Читаем без скачивания Лизаветина загадка (сборник) - Сергей и Дина Волсини

Чувствуя, что добром это не кончится, я решил отстраниться от всей этой истории – нашел себе новое рабочее место и перестроил режим дня так, чтобы встречаться со всеми только по случаю. Стал подниматься на час раньше, окунался в море, пока на пляже никого еще не было – часом раньше или позже, вода все равно была ледяная, – шел на завтрак, и когда остальные подтягивались к столу, я уже покидал ресторан. С полчаса я лежал на пляже, греясь на нежном утреннем солнце и крутя в голове сцены, над которыми собирался работать сегодня, а потом шел в холл, укрывался за столом и писал до самого обеда. Посиделки на веранде я тоже отменил, кое-как извинившись перед Луиджи. Вместо этого я отправлялся в номер и позволял себе часок поспать. Зато когда жара спадала, я возвращался за стол и брался за текст с новыми силами. Два дня в таком режиме, и результаты не заставили себя ждать: мне удалось неплохо продвинуться. Я был доволен собой и особенно счастлив тем, что сумел не втягиваться в чужие семейные дела. Выкинув из головы всякие мысли, я целыми днями писал, писал.

На третий день, когда я как обычно сидел за столом и ваял свой роман, вдруг появился Луиджи. Он был один, без Розочки, молча подошел к столу и упал в кресло напротив. Выглядел он не ахти. Лицо серее серого, волосы примяты, глаза горят. Я подумал, что он не только не завтракал, но, похоже, и не спал этой ночью.

– Я больше так не могу, – он прижался затылком к спинке кресла и закрыл глаза, как будто его одолевала головная боль.

Не зная пока, что именно он имеет в виду, я молчал.

– Ты же все знаешь, да? Ну конечно, знаешь. Поэтому и перестал общаться со мной… – Я открыл рот, чтобы ответить, но он жестом попросил не перебивать. – Мне надо рассказать тебе все, выслушай, прошу тебя. Кажется, я совершил огромную ошибку. Которую теперь не знаю, как исправить…

Он оторвал голову от кресла, подался вперед, нервно сжал руки, хрустнул костяшками, вздохнул и посмотрел мне прямо в глаза.

– У кого молоденькая жена, тот меня поймет. Ты же знаешь, мне пятьдесят три. Жена моложе меня на двадцать два года… Многие мои друзья отговаривали меня от женитьбы, но я был уверен в себе. У нас с ней действительно все было хорошо. Мы понимали друг друга, я был уверен в ней как в себе самом. Родилась Розалинда. И потом все поменялось, все пошло не так…

Я понял, что в эти дни он обдумывал свою жизнь и проговаривал про себя эти слова, наверно, тысячу раз. Он рассказал, что не мог найти причины, по которой отношения с женой испортились. Она стала раздражительной и грустной, закрывалась в своей комнате и плакала дни напролет. И видеть не желала ребенка. Он нашел няню, возил жену к морю, отправлял на шопинг, ничего не помогало. Они ходили к психологу, к одному, другому, толку не было. Теперь он уже и не помнил, откуда возникла идея попробовать свободные отношения, то ли от кого-то из специалистов, то ли от одной из ее подруг, но они зацепились за нее как за спасательный круг. Жене эта мысль пришлась по душе, впервые за долгое время в глазах у нее появилась улыбка, и он был готов согласиться на что угодно, лишь бы ей стало лучше. Она объясняла все разницей в возрасте, мол, у нее должен быть свой круг друзей и свои развлечения, походы в клуб и танцы до утра. И хотя он так не думал, но принял ее точку зрения. Она настаивала на том, что они оба должны начать общение с другими партнерами, иначе это будет выглядеть как адюльтер. Пришлось согласиться и на это.

– Только не подумай, что я все это затеял, чтобы развязать себе руки, нет! – с итальянской горячностью объяснял он мне, и я ему верил.

Он дал жене сходить на пару свиданий. Не сказать, что ему легко это далось – все два часа, что ее не было дома, он места себе не находил. Но со свиданий она возвращалась веселой и оживленной, почти как раньше, они снова ужинали вместе, играли с ребенком и на один вечер становились похожи на нормальную семью. Пришлось пойти на свидание и ему. Она сама, через интернет, нашла кандидатуру и договорилась о встрече. Я так и видел, как Луиджи, солидный человек, женатый вторым браком на молоденькой женщине и уверенный, что это навсегда, отправился на свидание с какой-то девицей, сам не понимая зачем, и был вынужден есть, пить и вести разговоры о проблемах чужой, незнакомой ему и неинтересной жизни. Ничего кроме усталости эта встреча не принесла. К тому же, весь вечер он боялся, что встретит знакомых, Верона город большой, но всякое могло случиться. Дома он сказал жене, что больше на такое не согласится.

