Читаем без скачивания Весь сантехник в одной стопке (сборник) - Слава Сэ

Каждую пятницу мы с мужиками ходим играть в одно кафе, хоть оно ни в чём не виновато. У нас традиция дарить своё искусство всем, кто не в силах отбиться.

Местные считают это кафе нехорошим местом. Многие в ночь на субботу уезжают, похватав самое дорогое, в основном котов. Кому бежать некуда, те потеряли интерес к размножению, верят в добрый метеорит, чей прилёт однажды избавит мир от бардов и, особенно, от ленинградской фабрики кривых гитар, из-за которой всё началось.

В кафе работает барвумен Галина, она раньше танцевала в Тодесе. Так вот, если вы пришли хулиганить, Галина аккуратно навтыкает вам по печени и почкам своими танцевальными ногами. Она никогда не ждёт, пока мужчины-барды встанут и запоют песню-протест в защиту барменш и посуды. То есть, нас Галина могла бы отметелить даже лучше метеорита, но почему-то терпит.

По пятницам я возвращаюсь поздно, в четыре часа субботы. И сразу хочу спать. Кот щурится на меня левым-правым глазом по очереди, ему после темноты ярко смотреть. Потом я в кровать, а у него уже нет настроения. Вчера он раздобыл в плинтусе шуруп и стал играть в хоккей.

Послушайте, мой кот кричит «GOAL!!!», если игра проходит ночью. А днём не помнит.

Во-вторых, в природе нет явлений громче, чем огромным шурупом по паркету. Это ещё хуже, чем уронить рояль или паровоз в какой-нибудь железный таз. Я бросил в кота подряд три тапка. У меня не было под рукой другого оружия от бешеных котов. Потом задумался о парности мужских ног в эту раннюю субботу, и многое не совпало. Так, перемножая в уме тапки с ногами, и уснул.

Утром не нашёл ни шурупа, ни тапка. А в обед мне прислали фотку, на ней мы с Володькой напряжённо клеим какую-то кралю.

Так вот, кралю я тоже не помню. Это очень обидно, когда у памяти провал как раз в том месте, где по документам должна быть блондинка. И я бы не прочь вновь найти эту женщину, спросить, чем ей было плохо в моём вчера.

Тётку из 32-й квартиры прозвали «Батарея капает». Летом всему дому меняли радиаторы. Всем обычные, а ей выпал прибор отопительный повышенной мерзости. Он капал внутри себя противным звуком. Тётка ворочалась до трёх ночи, потом послушно шла спать в кухню. Сделалась раздражительной, ходила непричёсанная такая, с жёлтыми зубищами.

Капало очень коварно, раз в две минуты. На краю засыпания. Только сознание отъедет, сразу «Кап!» – жестяным и едким капом. Днём почти не слышно, а ночью прямо в мозг.

Тётка из 32-й не была трусом. Если погибать, решила она, то пусть все знают, от чьих рук я сошла с ума.

И скоро весь дом и район узнал, где установлен самый подлый в мире радиатор. Шесть сантехников разной степени ума искали лужу, лично управдом искала, один инженер-теплотехник приходил, пукнул в тишине и ушёл. За полгода поисков нашли много навек пропавшего, вывели тараканов, только лужу не нашли.

– Я же говорю, она капает внутри себя, – объяснила пострадавшая этот загадочный случай.

…И вот ей посоветовали применить для поисков лично меня. А я уже семь лет как ушёл из большой психиатрии в сантехнику. И как раз чтобы не общаться больше с хозяйками бесноватых батарей, говорящих пылесосов, телевизоров с чёрной душой и других удивительных устройств. Но я вспомнил, как мне не давал спать кот, и согласился.

Мы стояли, слушали. Сначала, конечно, загудели животы, мы сделали вид, что это не наши. Подождали ещё. И вот со шкафа, где часы и заросли портретов родственных этой тётке вурдалаков, раздался чёткий «Клыц». Его сказали часы. Знаете, такие, где вместо маятника шарики крутятся. При смене левых вращений на правые в часах кто-то икал.

Тётка не хотела верить, пыталась уговорить меня на полтергейста, раз это не батарея. Капающие в мозг родные часы разрушали её картину мира. Но их вынесли на кухню, и капель прошла. Значит, точно они.

Тогда я сказал:

– Послушайте, давайте не скажем никому про часы, а скажем, будто я починил батарею.

Тётка обрадовалась и скрепила нашу тайну большой такой купюрой.

Теперь, став богатым, я хочу сказать, если б не сбежавшая из воспоминаний блондинка, я был бы совсем счастлив.

Самая моя прекрасная, я невыносимо, лопни моя голова, как хочу с тобой говорить, прямо сейчас. Но тебя нет нигде. Поэтому вот письмо. Слушай.

