Читаем без скачивания Система отрасли конституционного права. Историко-теоретический очерк - Кирилл Кононов

Следует, вместе с тем, обратить внимание на формально скупое, но теоретически емкое указание профессора К.О. Дюгамеля на то, что «управление государственное в строгом смысле… не составляет государственного права (выделено мной. – К. К.); но важно потому, что объясняет механизм, посредством которого государственные установления осуществляются в государственном быту»51. Из выделенного фрагмента явствует, что, вопреки бытующему представлению о двухэлементной «системе Дюгамеля»52, автор недвусмысленно дает понять, во-первых, мысль о несовпадении системы отрасли/ науки и системы учебного курса, во-вторых, о непринятии им германской модели системы применительно к системе отрасли/науки и, в-третьих, о целях введения раздела о государственном управлении в учебник государственного права.

Другие государствоведы периода 30–50-х годов XIX в. отказались даже от формального восприятия системы Дюгамеля, продолжая работать в жанре законоучителей начала позапрошлого века. Государственное право в таких трудах было представлено лишь отдельными разделами или главами. С токи зрения системы изложения материала они строились в соответствии с расположением томов Свода законов53. Следует, между тем, заметить, что данные работы к собственно государственно-правовым исследованиям в понимании того времени относить нельзя. Целью их являлось не изложение курса государственного права как отрасли или относительно автономной области знания (как в книге К.О. Дюгамеля), а последовательное рассмотрение и комментирование всего Свода российских законов, создание некоего «путеводителя» для целей практического использования. Кстати говоря, работу 1845 г. М.М. Сперанский – один из авторов Свода – писал не по собственной инициативе (как всякий учебник), а по поручению императора Николая I54.

Таким образом, до 1860–1870-х гг. система Дюгамеля воспринималась как некая более-менее удобная форма, в отделения которой можно вместить нормативное содержание отдельных томов Свода, относимых авторами к государственному праву. Система государственного права, с одной стороны, была подчинена воспринятой германской юридической традиции, с другой – в систематизации материала внутри двух упомянутых отделов была зависима от строения Свода. В конечном счете такие методологические «тиски» сыграли свою окончательную роль: наука сначала обратилась вспять – в сторону «законоискусства», но позже, с либерализацией и реформированием государственно-правового режима в стране в 1860–1870-е гг., с приростом теоретического знания, «вырвалась» к новым исследовательским рубежам.

Предпосылки такого прироста были заложены еще во времена Николая I. В связи с этим интересно отметить мнение профессора Н.М. Коркунова о том, что Свод законов сыграл и положительную роль для науки государственного права: «…изучение его в то время сделалось легче, доступнее… Свод законов представлял богатое собрание материала, всем доступное. Вместе с тем подготовлялось историческое изучение и понимание русского права…» Профессор ссылается здесь на тот факт, то еще в николаевское время, в период подготовки Свода, «было послано несколько молодых людей в Берлин, где они под руководством Савиньи приготовлялись к юридической профектуре… Новое возрождение юридической науки на западе не могло не отразиться и у нас. Все это делает понятным, что преобладающим направлением среди юристов того времени должно было явиться направление историческое» 55.