– Зачем? Зачем мне это надо? Ради чего? – вопрошал он, сложив пальцы обеих рук в характерном итальянском жесте.

До приезда сюда они много об этом говорили – теперь мне было понятно, почему в тот вечер за ужином они в один голос утверждали, что у них нет секретов друг от друга – но поездка все изменила. Познакомившись с Николя, она решила, что он и есть тот, кто ей нужен. С ним она собиралась, что называется, пойти до конца. Это стало навязчивой мыслью. Он пытался переубедить ее, взывал к совести – как-никак он был здесь с женой; она слышать ничего не хотела. Дескать, еще в дома, в Вероне, они обо всем условились, так что пути назад нет. В конечном итоге, говорила она, это делается не ради нее одной, а для их общего семейного блага. После долгих споров она взяла таки с него слово, что он не станет ей препятствовать. Однако сдержать обещание оказалось куда труднее. Если в Вероне она просто уходила на час-два и возвращалась, то здесь все разворачивалось у него на глазах, и это испытание было ему не под силу. Видеть, как жена улыбается другому мужчине, кокетничает с ним, он не мог. Даже когда они оставались наедине, она говорила о нем, а если не говорила – думала, во всяком случае, так ему казалось. Они начали ссориться. Чем сильнее она отдавалась своему увлечению, тем хуже становилось ему. Она делала вид, что не понимает, что с ним. Он возненавидел Николя всем своим существом. Не раз, и не два за последние дни ему приходилось сдерживаться, чтобы не ударить его. По ночам он не мог спать, все представлял, как возьмет Николя за грудки и будет колотить его изо всех сил головой об стену – и сам пугался своих мыслей. Он всерьез опасался, что в один прекрасный день не сможет себя остановить.

– Черт бы его побрал, этого Николя! – в сердцах восклицал он, рассказывая мне о своих ночных кошмарах. – Видеть его не могу… Когда я соглашался на все это, я думал, она сходит на пару свиданий и успокоится. Поймет, что со мной ей лучше. И все снова станет так, как было до свадьбы. Я же не знал, что все это будет вот так… Разве это можно вытерпеть?

Он рассказал, что умолял ее уехать, но она отказывалась и предлагала ехать без нее, раз уж ему здесь невмоготу. Иногда он был готов и на это. И даже узнавал на счет билетов. Но потом все-таки оставался – боялся, что если уедет и будет думать о том, что здесь происходит, то сойдет с ума. Да и с ней потом вряд ли сможет жить как прежде.

Сказать, что я был удивлен тем, что услышал, – ничего не сказать. Но несмотря на неожиданное признание, я хорошо понимал Луиджи, и даже его неприглядные мысли в отношении Николя я тоже разделял. И правда, была в Николя какая-то расхлябанность, из-за которой его так и хотелось иногда огреть по башке, чтобы заставить очнуться, прийти в себя. Его глуповатая физиономия, вечная улыбка до ушей, чрезмерная болтливость – все это можно было сносить до тех пор, пока не случилась трагедия, а глядя сейчас на моего итальянского друга, иного слова мне в голову не приходило: он производил впечатление человека, которого постигла настоящая беда.

Он не сказал мне об этом, но я догадался, что последние два дня подкосили его еще и тем, что он лишился нашего с ним общения. Меня можно было понять, но ему от этого не легче – он, итальянец, и в мирное время плохо справлялся с одиночеством, а в одну минуту остаться без жены и без единственного друга было для него совсем нестерпимо. Когда мы закончили разговор, он поднялся с кресла и спросил:

– Ты пойдешь обедать?

И хотя он постарался придать голосу самое обычное выражение, я почувствовал, что в действительности он спрашивал меня, будем ли мы и дальше дружить – ходить на прогулки, сидеть на веранде и, главное, разговаривать.

– Ну разумеется, – ответил я и невольно тоже вскочил на ноги. Мы обнялись.

– Тогда в два?

– В два.

Я сочувствовал ему всем сердцем и не мог помочь ничем, кроме как возобновлением нашей дружбы.

Вечером того же дня наша компания разделилась на два лагеря. Случилось это из-за ссоры между Луиджи и Николя; выйдя к ужину, я застал ее финальный аккорд. А началось все с того, что Николя – вот ведь дурень – сделал комплимент Анастасии, из-за чего Кармен тут же устроила ему сцену. Между ними троими завязалась перебранка, и когда Николя, желая оправдаться, очередной раз сказал что-то на счет Анастасии и коснулся ее руки, на него кинулся Луиджи, который до сих пор стоял поодаль, но теперь не выдержал и взорвался.