Читаем без скачивания Омега - Джек Макдевит

Выслушав Гундерсона, она заключила, что «непонимание», на которое он ссылался, скорее фигура речи, чем нечто относящееся к сути дела. В общем, он все еще хотел отправиться на поиски «белой дыры». Хатч объяснила ему, что даже для рассмотрения заявки следует представить в поддержку своих взглядов письменные заключения двух из тринадцати физиков, уполномоченных Академией выносить решения по таким вопросам.

– Пока вы не перетянете на свою сторону двоих, профессор, – заявила она, – боюсь, мы вам не сможем помочь.

Некий молодой человек обратился с жалобой на одного из пилотов. Тот был неприветлив, груб и вообще не очень разговорчив. Всю дорогу от «Аутпоста». Имеет ли Хатч какое-нибудь представление о том, каково неделями быть в пути с нелюдимым, замкнутым капитаном? Речь шла об Адриане Бельмонте, от которого Хатч с удовольствием избавилась бы, поскольку на него постоянно поступали жалобы, но, вздумай Хатч его уволить, АПС обрушилась бы на Академию всей мощью. Лучше заказать его киллеру. Проще и быстрее.

Во всяком случае, это был не производственный вопрос.

– Мне очень жаль, – сказала она. – Однако вы должны знать, что пилоты часто проделывают все путешествие в одиночку. Некоторые из них просто научились обходиться без общения. Мы просим пассажиров о понимании. Но если вы действительно хотите дать этому делу ход, то, боюсь, выбрали не тот отдел. Вам нужно в кадры. В конце коридора направо, большое спасибо.

Хатч дала интервью журналисту, работающему над книгой о Лунном Свете, организовала специальный рейс на Рай для Абеля Котаника, которого затребовала к себе полевая группа, поколдовала над расписанием рейсов, чтобы переправить на Близнецы партию медикаментов (ошибочно выгруженную и оставленную на пирсе на «Серенити»), и решила уволить главного инженера на Пиннакле за халатность и продажность, чем он грешил уже три года.

Последняя в этот день встреча была назначена с доктором Альвой К. Эмерсон. Еще один разговор, который Хатч охотно поручила бы кому-нибудь другому. Кому угодно, только бы не браться самой. Хатч не так легко было запугать, но в этом случае она готова была сделать исключение.

Альве Эмерсон, доктору медицины и одной из великих этого века, было далеко за восемьдесят. Она основала и возглавила Детский Союз, который за минувшие сорок лет обеспечил современное медицинское обслуживание сотням тысяч детей по всему миру. Она мобилизовала богатые страны, заставила Мировой Совет и шестьдесят государств по всему земному шару принять законы о социальной помощи забытым людям Земли. «Пока мы тянемся к звездам, – сказала она в своей знаменитой речи двадцать лет назад на открытии Суданского мемориала, – треть наших детей не может дотянуться до сэндвича». Изречение было выгравировано на камне над входом в штаб-квартиру Союза в Лиссабоне.

Мир любил ее. Политические лидеры – боялись. Везде, куда приходила Эмерсон, творились чудеса. Возводились больницы, и в них потоком шли врачи. От пожертвований корпораций распирало сундуки (никто не хотел выглядеть скупым или недоброжелательным, когда в двери стучала доктор Альва). На ее счету были миллионы спасенных жизней. Она получила премию Мира и Америкус, была на «ты» с папой и президентом Северо-Американского Союза и остановила гражданскую войну в Аргентине, просто встав между воюющими. И вот она пришла повидать Хатч. Не комиссара. Не Асквита. А Присциллу Хатчинс. Именно ее.

Асквит спросил почему, но Хатч понятия не имела.

– Чего бы она ни хотела, – проинструктировал ее Асквит, – ничего не обещайте от лица Академии. Скажите, мы рассмотрим.

Он не предложил присутствовать на встрече.

Конечно же, Хатч видела доктора Альву много раз. Как всякий. Кто мог забыть кровавые картины: она на коленях над умирающей девочкой после толчков Перуанского землетрясения в двадцать первом? Или ведет самого Генерального секретаря через развалины Беллаконды после того, как миротворцы в конце концов подавили мятеж. Или выскакивает из флаера в зачумленной Южной Африке?

Однако когда она вошла, Хатч ее не узнала. Альва выглядела какой-то маленькой. Развеваемые ветром волосы прибраны. Ни следа авторитарности, которая составляла такую значительную часть легенды. Она была сдержанна, вежлива, почти смиренна. Так могла выглядеть женщина, вышедшая за покупками.

– Доктор Эмерсон. – Хатч поднялась навстречу. – Большая честь познакомиться с вами.

Ее голос звучал неуверенно.

