Читаем без скачивания Человек в чужой форме - Валерий Георгиевич Шарапов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 7
Они вышли на кухню.
— Прошу вас, — Кузнецов указал на стул, придвинутый к роскошному дубовому столу.
«Накрыто на троих. Самовар, чайные приборы — чашки, блюдечки, варенье, две рюмки, фужер, полбутылки шампанского. Любопытно. Что, товарищи военстроители шампанское из рюмочек потребляют?»
Полковник, отодвигая стул для себя, чем-то звякнул, и, рыча, прокатилась по доскам пола бутылка.
— Вот косолапый, — выругал себя хозяин, поднимая пустую посуду.
«Молдавский-то коньячок. Ах да, откуда их перевели-то? Вроде бы Кишинев, Николаич упоминал. К этому и коньячок…»
Полковник предложил сигарету «Кэмел». Выкурили по одной в молчании — Акимов с превеликим удовольствием, хозяин — без, очевидно, за компанию, старательно обдумывая, с чего начать. И, наконец, заговорил:
— Ивана бросила жена. Красивая, но стерва, вертихвостка, а у него к тому же силенок поубавилось после ранения.
Сергея как будто дернуло, рука сама потянулась к плечу.
— Сбежала она с одним снабженцем… не хочу ругаться при покойнике. Ваня переживал, любовь с детства и всяко-прочее. Виду не показывал, мужик, не тряпка, но тоска ела. Решил я, дурак, утешить его, пригласил Галину… ну, Ивановну. Сослуживцы, можно сказать: она счетовод в 7-м Участке военработ (УВР), он казначей, думаю, поймут друг друга.
— С чего ее вдруг?
Полковник снова смутился, но махнул рукой:
— А, пес с ней. Скажу, вы мужчина, поймете. Галина — моя бывшая любовница. Я вдовец, жена, сын сгинули при бомбежке… не устоял. Так-то я не любитель, ненадежный народ, глуповатый, с тараканами.
Акимов попытался побороться за справедливость:
— Вы не преувеличивайте.
— Так я своих знакомых имею в виду, — уточнил хозяин, — видать, только мне не везет. Вот директор нашей текстильной фабрики, как ее бишь… Гладкова. Толковый товарищ администратор.
Сергей промолчал, гордясь своей сдержанностью. Полковник поднял угол рта в знак улыбки:
— Коньяку желаете?
Акимов застеснялся.
— Прошу, без чинов. — Кузнецов выставил на стол два сияющих бокала, извлек из заветного погребца флягу и свинтил крышку.
Ноздри Сергея задергались — подобный запах он обонял лишь раз, в Нормандии, и помнил до сих пор: «Теперь вот и французский. Отменно у него со снабжением».
— Итак, Галина, — продолжил полковник, гоняя коньяк по бокалу, — дочь деятеля из Генштаба и замужем, между нами, за товарищем из госбезопасности. И, главное, сразу не призналась, каково? Пудрила мозги, моталась ко мне, а мужу свистела, что в ночной санаторий ездит, в связи с нервным переутомлением…
Акимов, отхлебнув амброзии, неопределенно хмыкнул.
— Потом еще надумала себе нечто, какие-то перспективы, пожелала большего. Начала предъявлять права и бабские скандалы закатывать. Прекратил я все это.
Выпили, Кузнецов предложил еще сигарету, Акимов не отказался.
— Составила она нам компанию. Сидели втроем, беседовали. Смотрю: поладили. У меня выдался трудный день: с утра по кабинетам, собраниям — заседания, болтология. Короче, утомился я, будто камни ворочал. Извинился, пошел наверх — да так в кресле и отрубился, при полном параде. С час проспал — как вдруг будто дернуло, — полковник снова потер лоб, да так, что и у Акимова шрам задергался, — вы фронтовик, знаете, бывает иной раз.
Сергей утвердительно кивнул. Ничего себе коньячок, как разливается бодрость по жилам, с каждым глотком даже как-то силы прибавлялось, уверенности. Хоть ежедневно такое лекарство принимай.