Нас был целый совет директоров. Я заведовал маркетингом. Иногда нам приносили новый кетчуп, утверждать. Это был такой эксперимент на живых директорах.

Макать туда сосиски считалось моветон. Настоящий, фильдеперсовый директор наливал кетчуп на большой палец, как соль для текилы. Мазок следовало нюхать с трёх сторон, лизать. Потом полагалось смотреть вдаль тревожно, чмокать и говорить, что, боже, какая в этот раз получилась грандиозная, бесподобная, потрясающая, удивительная дрянь!

Директор по логистике ещё требовал писать в резюме только матерные слова. Иначе, говорил он, наши экспертные оценки кажутся лестью. Для убедительности вскакивал и яростно полоскал рот. После этого рецепт утверждали.

У нас было пять заводов, по всей стране. В каждом две трубы. В первую втекала бурая жижа, три поезда в неделю. Вытекало столько же, никто не хотел эту жижу воровать. Во второй трубе, кстати, текла уже иная, ярких и чистых расцветок жижа.

Всё красное и бордовое мы назначали быть кетчупом. Желтое и белое – майонезом. До сих пор не понимаю, как из одних химикалий получались два таких разных на вид говна. Ну да, я же там не алхимиком служил.

Моя работа была выколачивать деньги из еврофондов под дурацкие проекты. Например, 50 тысяч евро на разработку этикетки маринованных огурцов. Папка объяснений – почему так дорого – весила полтора килограмма. Там были гистограммы, слова фокус-группа, стробоскоп, стохастическая функция, читабельность бренда, скорость распознавания шрифта, психофизиология восприятия цвета и любимая моя фраза:

«Треть нарисованного огурца рождает больше огуречных эмоций, чем целый живой огурец».

Я клялся создать этикетку, от которой всё живое полюбит огурцы. Толпы огуречных зомби зашагают по улицам. Семья, старушка мать, синие глаза доктора Хауза – всё будет забыто и проклято, стоит жертве угодить в зону действия нашей разработки.

На последнем листе был намалёван эскиз вероятной этикетки с пятном от пиццы. Это финансовый директор уронил свою порцию прямо на полотно. От удивления. Наш художник Ваня-алкоголик срисовал треть огурца с фаллоса в разрезе из книги «Анатомия патологий». Другой книжки с примерами огурцов у Вани не нашлось.

Никто не верил, что Европа даст денег. Но она дала, потому что добра к искренним идиотам.

Тот год был огуречным. Их уродилось до жопы, если измерять мной, гуляющим в огурцах посреди склада.

Директор по производству придумал способ сэкономить сорок копеек на каждой банке. Надо отменить охлаждение. Заводской огурец заливают кипятком и быстро охлаждают. Тогда он хрустит. А неохлаждённый огурец потом на ощупь как детские сопли. Но мы же не знали. Горячие банки грузчики складывали в кубы и заматывали целлофаном. Через неделю банки из центра куба всё ещё хранили тепло. Ими можно было греть радикулиты, насморки и почечные камни, только неудобно.

Наш варёный огурец не разрешал колоть себя вилкой. Это был призрак огурца, магнитные поля, похожие на огурец. Огуречные прах и тлен. От малейшего касания он рассыпался на атомы.

Но всю партию раскупили за месяц. Зелёный в разрезе фаллос поперёк этикетки знал своё дело. Женщины на него так и пёрли.

Это была отличная работа, директором. Но вдруг у меня родилась Машка. Она оказалась самым лучшим на свете огурцом. И я пошёл в сантехники, чтобы каждый день в пять быть дома.

Сначала сильно не хватало денег. Как-то под утро даже приснился способ вновь разбогатеть. Надо было купить в лабазе свиных почек и продать как свои. А что. Я знаю многих людей, им свиные почки были бы к лицу. Я даже смеялся во сне, радуясь своей находчивости.

Мне удалось устроиться в одну контору, менять канализацию в многоэтажном доме. Мы вешали объявления для верхних жильцов «Просьба не какать, внизу работают люди». Люди – это мы про себя. Но некоторые рассеянные жильцы сначала какают и лишь потом думают, что под ними работают люди. Поэтому мы работали в парах, один держал ведро, второй очень быстро делал всё остальное. Зато в пять – дома.

Мой напарник Андрюша сказал, я не умею выбивать из населения деньги. Но это ничего, он меня научит. И вскоре нам попалась бабка, не желающая платить за работу. На словах «двести долларов» она ответила, что у неё шизофрения, и вышла из контакта с нашей цивилизацией. И впредь, случайно встретив нас в подъезде, вела себя так, будто у неё сразу три шизофрении по всему телу.