– Присцилла? – Альва протянула руку. – Очень рада.

Хатч усадила ее в глубокое кресло у стола и села рядом.

– Надеюсь, вам не пришлось разыскивать офис.

На Альве была темно-синяя юбка в складку и светло-синяя блузка под поношенным велюровым жакетом. Часть имиджа. Ее волосы поседели «на службе обездоленным», как однажды выразился Грегори Макаллистер. Вероятно, доктор Эмерсон была единственным общественным деятелем, для которого даже Макаллистер нашел доброе слово.

– Нет-нет, благодарю вас.

Она устроилась, оглядела офис и одобрительно улыбнулась. Стены украшали несколько набросков Тора: изображения Близнецов и Убежища на Вертикали, освещенного «Мемфиса», скользящего сквозь звездный свет, самой Хатч в давней форме «филлис». При виде последней картины доктор Эмерсон улыбнулась, и ее глаза остановились на Хатч, темные и пронизывающие. Сенсоры, просвечивающие объекты в комнате. Эту женщину не задобришь, к ней не подольстишься.

– Что я могу сделать для вас, доктор? – спросила Хатч.

– Присцилла, мне нужна ваша помощь.

Хатч хотела пошевелиться. Немного подвинуться. Принудить себя расслабиться. Но не смогла.

– Какого рода?

– С Омегой нужно что-то делать.

Сначала Хатч подумала, что ослышалась. Конечно, Альва говорила о той Омеге, что двигалась в сторону Земли. Когда люди говорили: «Омега», они имели в виду именно это.

– Она не станет проблемой еще почти тысячу лет, – с трудом выговорила Хатч. – Вы предлагаете?..

– Предлагаю придумать, как остановить ее.

Легко сказать.

– Мы ведем определенные исследования...

– Прошло больше двадцати лет, Присцилла. Или Хатч?

– Хатч сойдет.

– Хатч, – тон Альвы смягчился. – В вашем случае это почему-то очень женственное имя.

– Благодарю, доктор.

– Альва.

Хатч кивнула и покатала имя на языке. Это было, как если бы она сидела за столом с Вашингтоном и называла его «Джордж».

Альва наклонилась вперед.

– Что мы узнали к нынешнему моменту?

Хатч пожала плечами.

– Облако начинено наноустройствами. Кое-кто думает, оно может создавать гравитационные поля. Чтобы менять направление полета.

– И не любит искусственные объекты.

– Да.

– Что-то еще?

– Там масса пыли и водорода. Тучи варьируются в размерах процентов на тридцать. Они несутся на хорошей скорости. В пределах двадцати миллионов узлов в час.

– Она приближается так быстро? Наша туча?

– Да. – Хатч немного подумала и добавила: – Да, и еще они идут волнами. Мы не знаем, насколько широки волны, поскольку не видим их конца. Локальные волны отстоят друг от друга примерно на сто шестьдесят световых лет, плюс-минус, и примерно каждые восемь тысяч лет одна из них прокатывается через Солнечную систему.

– Но они всегда на одной дистанции? Волны?

– Нет. Это все довольно хаотично. Вначале мы считали, что локальное расписание действует везде и что буквально миллионы облаков дрейфуют через рукав Ориона. Но, конечно, это не так. К счастью.

– Что-то еще?

– Волны выгибаются наружу в общем направлении вращения Галактики. Втягиваясь в поток, я полагаю.

– И это все?

– Более-менее.

– Поразительно – тут мало того, чего не было известно двадцать лет назад. Что касается вопросов, которые приходят мне на ум, мы ведь не знаем, откуда Омеги появляются. Или почему они ведут себя так, как ведут. Мы даже не знаем, естественного ли они происхождения.

– Верно.

– Или как их обезвредить.

Хатч встала. Она чувствовала энергию, излучаемую этой женщиной.

– В них нелегко проникнуть, – заявила она.

Альва улыбнулась.

– Они как девственница.

Хатч не ответила.

Долгие секунды обе молчали. Комм несколько раз мигнул и отключился. Входной сигнал. Сверхсветовой с «Бродсайда», лично для Хатч.

Альва вежливо улыбнулась, не сводя с Хатч темных глаз. Женщина выглядела одновременно и развеселившейся, и раздосадованной.

– Прилагаем ли мы серьезные усилия?

– Ну конечно, – ответила Хатч.

– Но показать нам нечего. А ведь прошло двадцать лет. Фактически двадцать пять.

– Мы работаем... – Хатч запнулась.

Альва кивнула.

– Надо работать лучше.

– Альва... – Хатч пришлось сделать над собой усилие, чтобы это выговорить. – Торопиться некуда. Я хочу сказать, эта штука в тысяче лет отсюда.