И действительно, исследование вопроса о системе отрасли государственного права напрямую предопределено необходимостью накопления теоретического знания о предмете отрасли, формальнодогматическим рассмотрением отдельных государственно-правовых институтов, развитием исторической, догматической и сравнительноправовой методологии в науке. Это положение явно демонстрирует последующее развитие дореволюционной государственно-правовой мысли. Всякий новый труд воплощал расширение исследовательской методологии: «Русское государственное право» профессора И.А. Андреевского написано с использованием теоретических, сравнительных и, преимущественно, исторических методов56; расцвет формально-юридической методологии связан с именами профессоров А.Д. Градовского и Н.М. Коркунова57; профессором А.В. Романовичем-Славатинским был введен комплексный историко-догматический метод58. Развитие методологии науки государственного права по двум направлениям – социологического и юридического позитивизма – обусловило формирование двух теоретических школ, по-разному решавших вопрос о предмете и в конечном счете – о системе отрасли. Вместе с тем государствоведы были едины в главном: в выборе общей парадигмальной основы теоретических исследований – полного отказа от копирования наукой системы Свода законов. Важно заметить, что ученые периода 1860–1890-х гг. отрицали не столько саму систему Дюгамеля, сколько ее структурно-содержательную зависимость от Свода. Наука начала рефлексировать по поводу своей собственной системы, впервые была осмыслена эволюция методологии от комментаторского и описательного «законоискусства» к теоретическому позитивизму. Важно заметить, что учеными конца XIX в. были поименованы те губительные изъяны, к которым приводила связанность науки государственного права «системой» Свода. Во-первых, такой подход к системе отрасли и науки стал «тормозом» для их успешного развития и привел «к полному упадку догматической разработки русского государственного права»59. Во-вторых, он делал невозможными какие-либо теоретические обобщения, сводя материал к пересказу содержания Свода законов60. В-третьих, копирование системы Свода препятствовало научному осмыслению государственного права как самостоятельной отрасли и области научного знания, поскольку в Своде содержались законы, относимые не только к государственному праву61. В-четвертых, система Свода бесконечно устарела и не могла уже удовлетворять ни требованиям теории, ни потребностям практики62.

Что же касается самой системы Дюгамеля, то наука государственного права на данном этапе столкнулась с куда более серьезным недоразумением, нежели привязанность этой системы к Своду. Недоразумение это методологического порядка, проистекающее опять же из обстоятельства безоговорочной рецепции германской государственно-правовой традиции. Дело в том, что в германской юридической науке само разделение государственного устройства (Staatsverfassung) и государственного управления (Staatsverwaltung) применялось не к государственному праву в строгом смысле этого слова, а ко всему публичному праву. Ввиду этого раздел государственного управления включал в себя все направления управленческой деятельности государства, регулируемые как государственным, так и административным, и финансовым, и так называемым военным, и судебным правом. Вопросы же государственного права в узком смысле слова исчерпывались содержанием отдела государственного устройства. На это прямо указывает профессор Н.О. Куплеваский. Вот что он пишет по этому поводу: «Разделение публичного права или государственного права в обширном смысле на государственное устройство, или государственное право в тесном смысле слова, и государственное управление (выделено мной. – К. К.) – введено в науку немецкими учеными, которые занимались разработкой немецкого положительного права в начале XIX столетия». При этом автор ссылается на работу профессора Круга 1806 г. “Uber Statsverfassung und Staatsverwaltung” 63. Не удивительно, что ту же мысль можно встретить и у профессора Н.М. Коркунова: «Но там (в немецкой науке. – К. К.) если разделяют изложение на учение об устройстве и учение об управлении, то под управлением разумеют всю деятельность государства и потому в учении об управлении излагают все то, что у нас составляет содержание особых курсов полицейского права»64.

Такой подход к определению круга отношений, подлежащих регулированию нормами отдела государственного устройства, входил в противоречие с уже оформившимся к тому времени в отечественной юридической науке размежеванием отраслей публично-правового цикла. Содержательные пересечения становятся очевидными, если указать хотя бы на то, что в университетах в качестве основного курса читалось полицейское право.65

Однако ввиду методологического дефицита данная проблема до 1860-х гг. оставалась вне поля зрения ученых. Думается, именно по этой причине расширительного понимания система Дюгамеля в германском исполнении так хорошо «ужилась», наложилась на систему Свода, заключавшую в себе исчерпывающий публичноправовой нормативный состав. По этой же причине законоучитель М.М. Сперанского 1845 г.66 и ряд подобных книг других упоминавшихся нами авторов-«законоискусников», изданных до Свода, относились профессорами Н.М. Коркуновым67, А.В. РомановичемСлаватинским68 и другими к литературе по государственному праву. Именно поэтому в качестве исторически первого варианта системы русского государственного права Н.М. Коркунов называет не систему Дюгамеля, а систему Свода законов69. И все это только потому, что до И.А. Андреевского под государственным правом, подобно немецкой науке, разумелось все публичное право. Вот главный камень преткновения.