Читаем без скачивания Дом на берегу - Дафна дю Морье

— Отлично. За неделю можно много успеть. Сейчас мне пора идти. Позвоню тебе завтра в это же время. До свидания.

Он повесил трубку. Я же остался сидеть с трубкой в руке, в голове крутились сотни вопросов, которые я не успел задать. Так ни о чем толком и не договорились. Черт бы побрал эту манеру Магнуса. Он даже не сказал, какие могут быть отрицательные последствия этого зелья — смеси синтетического грибка и клеток головного мозга обезьяны, всей этой мерзости, которую он хранит в своих пузырьках. А вдруг у меня опять начнется рвота или головокружение. Или я неожиданно ослепну, или сойду с ума, а может быть, и то и другое. Пошел-ка он к черту со своим дурацким экспериментом…

Я решил, что надо подняться и принять ванну. Наверняка мне станет легче, когда я сброшу с себя потную рубашку, рваные брюки, вообще все, и полежу в теплой воде с каким-нибудь приятным шампунем. Надо заметить, что Магнус отличался весьма изысканным вкусом. Вита, несомненно, оценит спальню, которую он нам предоставил, — между прочим, свою собственную спальню, с ванной, гардеробной и потрясающим видом, открывающимся из окон прямо на залив.

Я залез в ванну, наполненную до краев, и стал вспоминать наш последний разговор в Лондоне, когда он предложил мне участвовать в этом сомнительном опыте. Сначала он просто сказал, что если я хочу куда-нибудь поехать с мальчиками на время школьных каникул, то его дом в Килмарте в моем полном распоряжении. Я позвонил Вите в Нью-Йорк, уговаривая ее принять это предложение. Вита отнеслась к этой затее без особого восторга. Как и многие американки, она тепличное растение и предпочитает отдых под средиземноморским солнцем — и обязательно, чтоб казино было под боком. У нее было немало аргументов против: в Корнуолле постоянно льет дождь, и кто знает, тепло ли в доме, и как и где мы будем питаться. Я успокоил ее по всем пунктам и даже пообещал, что по хозяйству ей будет помогать женщина из соседней деревни, которая приходит по утрам убирать дом. Наконец мне удалось ее убедить. Главным доводом в пользу положительного решения, как я думаю, оказалась посудомоечная машина и огромный холодильник, о которых я упомянул, описывая новую кухню. Когда я рассказал обо всем Магнусу, он чрезвычайно веселился.

— Женаты каких-то три года, — сказал он, — а посудомоечная машина значит для вашей супружеской жизни больше, чем двуспальная кровать, которую я по широте душевной вам предоставляю. Ой, боюсь, недолго она протянет, я имею в виду, конечно, вашу супружескую жизнь, а не свою кровать.

Я коснулся весьма щекотливой темы — моего брака, который после первых восторженных и страстных двенадцати месяцев вошел в стадию некоторого кризиса. Но трудности возникли главным образом из-за того, что Вита желала, чтобы я переехал в Штаты, мне же не хотелось уезжать из Англии. В общем-то, Магнуса мало трогали и мой брак, и моя будущая работа, и он перевел разговор на свой дом — как он его перестроил после смерти родителей. Когда мы учились в Кембридже, я несколько раз бывал там, и вот теперь он рассказывал, что переделал старую прачечную в полуподвальном помещении в лабораторию, — так, для собственного удовольствия, — чтобы иметь возможность на досуге заниматься экспериментами, которые никак не связаны с его основной работой в Лондоне.

К последней нашей встрече он хорошо подготовился, приправив все прекрасным ужином. Я, как всегда, уже был полностью под властью его обаяния, когда он неожиданно сказал:

— Кажется, одна часть моих исследований завершилась успехом: я получил путем соединения растительного и химического элементов наркотический препарат, который оказывает совершенно необычное воздействие на мозг.

Он сказал это как бы между прочим — он всегда так делал, когда говорил о чем-то для него важном.

— Я думал, что все так называемые сильные наркотики оказывают подобное воздействие, — сказал я. — Те, кто принимает, например, такие наркотики, как маскалин, ЛСД и тому подобное, переносятся в некий фантастический мир, где растут экзотические цветы, и им представляется, что они в раю.

Он подлил мне коньяка.

— В том мире, куда попал я, не было ничего фантастического, — сказал он. — Это был самый реальный мир.

Мне стало любопытно. При его эгоцентризме мир вне его должен был обладать чем-то необыкновенным, чтобы привлечь его внимание.

— И что же это за мир? — спросил я.

— Мир прошлого, — ответил он.

Помню, что при этих словах я рассмеялся и поднял рюмку с коньяком:

— Ты имеешь в виду свои прошлые грехи? Проступки беспутной юности?

— Нет, нет, — он с досадой покачал головой. — Ко мне лично это не имело никакого отношения. Я был только наблюдателем. Дело в том… — Он замолчал и пожал плечами. — Нет, я не буду рассказывать, что я там видел, а то испорчу тебе весь эксперимент.

— Испортишь эксперимент? Мне?

— Да, я хочу, чтобы и ты испытал этот препарат. Мне нужно проверить, окажет ли он на тебя такое же воздействие.

Я отрицательно покачал головой.

— Нет, — сказал я ему. — Мы уже не в Кембридже. Двадцать лет назад я, возможно, и проглотил бы какое-нибудь твое зелье с риском для жизни. Но теперь — ни за что.

— Никто не просит тебя рисковать жизнью, — сказал он нетерпеливо. — Все, что нужно, — это чтобы ты потратил минут двадцать, ну от силы час, когда тебе абсолютно нечего будет делать, и пока не приехала Вита с детьми, испытал бы препарат. Имей в виду, что, возможно, он совершит полный переворот в нашем представлении о времени.

Вне всякого сомнения, он говорил совершенно серьезно. Передо мной сидел не тот легкомысленный Магнус, которого я знал в Кембридже, а профессор биофизики, известный специалист в своей области. И хотя я плохо понимал, чем же он занимается, мне было совершенно ясно: если Магнус говорит, что создал какой-то удивительный препарат, пусть даже он заблуждается относительно его научной ценности, значит, он искренне в это верит.

— Но почему я? Почему не испытать его на ком-нибудь из твоих учеников в Лондонском университете в лабораторных условиях?

— Потому что еще не время, — сказал он, — я не собираюсь пока никому об этом рассказывать, даже своим ученикам, если тебе так нравится их называть. Ты единственный, кому известно, что я веду поиск в этом направлении, хотя он никак не связан с моей основной работой. Препарат был получен случайно, и мне еще многое надо выяснить, прежде чем я буду хоть как-то уверен, что у него есть перспективы. Я планирую серьезно этим заняться в сентябре в Килмарте. А пока — ты же будешь какое-то время один в доме — мог бы хоть раз испытать его и рассказать мне о своих впечатлениях. Возможно, я ошибаюсь. И препарат вовсе на тебя не подействует, разве только конечности ненадолго онемеют, да мозги начнут соображать быстрее.