Читаем без скачивания Дочери богини Воды (СИ) - Шурухина Мария

Тетка Роуз одарила Гведолин суровым мрачным взглядом. Повезло, могла бы и розги взять, к примеру.

— Быстро же ты повзрослела, малявка, — резким визглявым голосом начала она свою проповедь. — Парень-то какой… из другого района, видать, побогаче. А ты смотри, не притащи в подоле. Тут своим-то развернуться негде. Набрала?

— Что? — Гведолин словно очнулась от оцепенения.

— Совсем, девка, голову потеряла? Цветы свои, говорю, набрала?

За цветами надзирательница ее сама и отправила. Узнала все-таки, что Гведолин потихоньку, втайне от начальства лечила нищих обитателей работного дома.

На самом деле, тетке Роуз не было никакого дела до Гведолин, равно как и до количества умерших во вверенном ей злачном заведении. Но имперский наместник, совсем недавно назначенный на пост, посулил выплачивать дополнительное пособие работным домам, приютам и тюрьмам, смертность в которых за сезон эпидемий не будет превышать десяти процентов. По подсчетам тетки Роуз, за грядущий сезон от лихорадки, чахотки, золотухи и грудной жабы в работном доме не должно умереть более двух человек. Обычно умирало по восемь-десять. Места не пустовали — тут же находились новые работники и жильцы, не желавшие больше спать под забором и питаться впроголодь.

— Набрала.

— Так чего стоишь? До твоей смены свеча и огарок. Пользуйся, пока я добрая.

Не раздумывая, Гведолин поклонилась и нырнула в кухню. У нее есть время для

того, чтобы разложить цветы для сушки и еще отдохнуть останется. Вот так удача!

Сначала она осмотрела сушилку для рыбы. Сушилка состояла из железной решетки на подпорках, которую ставили над тлеющими углями. Но нет, для цветов она оказалась непригодна — слишком большое расстояние между прутьями. Конечно, можно было бы засушить обычным способом, разложив цветы на вощеной бумаге и убрав в сухое темное место. Только темных мест в доме было предостаточно, а сухих слишком мало. Для себя Гведолин часто сушила травы, но понемногу, маленькими пучками. А для такого количества цветов, какое ее заставила собрать тетка Роуз, готовясь к предстоящей зиме и эпидемии, нужно было много места и уверенность, что цветы не смахнут по незнанию в мусор.

В работном доме было сыро, воняло тиной и еще Вода Пречистая знает чем. В сыром же месте цветы могли загнить или того хуже — покрыться плесенью. В этом случае их оставалось бы только выбросить. Такие нельзя ни заваривать, ни использовать для лечения — вреда больше, чем пользы.

Значит, остается печь. Гведолин потянула на себя заслонку, заглянула внутрь — там еще тлели угли от утренней растопки. Подходящая температура для сушки. Осталось придумать только, на чем разложить цветы.

Противень для выпечки хлеба не годился — он был жирный и закопченный.

Гведолин поискала еще, перерыла всю кухню. Обычно на кухне дежурит толстая Мэг, но сейчас у нее перерыв до обеда, а значит, на Гведолин никто не раскричится, что она сует нос туда, куда не следует.

Когда она уже почти отчаялась, ей вспомнился Терри, ответивший «до встречи» вместо «прощай». Что бы это значило?

Вот Терри бы точно сообразил, что делать. От него исходила какая-то необъяснимая сила, энергия, жажда деятельности. Что он сказал ей перед уходом? Кажется, что-то про то, что выход есть всегда и нужно только суметь его отыскать.

И Гведолин поищет. Очень хорошо поищет.

Она снова обшарила всю кухню, перерыла чулан. Поспрашивала у других обитателей работного дома — больных либо беременных, потому что прочие трудились с раннего утра и до позднего вечера. И так каждый день, за исключением редких выходных, приходящихся на Праздник Воды или каждое третье воскресенье месяца.

Снова ничего не нашла. Вспомнила, что в их насквозь продуваемом всеми сквозняками доме есть еще и чердак.

Взяв на кухне тусклую лампу с вечно шкваркающим маслом, то и дело грозящим потушить фитиль, она поднялась по кривоватым уходящим вверх, ступеням.

