Читаем без скачивания Бабье царство - Юрий Нагибин

...И снова стонет, гудит над деревней чугунное било.

Посреди плошади расстелен брезент, на нем горка зерна, с мешок, не больше, и над жалкой этой горушкой стоит, твердо упираясь ногами в землю, Надежда Петровна. Вокруг - колхозники.

- Давайте семена, люди добрые! - кричит Петровна. - Запозднились мы с севом. Уходит золотое время!..

- Какой может быть сев, Петровна? - говорит смазливая, хотя и не первой молодости, Марина Петриченко. - Наши, слыхать, обратно отступают. Всем нам тикать придется.

- Об этом не мечтайте! - веско произнесла Петровна. - Наши не отступают, немец не придет. И давайте, женщины, забывать про немца. Давайте помогать фронту, чтоб наши мужья с победой вернулись и нас любили.

Подходит Софья и опорожняет мешок с зерном в общую кучу.

Дуняша приносит меру зерна.

Приносит зерно Настеха

Анна Сергеевна привозит на тачке два мешка.

- Усе, Петровна! - сообщила она - Подобрала до зернышка!

- Ты-то подобрала, а другие дорожатся. Не хватит нам площадь обсеменить. Женщины! - гаркнула Петровна. - Давайте хоть по горсти!

- Петровна, - опять высунулась Марина Петриченко. - Как же мы переживать будем, коли все отдадим?

- Освоим площадь - переживем. Не освоим - все равно с голоду подыхать!

...Удлинились тени, день склоняется к вечеру. Медленно-медленно растет горушка зерна. Несут буквально по горсти, по кружке, по совку.

- Слухай, женщины, так не пойдет! - кричит Петровна - Тут все равно не хватает. Я буду в рельсу колотить, пока на всю посевную площадь не наберется.

Тягостный, неумолчный звон, казалось, навечно поселился над деревней. Хозяйки захлопывали двери, окна, чтобы не слышать этого звона. Дети плакали в зыбках, тревожно ревела уцелевшая скотина

- Ишь, разымает ее, дьявола! - со злобой сказала Софьина свекровь. На кой только ляд мы ее выбирали!

- Нешто она для своей выгоды?

- Так где ж взять зерно-то? Все подчистую снесли.

- Ой ли? - прищурилась Софья. - А если по сусекам поскрести, может, и у нас семечко-другое найдется?

- Тс, дурища! О детях подумай! - шикнула на нее свекровь. - Снесем последнее, а назад - хрен да манень-ко получим!

- Петровна не обманет.

- Ну, как знаешь! Коли у тебя о детях сердце не болит..

- То-то и оно, что болит! Сообща мы, может, переживем, а поединоличности все равно сдохнем".

...Поздний вечер. Деревня словно вымерла. Неумолчное било разогнало людей по домам. Все схоронились за дверьми и ставнями своих полусожженных домов.

К Надежде Петровне подошли Анна Сергеевна и Дуняша.

- Кончай, Петровна, свое занятие. Больше все равно никто ничего не даст.

Петровна выпустила железную полосу, вернее, она сама выпала из ее ослабевшей руки.

- Как же так?.. - проговорила Петровна - Цельного мешка не хватает.

- Ну и леший с ним! - плюнула Анна Сергеевна. - Обсеменимся чем есть!

- Не хочешь ты меня понять! - Петровна утерла взмокшее лицо. - Коли в малом уступить, и большое между пальцев уйдет.

Пошатываясь, она побрела к своему жилью, Анна Сергеевна и Дуняша сочувственно последовали за ней.

- Ложись-ка спать, - посоветовала Анна Сергеевна, - утро вечера мудренее.

- Утром сеять надо, - угрюмо отозвалась Петровна.

Они вошли в избу. Петровна сорвала с себя чистую рабочую кофточку и натянула на круглое тело какой-то рваный азямчик, повязалась обгоревшим платком, скинула сапоги, а босые ноги сунула в драные калоши. Анна Сергеевна и Дуняша с удивлением следили за этим переодеванием.

- Чего это ты оделась, как от долгов? - поинтересовалась Анна Сергеевна.

Петровна не ответила. Прихватив мешок, она вышла на улицу и под окнами соседского дома завела протяжным голосом нищенки:

- Подайте, люди добрые, хоть полгорсточки, хоть единое семечко!

Открылось окошко, чей-то стыдливый взгляд упал на Петровну, и ставня захлопнулась.

- Будет тебе срамиться-то на старости лет! - укорила подругу Анна Сергеевна

- Подайте, люди добрые, хоть полгорсти, хоть семечко! И вдруг Дуняша подхватила тонким голоском:

- Подайте, люди добрые!.. Из дома донеслось:

- Пойди отнеси, она, дьявол, все равно не отвяжется. Истово, с поклоном Петровна приняла от Софьи "подаяние" и пошла дальше.

- Подайте, люди добрые, хоть полгорстки, хоть единое семечко!

- Подайте, люди добрые!.. - тоненько подхватывает Дуняша.

Из окна высунулась Комариха.

- Некрасиво, Петровна! Председательница колхоза, а, как побируха, с рукой ходишь.

