Читаем без скачивания Горацио Хорнблауэр. Рассказы (СИ) - Форестер Сесил Скотт

— То, что вы ищите, — подал Мак-Кул голос впервые с начала обыска, — лежит на дне морском. Я избавился от всего задолго до захвата «Эсперансы». Вы не найдете здесь ничего, что поставило бы под удар моих собратьев-патриотов. Ваша работа бесполезна.

— Можете одеться, — бесстрастным тоном объявил Пейн, коротко кивнул Хорнблоуэру и вышел.

— Редкостной вежливости господин, — заметил Мак-Кул, натягивая штаны.

— Я позабочусь о ваших просьбах, — сказал Хорнблоуэр.

Он задержался у входа, чтобы напомнить оружейнику и его капралам о необходимости тщательного соблюдения всех мер предосторожности и неослабного внимания, прежде чем распорядиться относительно обеда для преступника и присылки матраса в камеру.

Когда он вернулся, Мак-Кул ел. Выделенную ему кварту воды он проглотил сразу и теперь пытался всухомятку справиться с жесткой солониной и сухарями.

— Ни вилки, ни ножа, — пожаловался он Хорнблоуэру с притворным возмущением.

— Увы, — ответил Хорнблоуэр без тени сочувствия.

Было как-то странно стоять здесь и смотреть на человека, обреченного на скорую смерть, с жадностью вонзающего крепкие белые зубы в кусок жилистого мяса.

Переборка, на которую опирался Хорнблоуэр, внезапно дрогнула, и до ушей его донесся звук пушечного выстрела. Этот выстрел возвещал о том, что чрезвычайное заседание Военного Трибунала Флота открыто.

— Пора идти? — спросил Мак-Кул. — Да.

— В таком случае я без сожаления оставляю эти деликатесы недоеденными, не вызывая при этом упрека в отсутствии хороших манер.

Конвой с заключенным поднялся на верхнюю палубу. Впереди шли два морских пехотинца с примкнутыми штыками, за ними Мак-Кул и Хорнблоуэр, сзади два капрала и оружейник.

— Прежде я частенько проходил этим путем, хотя и не с такой помпой, — заметил Мак-Кул лейтенанту Хорнблоуэру.

Хорнблоуэр ничего не ответил. Он был начеку: вдруг подконвойный вздумает в этот момент бежать и бросится в море.

Военный трибунал. Золотое шитье капитанских галунов. Накатанная церемония. Краткий допрос свидетелей и подсудимого. Выступление обвинения и защиты. Последнее слово подсудимого.

— Я многое мог бы сказать, — заявил Мак-Кул в своем кратком выступлении, — но вы, прислужники безжалостной тирании, все равно не прислушаетесь к моим словам. Поэтому я умолкаю, а вы, убийцы, делайте свое грязное дело.

Спустя пятнадцать минут все было закончено.

«Барри Игнациус Мак-Кул приговаривается к повешению за шею…» — гласил приговор.

Осужденного поместили в ту же пустую кладовую, которая теперь приобрела официальный статус камеры смертника. Как только Хорнблоуэр вошел туда, на пороге появился запыхавшийся мичман.

— Капитан просит вас, сэр, подняться для беседы в его каюту, — выпалил он, не успев перевести дыхание.

— Хорошо, — невозмутимо сказал Хорнблоуэр.

— Там с ним сам адмирал, сэр, — добавил мичман шепотом.

Адмирал — достопочтенный сэр Уильям Корнуоллис — и в самом деле оказался в капитанской каюте вместе с уже знакомым Хорнблоуэру лейтенантом Пейном и капитаном «Славы» Сойером. Адмирал после представления ему Хорнблоуэра сразу же перешел к делу.

— Вы отвечаете за подготовку и проведение казни? — спросил он.

— Так точно, сэр.

— Тогда слушай, сынок…

Корнуоллис пользовался во флоте огромной популярностью. Он был строг, но всегда справедлив, и отличался незлопамятностью. О его личной храбрости и высочайшем профессионализме ходили легенды. Под прозвищем Синий Билли он был героем неисчислимых анекдотов и песенок. Сейчас, однако, он находился в явном затруднении, не имея подходящих слов их высказать.

Хорнблоуэр терпеливо ждал продолжения.

— Слушай сюда, — повторил адмирал, — нам надо, чтобы этот рыжий черт не начал распинаться перед тем, как его подвесят.

— Так точно, сэр, — ответил Хорнблоуэр, не ожидавший такого поворота.

