясь плеча подруги, мягко сказала Танька. – А мы Василька с мамой домой проводим, и тоже спать! Во всяком случае, я, этот-то и так сейчас дрыхнет, – усмехнулась она здухачу. – А ты иди, а то на тебе лица нет! – искоса поглядывая на торчащие из-под Иркиной верхней губы клыки и обрастающие шерстью уши, добавила Танька. – Скоро одна сплошная морда останется.

– Ладно, пойду, – жестко проведя ладонью по щекам, не стала спорить Ирка. Она бросила на тетку последний короткий взгляд, круто повернулась на каблуках и, не оглядываясь, пошла в сторону темных, погасших жилых домов.

– За что она меня так ненавидит? – услышала она за спиной плачущий голос женщины.

– За компанию! – недобро бросила в ответ Танька.

Пролог

К чертовой матери

Уходящая в темноту Ирка криво усмехнулась. Действительно, за компанию. С собственной мамой. Откуда они берутся, такие? Она даже не винила отца Василька – она просто не думала об этом существе, обратившемся в скотину гораздо раньше, чем у него и впрямь появились рога и копыта. Но мать, мать Василька! Как она могла? Смотреть, как отец лупит мальчишку, как Василек мерзнет и плачет от боли и голода, и ничего, ничего не делать! Почему ей было все равно? Спохватилась, только когда ворвавшееся в дом чудовище с рогами и крыльями уволокло ее сына – с полного согласия пьяного папаши!

А что должно случиться с самой Иркой, чтобы ее мама вспомнила о ней там, у себя, в Германии? Да хоть узнает ли она? Когда Таньки долго нет дома, в глазах у ее мамы поселяется тревога – тихая, молчаливая и неотвязная. А когда Танька возвращается, лицо ее мамы словно вспыхивает мгновенным облегчением. Танька счастливая. И Богдан тоже. А Ирка… Девчонка зло выдохнула сквозь стиснутые зубы. Мама, я привыкла жить без тебя, я научилась, но все-таки, мама…

– Мама! – откуда-то из погруженного в кромешный мрак переулка позвал тоненький детский голосок. – Мамочка! – и в темноте горько и жалобно заплакали.

Ирка остановилась. После всего случившегося – снова детский плач? Это могло быть неспроста… Это могло быть ловушкой…

– Вот черт! – раздосадованно пробормотала себе под нос Ирка и принялась озираться.

– Ой! – задушенно выдохнули в темноте. – Брат! Она нас видит! Видит!

– Молчи! Ничего она не видит! – откликнулся едва слышный шепот. – Это она так ругается!

В темноте затаились. Ирка чувствовала, как они замерли под прикрытием густых теней – неподвижные и в то же время готовые в любую секунду броситься: то ли на нее, то ли бежать. Внимательные глаза настороженно следили за ней. Даже тот, кто плакал, сейчас затих, только дышит – глубоко и нервно.

Двое. Маленькие. Боятся.

Ирка нерешительно потопталась на месте. Правильнее всего уйти. Хватит с нее на сегодня заботы о детях – если там действительно притаились дети. Ага, уйдешь, а потом саму себя обглодаешь, как косточку, – а вдруг и впрямь беда, могла помочь и не помогла. Подойти? Какая-нибудь киношная героиня и впрямь подошла бы – и получила тяжеленьким по башке в благодарность за заботу.

Не отрывая глаз от напряженно сопящей тьмы, Ирка сделала шаг назад, еще… И скрылась за углом дома.

Какое счастье, что они с ребятами отрубили свет, что темнота вокруг – хоть глаз выколи! Вот чего сейчас не хватало, так это запоздалого прохожего, оторопело наблюдающего, как, прижимаясь к стене, здоровенная черная борзая машет крыльями на уровне второго этажа. Стараясь не скрипеть когтями по кирпичу, Хортица влетела в переулок. Кажется, здесь… Она зависла в воздухе. Темнота больше не была темной – сквозь нее отчетливо проступали скорчившиеся под окнами маленькие фигурки. Теплые куртки, перчатки, смешные вязаные шапочки с козырьками… Похоже, и правда дети. Только вот запах от них… странный… неприятно знакомый.

– Ушла! – облегченно вздохнул один, продолжая вглядываться в начало переулка, где пару секунд назад стояла Ирка.

– А может, она бы нас к маме отвела? – дрожащим от страха и надежды голоском спросил второй.

Первый только скептически хмыкнул в ответ.

– Мама нас сама найдет! Обязательно, вот увидишь! – отрубил он так решительно, что сразу стало понятно – он уже ни во что не верит и ни на что не надеется. И если бы не надо было утешать младшего брата, сейчас бы сам ревел взахлеб.

Этого Хортица уже не выдержала. Она еще раз внимательно прислушалась и принюхалась. В квартирах суетятся, ругаются, в «аварийку» звонят, а на улицах точно никого – ни людей, ни нелюди. Дети и впрямь одни… Черная борзая оттолкнулась лапами от стены, кувыркнулась в воздухе… Черноволосая девочка приземлилась перед малышами.

– Ой! – пискнули оба, вжимаясь лопатками в промерзшую стену.

Из-под задравшихся козырьков вязаных шапок на Ирку смотрели… маленькие красные глазки над поросячьими пятачками на покрытых черной шерсткой мордочках.

«А под шапками наверняка рожки!» – сообразила Ирка. Вот почему запах знакомый. Еще бы не знакомый!

– Чертенята! – невольно выдохнула она.

– Ой! – снова пискнула парочка. Младший скорчился еще сильнее, зато старший вскочил и шагнул вперед, закрывая собой брата.

– Иди мимо, человек! – с решимостью отчаяния крикнул он. – Ты нас вообще видеть не можешь!

– Ну вижу же… – с кривой усмешкой процедила Хортица.

Чертенята, чтоб их папа-черт побрал! Самые настоящие! Младшему примерно лет пять, старшему – семь… Ухоженные, хорошо одетые, здоровенькие… А значит… Семь и пять лет назад где-то из человеческих семей исчезли младенцы, а на их место в колыбельки легли вот эти – подменыши! Тогда – больные, едва живые! И человеческие родители возились с ними, кормили, выхаживали, лечили… любили, думая, что это их собственные дети! А через два года лишились, когда их чертовы родители вернули выхоженных человеческой любовью чертенят домой! А люди искали пропавших детей, метались, плакали… не зная, что их настоящие дети пропали уже давно.