О чердаке ходили легенды. Вернее не легенды даже — страшные истории. Девочки рассказывали их друг дружке на ночь, тайком, боясь не успеть до прихода надзирательницы. Если она застанет их за разговорами и перешептываниями, назавтра всем нарушителям порядка грозит работа сверх нормы. Девочки трусили, но все равно придумывали и рассказывали истории, трясясь холодными зимними ночами под тоненькими одеялами.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Гведолин тоже тряслась. И тоже слушала.

Девочки выросли, а страхи остались.

Гведолин все также боялась чердака. Несмотря на отупляющую каждодневную работу. Несмотря на то, что она повзрослела и давно поняла, кого необходимо боятся. Но чердак не поддавался никакому голосу разума. Там жили привидения и черные мохнатые пауки-убийцы. Дух умершей прядильщицы, по ночам испускавший тяжкие стоны. Волшебный сундук, стирающий память всем, кто того пожелает. Там жили феи, питающиеся мечтами и надеждами маленьких девочек. Там жили все возможные чудовища и страхи, воплощаемые неуемной девичьей фантазией.

Но сегодня был особенный день. Сегодня она встретила парня, который сказал, что выход есть всегда. Мысли о Терри, что бы он сделал и как бы поступил на ее месте не выходили у Гведолин из головы. И она шла на чердак, неся в руке чадящую и исправно воняющую прогорклым маслом лампу.

***

Гведолин постояла еще немного, вдыхая благоухание липового меда, смешанного с молоком и корицей.

Легко закинула мешок обратно за спину и бесшумно стала подниматься по скрипучей лестнице, ведущей на третий этаж усадьбы, думая по дороге, что зря отчитала мальчишку. Старая? Старуха, значит. А ведь ей уже почти шестьдесят. Старуха и есть.

Глава 3. В доме у целительницы

Очнулась Роанна оттого, что яркий солнечный свет пробивался из-за незанавешенного окна, заливая комнату приятным теплом. Сейчас она встанет, натаскает воду из колодца, растопит печь, замесит тесто, приготовит кашу на двоих так, чтобы еще на вечер хватило. Затем пойдет в огород полоть сорняки и… И тут она вспомнила, что случилось вчера. Поднялась, подвигала затекшими плечами, с трудом разогнула спину — оказывается, она так и заснула на столе, уронив голову на скрещенные руки.

От приятного солнечного пробуждения не осталось и следа.

Вся тяжесть вчерашнего вечера навалилась душным кошмаром. Роанна моргнула, повернула голову, посмотрела на кровать Льена, надеясь на то, что вчерашние приключения ей просто приснились.

Варг никуда не делся, всем своим видом заставляя поверить в реальность происходящего. Вначале даже Роанна подумала, что он… но нет, дышит, правда слабо и сквозь сведенные судорогой челюсти. Она подошла, проверила пульс, пощупала, нет ли жара, поправила одеяло. Спит, просто спит. Слишком много макового молока, но ничего, сон — лучшее лекарство.

Льен тоже спал прямо на полу, свернувшись калачиком и подложив под голову Роаннин плащ.

Да уж, заварили они кашу. А все из-за Варга, упрямого и вредного мальчишки, которого, поди, уже давно ищут. Судя по солнцу, время движется к полудню. Хороши же они спать! А раз ищут, найдут быстро. Домов в деревне мало, а следов возле елки достаточно.

И надо бы встать, размять затекшие мышцы, привести себя в порядок, разбудить Льена.

Не успела. Снаружи раздались голоса, в дверь гулко застучали. Потом забарабанили изо всей силы.

Кинувшись открывать, Роанна мимоходом глянула в небольшое зеркало: растрепанная коса, лицо, отекшее от лежания на столе, платье, в бурых разводах крови. Она попыталась наскоро пригладить волосы, расправить помятую одежду. Бесполезно.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Когда она открыла, пожилой мужчина немного оторопел, не сразу нашелся, что сказать.

— Варга не видела? — буркнул он, наконец. Ни тебе «здрасте», ни вежливого обращения, даже по имени ее не назвал. Дед Илмей вообще отличался отменной сварливостью.

— Варг… он… здесь, — Роанна мучительно пыталась подобрать нужные слова, но получалось плохо. Наконец, собравшись с мыслями, она решительно тряхнула растрепанной косой: — Вчера вечером я нашла его недалеко от дома. Варг попал в капкан. Сломал ногу. Мы с Льеном принесли, перевязали. Сейчас… сейчас ему уже лучше.