— Встал я, спускаюсь ополоснуть физию — а Иван вот. Проверил — пульса нет. И Галины нет. Дверь входная нараспашку, сапоги ее у тумбы. В одних туфельках по сугробам усайгачила…
— Что же случилось?
Полковник вздохнул:
— Не знаю, что тут было. Может, повздорили, или позабыла заранее Ване сообщить, что замужем, а он огорчился. Я так в одних сапожках полетел за этой психической, и хорошо, что успел. Хорошо, что пионеры на лыжах встретились.
Помолчали. Кузнецов заявил прямо, уже без обиняков:
— Понимаете, к чему может огласка привести?
Акимов пошевелил пальцами, обозначая собственные колебания, спросил:
— Так, а сама Галина где теперь?
— Да там, наверху, дрыхнет. Коньячок на шампанское уложила, для обогрева и на нервах, увлеклась. Идите удостоверьтесь, — предложил полковник, без тени издевки, — наверху, в левой спальне.
Вроде бы и неловко, но сходил-таки Акимов. В указанной комнате на роскошной двуспальной кровати, едва прикрытая цигейковой шубой, почивала навзничь рыжая кудрявая феечка — точь-в-точь яркий лоскут, небрежно брошенный. Роскошные, наверняка подкрашенные волосы. Курносый носик, пухлые губы, над верхней — бархатная родинка, на красивой длинной шее — вторая, точно две указивки, куда лобызать. Стройные белые ноги, с одной из которых сполз чулок и болтался черным кольцом на тонкой щиколотке. Свисала до пола холеная длиннопалая рука, в кольцах, перехваченная красивым браслетом. И витал над этим ужасный аромат тяжелых духов и алкоголя.
«Ведьма, сбитая зениткой», — Сергей, потянув шубейку за полу, попытался прикрыть голые конечности. Застудится ведь товарищ счетовод. Она, не открывая глаз, промяукала сорванным голоском: «Максимушка, нет… не могу».
Акимов смутился и сбежал вниз.
Кузнецов безмятежно выпивал на кухне.
— Я все-таки пойду позвоню. А вы, пожалуйста, не уходите.
— Само собой, — заверил полковник, — куда ж мне деваться.
Обитатели дачи номер семь по улице Нестерова — родители товарища героя-летчика Луганского — без вопросов допустили знакомую персону до телефона.
«Куда звонить? — соображал Сергей. — Криминала очевидного нет, в сотый раз по шапке за фальстарт и напрасно сожженный бензин опермашины. А то и проверку пришлют, тогда, понятно, крышка. Нет, на Петровку не стану звонить. Вот врач-то в любом случае нужен».
Он набрал номер больницы. Отозвался сонный, сердитый, но в меру бодрый голос:
— Причал торпедных катеров.
Стараясь звучать солидно, внушительно, лейтенант представился:
— Оперуполномоченный Акимов. Необходим врач в «Летчик-испытатель», улица Нестерова, дом пять.
— Что за новости, Сергей Палыч? Звоните ноль-три.
Сергей смутился.
— Маргарита Вильгельмовна? Чего это вы… на посту?
— В хворях все да в отпусках. Что стряслось?
Акимов хотел было объяснить, но, глянув на хозяев дачи, интеллигентных старичков, ограничился горячей просьбой:
— Миленькая, очень надо. Хотя бы фельдшера и двух санитаров.
Нет, не прав полковник Максим Максимыч, огромное количество умных женщин в Советском Союзе. И самоотверженных. Иначе с чего бы главврач Шор, тяжело вздохнув, сообщила, что сейчас сама прибудет.
Поблагодарив хозяев, Сергей вернулся в дом пять.
Кузнецов сидел там, где он его оставил, изучая какие-то бумаги, что-то прикидывая, чирикая карандашом.
«Спокойно как держится, — отметил Акимов, — как будто ежедневно, спускаясь в умывальню, натыкается на трупы старых друзей и подчиненных».
С другой стороны, ну а что ему делать? Биться в истериках?
— Сейчас врачи прибудут.
— Ситуация такая щекотливая… — начал было Кузнецов, но на этот раз Акимов решил твердо прервать:
— Понимаю ваше беспокойство, но
