Читаем без скачивания Тринадцатый император. Дилогия (Авторская версия) - Никита Сомов

Во время обеда я тоже в основном молчал — все мои мысли занимала открытая мне дневником непрезентабельная картина подковерных игр и интриг Курской губернии. При этом я отлично понимал, что более уместно было бы размышлять над реальностью происходящего. Тем не менее ситуация в губернии, в кратком изложении, выглядела следующим образом: генерал-лейтенант Ден был на редкость честным, прямым и бескорыстным человеком, всецело преданным России и императору. Казалось бы, все просто замечательно, но был у генерала и свой недостаток — вспыльчивый и буйный характер, под влиянием которого он нередко совершал выходки на грани фола. Воспользовавшись этим, его многочисленные недоброжелатели, а это почти все чиновники Курска, смогли подтолкнуть принятие решения о замещении генерал-лейтенанта на слабохарактерного статского советника Извольского. Не последнюю роль тут сыграл и сам новый губернатор. Впрочем, его желание занять эту должность объяснить не сложно, так же как и желание курских чиновников занимать свои теплые места и без опаски брать взятки. Однако вникать в чьи-то пожелания и удобства по части казнокрадства я совершенно не желал. Ситуация меня никак не устраивала и вот сейчас напряженно обдумывал, что бы предпринять и… кажется, только что пропустил мимо ушей какую-то забавную шутку моего воспитателя.

— Ваше высочество, а не порадуете ли вы нас своим анекдотом, способствующим пищеварению и общему поднятию настроения? — начал втягивать меня в разговор граф. В голове у меня мелькнуло несколько историй и анекдотов, однако все они не соответствовали духу эпохи и собравшемуся вокруг меня обществу, но один анекдот, верно принадлежавший памяти Николая, мне понравился.

— Конечно, с удовольствием. Прошу простить мне мою рассеянность — целиком ушел в свои впечатления от города, — привычно проявил вежливость я. — Позвольте же мне рассказать вам презабавнейший анекдот, услышанный мной однажды от отца. — Выждав заинтересованное выражение на лицах всех присутствующих и поняв, что уже обеспечил успех анекдоту своими последними словами, приступил к рассказу. — Как-то раз его императорское величество император Николай Первый, бывший в Ростове, посетил, конечно, и Нахичевань. Там все армяне, дожидавшиеся государя огромной толпой, завидев приближающиеся экипажи царского кортежа и, дождавшись их прибытия, закричали благим матом: «Караул! Караул!»… Государь, понявши сейчас, в чем дело, спросил, однако же, генерал-губернатора Воронцова, ехавшего с ним в одной коляске, что обозначает этот крик. Генерал-губернатор сконфуженно отвечал, что они, вероятно, хотели кричать «ура!», да вместо этого кричат «караул!»… Государь много смеялся этому проявлению радости и заметил: «Их следовало бы поучить!» Воронцов, в свою очередь, передал это замечание государя губернатору, а губернатор, конечно, — исправнику. Исправник это замечание намотал на ус и по выезде государя и всего начальства из уезда явился в Нахичевань с возами розог и начал по-своему учить армянских обывателей, и на кого был за что-нибудь зол, то тем всыпал гораздо большее количество розог. Это оригинальное учение покончилось в один день, и армяне вовсе не были в претензии на него. «Ежели надобно учить, так и учи», — говорили они. Но они были в страшной претензии за то, зачем учение было неровное: одному дано более ударов, другому менее. И только лишь по поводу этого обстоятельства они, говорят, возбудили жалобу на исправника.

Высокие потолки вздрогнули от раскатов смеха, зазвенела люстра, и, мне показалось, маленький кусочек штукатурки упал с потолка Рихтеру прямо в тарелку. Смеялись все, даже Извольский с Деном немного оттаяли. Хотя, на мой взгляд избалованного Интернетом человека XXI века, шутка была так себе.

— Весьма, весьма. Не слышал о таком раньше. Знал бы, непременно проложил маршрут через Ростов, вот бы смеху было, если бы армян так и не научили «ура» кричать, — сквозь смех сказал граф, вызвав новую вспышку веселья. — Владимир Иванович, а вы не порадуете нас своей историей или анекдотом?