- Для вас же, черти! Для вас на старости лет с рукой пошла!

И уж из многих окон - кто с ухмылкой, кто с недоумением, кто с проблеском стыда - следят люди за странным и невеселым представлением Петровны. И все видят, что по лицу председательницы градом катятся слезы.

- Эй, бабы! - крикнула Анна Сергеевна. - У кого совесть есть? - Она забрала мешок из рук Надежды Петровны, широко распахнула ему горло. - Сыпь, не жалей!..

Из домов, полуодетые, показались женщины с ведрами, полными зерна...

- Я сделаю вас счастливыми, сволочи, - полуслепая от слез шепчет Крыченкова, - насильно, а сделаю...

..Летняя ночь, светлая, как день, но не от полной луны, не от звездной россыпи - от зарниц артиллерийских залпов, охвативших весь горизонт, от прожекторов, ошариваюших голубыми лучами рваные облака, от ракет, стекающих каплями на землю. Красная строчка трассирующих пуль прошивает небо. Гудят в выси самолеты, то и дело сбрасывая ракеты. Тяжелый грохот сотрясает воздух. Не спит деревня. Бабы и девки сгрудились вокруг Надежды Петровны.

- Опять Суджу бомбят...

- Городок с ноготок, а сколько беды принял!..

- Не более других! Что Суджа, что Рыльск, что Льгов, что сам Курск одной кровью мазаны...

- Тикать надо, бабы, бо немец нас лютой смертью казнит, - сказала Комариха.

- Теперича не жди пощады! - поддакнула Софьина свекровь.

- Хотите - раздам паспорта, и тикайте кто куда горазд, - предложила Надежда Петровна. Голос ее отравлен горечью.

- Тикать - так всем миром, поврозь - нам сразу капут.

- Не придет немец, бабы, бросьте плешь на плешь наводить! - напористо сказала Петровна.

- А ты почем знаешь?

- Ей генерал сказал!

- Маршал!

- Сам Верховный Главнокомандующий!

- Архистратиг Михаил мне ноне являлся в светлых латах и плащ-палатке. Пущай, говорит, бабы не беспокоятся, ваши воины поломают Курскую дугу.

- Смеешься!.. Как бы плакать не пришлось!

- Только не через немца, ему я все отплакала Может, я через сеноуборочную плакать буду - дюже гадко мы робим...

Знакомый, прерывистый, тошный подвыв обернулся осветительной ракетой, повисшей над деревней и со страшной отчетливостью озарившей все дома, палисадники, плетни, складки грязи вдоль улицы, фигуры и лица людей.

- Сергеевна! - заорала Петровна - Колоти в рельсу! Вишь, свету сколько! Айда до клеверища!"

...Поле. Бабы ворошат граблями тяжелое клеверное сено. Гудят самолеты, скидывают ракеты - будто долгие свечи горят над полем. В их свете, по-русалочьи зеленые, движутся бабы. Красиво, страшно и сказочно вершится этот простой труд посреди войны.

Но вот одна ракета вспыхнула над самыми головами работающих, замерли грабли в руках женщин. Петровна задрала голову кверху.

- Спасибо, господа фрицы, нам работать светлей!.. - заорала во все горло. - Дуняша, запевай!..

Дуняша запевает маленьким чистым голосом. Родившийся в ее горле звук вначале кажется непрочным, слабым, готовым вот-вот умереть в грохоте наводнившей мир злобы. Но он не умирает - в него вплетаются другие женские голоса, и песня живет под небом, озаренным нечистым светом, на бедной измученной земле...

...Утро. Бабы работают в поле. Подъезжает на велосипеде девчонка-почтальон. Бабы со всех ног кидаются к ней.

Первой подбежала Софья, взяла письмо, развернула и, закричав дурным голосом, ничком повалилась на землю.

- Неужто похоронку получила? - зашептались женщины.

Комариха наклонилась к Софье, старыми, цепкими руками повернула ее за плечи.

- Сонь, Сонь, ты чего?

- Ранили!.. Васятку моего ранили!.. - рыдая ответила Софья.

- Тьфу на тебя! Зазря испугала. Не убили, и ладно.

- В госпиталь его свезли! - надрывалась Софья. - Полево-о-ой!

- Так это же хорошо, дура! Вон Матвей Крыченков в госпитале лежит, Жан Петриченков из госпиталей не вылазит.

Все женщины, кроме Комарихи, оставили Софью и окружили почтальона. Не из душевной черствости, а потому, что одно лишь было страшно в те лихие дни: похорон-ная. А ранен - что же, отлежится, крепче станет.

- Анна Сергеевна, держите!.. Матрена Иванна, держите!.. - Девчонка огляделась, нашла Настеху, и что-то лукавое появилось в ее взгляде.

Она увидела, как мучительно и безнадежно ждет письма Настеха

- Настеха, пляши!

- Вот еще! - из остатков гордости независимо ответила Настеха.

- Пляши, Настеха, а то не дам письма. - Девчонка помахала солдатским треугольничком,

- Нечего дурочку строить! - Настеха попыталась вырвать письмо, но девчонка успела схоронить его за пазуху.