— Четверть матросов на этом корабле — ирландцы, — продолжал развивать мысль Корнуоллис. — Безопасней закурить в крюйт-камере, чем позволить этому пройдохе трепать перед ними своим языком.

— Понятно, сэр, — отозвался Хорнблоуэр. Согласно уставу и обычаю, имевшему свои корни в незапамятных временах, приговоренному к повешению по его желанию предоставлялось последнее слово, с которым он мог обратиться ко всем присутствующим.

— Когда мы его повесим, — снова заговорил адмирал, — это послужит хорошим уроком всем смутьянам и наглядно покажет им, что ожидает дезертиров. Но стоит только позволить ему открыть рот… У этого парня язык без костей. Если он поговорит хотя бы пять минут, мы потом его дерьмо и за полгода не расхлебаем.

— Так точно, сэр.

— Вот видишь, сынок, теперь и тебе все понятно. Делай, что хочешь. Можешь влить ему в глотку бочку рома, чтобы он ничего не соображал. Но помни одно: если он заговорит… — мне будет жаль тебя, сынок.

— Так точно, сэр.

Пейн последовал за Хорнблоуэром, когда тот вышел из каюты.

— Можно забить ему рот паклей, — посоветовал он. — Со связанными за спиной руками он никак не сможет от нее избавиться.

— Да, конечно, — ответил Хорнблоуэр, внутренне холодея от одной мысли о подобной процедуре.

— Я нашел ему католического священника, — продолжал Пейн, — но он тоже ирландец и вряд ли захочет или сумеет убедить Мак-Кула молчать.

— Да, конечно, — повторил Хорнблоуэр.

— Мак-Кул чертовски хитер. Жаль, что он успел выбросить за борт все улики, прежде чем мы его зацапали.

— А что он намеревался предпринять?

— Высадиться в Ирландии и заварить там новую кашу. Нам крупно повезло, что удалось его перехватить. Не будь он дезертиром, нам даже не в чем было бы его обвинить.

— Понятно, — сказал Хорнблоуэр.

— И не вздумайте накачивать его ромом, — сказал Пейн, — хотя Синий Билли советовал вам поступить именно так. У этих ирландцев луженые глотки и бездонные желудки, А в пьяном виде они еще красноречивей, чем в трезвом. Прислушайтесь лучше к моему совету.

— Благодарю вас, сэр, — сказал Хорнблоуэр, с трудом скрывая пробежавшую по телу дрожь.

В камеру он вошел, чувствуя себя приговоренным в не меньшей, если не в большей степени, чем Мак-Кул. Осужденный удобно устроился на соломенном матрасе, доставленном в кладовую по приказу Хорнблоуэра. Оба капрала сидели по углам и не сводили с него глаз.

— Авот и мои ангел-хранитель! — приветствовал Мак-Кул появление Хорнблоуэра с притворной веселостью, которая, однако, вполне могла бы обмануть менее внимательного наблюдателя.

Хорнблоуэр решил сразу взять быка за рога.

— Завтра… — начал он.

— Что — завтра? — тут же спросил Мак-Кул.

— Завтра вы не должны произносить никаких речей, — твердо сказал Хорнблоуэр.

— Никаких! Я что же, не имею даже права попрощаться перед смертью с земляками?

— Вот именно.

— Вы собираетесь лишить приговоренного его законной привилегии?

— Я получил приказ, — сказал Хорнблоуэр.

— И вы намерены выполнить его любой ценой?

— Да.

— Могу я поинтересоваться, каким образом? — вкрадчиво спросил Мак-Кул.

— Я могу затолкать вам в рот моток пакли, — грубо, но откровенно ответил Хорнблоуэр.

Мак-Кул бросил взгляд на его побледневшее, но решительное лицо.

— Для палача им следовало бы выбрать более подходящего человека, — сказал он и тут же добавил, словно в голову ему пришла свежая мысль: — А что вы скажете, если я добровольно избавлю вас от хлопот?

— Каким образом?

— Я мог бы дать вам честное слово, что буду молчать.

Хорнблоуэр попытался скрыть охватившие его сомнения относительно того, можно ли доверять честному слову мятежника и изменника, но это ему, видимо, удалось плохо, потому что Мак-Кул заговорил снова, и на этот раз в голосе его отчетливо прозвучали нотки раздражения и обиды.

— О, я прекрасно понимаю, что ни один здравомыслящий человек не поверит теперь честному слову Мак-Кула, поэтому я предлагаю вам сделку. Вы вольны не выполнить вашу часть сделки, если я не выполню предварительно свою.