— Отчего же не порадовать, — ответил Ден, вытирая выступившие от смеха слезы. — Случилась эта история со мной во время моего пребывания на посту губернатора. Решив проверить один уездный городок в губернии, я заранее предупредил уездное начальство о своем визите, однако в назначенный срок в город нарочно не прибыл. Продержав, таким образом, в напряжении все полицейские чины города два дня, я тайно въехал в город с другой стороны обычной каретой. Переодевшись в простое платье, я отправился в кабак и, выпив водки, начал намеренно дебоширить, за что частный пристав, взяв меня за шкирку, хотел было уже отправить в полицейскую часть. Но извернувшись, я сунул ему три рубля, на что он со словами: «Ну, черт с тобой! В другой раз не попадайся! Приедет губернатор, тогда безобразничай сколько угодно!» — отпустил меня на все четыре стороны. На следующий день, оказавшись в губернаторской квартире, я приказал всем полицейским чинам городка прибыть ко мне. Когда в назначенном часу все были в сборе, я, найдя того самого надзирателя, подозвал его к себе. Он, вероятно, не узнал меня, хотя и перепугался до смерти. Я спросил у него, с ним ли деньги. Негодяй квартальный побледнел и, замерев, не открывая рта, неплохо сошел бы за бронзовое изваяние, если бы не цвет кожи. Но все же я не оставляю его в покое и раз за разом повторяю вопрос, пока он, сообразив, наконец, где у него лежит кошелек, не достает его из нагрудного кармана. На что я говорю ему — «Позвольте три рубля».

На этот раз смеялись не все, но эффект от этого не уменьшился. Напротив, глядя на уткнувшегося взглядом в тарелку позеленевшего Извольского, гораздо более успешно прикидывающегося бронзовым изваянием, чем городовой из анекдота, не смеяться становилось просто невозможным.

— Право же, генерал, нужно быть гуманней к слушателям и заранее предупреждать, чтобы компания за столом не понесла невосполнимые потери смехом, — отсмеявшись, вставил, промокнув губы салфеткой, Иван Кондратьевич Бабст, мой преподаватель статистики и экономики. Как бы хваля хорошую шутку, но в то же время тонко намекая Дену на ее неприятие Петром Александровичем. Мне показалось, что ни довольный Ден, ни раздосадованный губернатор на скрытый смысл его слов не обратили ровным счетом никакого внимания.

А я, отсмеявшись, решил, как же вернуть понравившегося мне прямого и честного генерал-лейтенанта на старую должность. Тем более что, судя по всему, в самое ближайшее время я стану императором, да и на реакцию окружающих мне, по большому счету, плевать. Вдруг мне стало очень противно и грустно. Мне было жаль отца Николая, и осознание того факта, что я, пусть и косвенно, являюсь главным виновником его гибели, было просто ужасным чувством, способным отравить любую радость. Но во всем можно отыскать что-либо хорошее — с таким отвратительным настроением провернуть то, что я сейчас задумал, будет несравненно легче. Пугают только эти непредсказуемые повороты настроения, но раз ничего с ними поделать не могу, принимаю как есть. Хоть и неприятно это понимать, что с твоей головой не все ладно.

Обед уже подошел к концу — последняя перемена блюд была унесена слугами, и, решив не откладывать неприятный разговор в долгий ящик, я встал из-за стола и, поблагодарив вышедшего к нам повара за отлично приготовленный обед, обратился к губернаторам.

— Владимир Иванович, Петр Александрович, извольте проследовать в мои комнаты, — тоном, не допускающим и тени возражения, сказал я и, стараясь не оборачиваться, спиной чувствуя многочисленные удивленные взгляды, отправился к себе наверх.

Поднявшись к себе, я встал напротив комода, ожидая, когда ко мне поднимутся Ден и Извольский.

Едва за вошедшим последним на негнущихся ногах Петром Александровичем закрылась дверь, я подозвал его к себе. И, выставив его, таким образом, прямо напротив зеркала, обратился к нему:

— Петр Александрович, подойдите к зеркалу. Посмотрите на себя. Неужели вы ничего не видите?

— Ничего, ваше высочество, — глядя на свое испуганное отражение, пролепетал Извольский.

— Странно! Очень странно! А я вот совершенно ясно вижу, что у вас на лбу написано: подай в отставку, подай в отставку. Подай в отставку, а то хуже будет! — дословно процитировал я одну из выходок стоявшего рядом генерал-лейтенанта. — Жду прошение об отставке к ужину. Можете пока быть свободны, — выделив словами второе слово, я отвернулся к окну, всем видом показывая, что разговор окончен.

Проследив краем глаза за уходящим от меня в полуобморочном состоянии Извольским, я на какую-то секунду даже ощутил жалость к нему. Не стоило, наверное, его так давить. Да, карьерист, да, взяточник, но разве он один такой? Вся чиновничья система такая. А ведь я его, по сути, раздавил, как клопа раздавил. Перечеркнул ему будущее. Хотя… наверное, только так и надо. Не помню кто сказал: «Монарх может быть груб, невежествен, даже безумен, он не может быть только слаб». Господи, какая же каша у меня в голове. Температура, галлюцинации? Неужели уже начинается?