Читаем без скачивания Зима 1238 - Калинин Даниил Сергеевич

Судя по серому, мутному свету, пробивающемуся через крохотное оконце-дымоход под самым потолком, время уже предрассветное, скоро общий подъем. А там уж не откажем себе и в завтраке, сварив пшенную кашу с вяленым мясом в настоящей печи да в глиняных горшках… Сейчас топящаяся по-черному печка уже практически остыла, отдав за ночь все тепло, и вода в кадушке покрылась льдом. Хорошо хоть не очень толстым, и, не слишком сильно ударив по нему кулаком, я без особого шума его разбил. После чего набрал воды черпаком и принялся неспешно пить, пытаясь хоть немного согреть во рту ледяную влагу, от которой натурально болят зубы…

Зябко. Зябко было в последние часы сна, и зябко – а скорее даже холодно, причем очень, – будет на марше. Только во время утреннего и вечернего приема пищи, когда мы едим горячее, тело действительно отогревается… С тоской окинув взглядом занятую воями избу, я с острым сожалением подумал о том, что следующая ночевка может состояться и под открытым небом! Татары по какой-то странной логике жгут брошенные поселения – точнее, одни жгут, другие нет, но чтобы уцелевшие веси попались нам к концовке дневного перехода хотя бы два раза подряд… На такое, увы, рассчитывать не приходится.

Сделав еще один скупой глоток из черпака уже совершенно онемевшим ртом, остатком ледяной воды я умылся и, вновь переступая через спящих товарищей, двинулся к пустующим у стола лавкам. Казалось бы, странно, что все вой легли на пол, тогда как кто-то мог разместиться и поудобнее, но мужская солидарность – она такая… Никто не захотел себе лучших условий, чем у соратников, постеснялись искать для себя даже минимального комфорта, в то время как другие будут отдыхать на полу.

И я постеснялся… Хотя, кстати, не так и плохо поспали. По крайней мере, впритык друг к дружке было немного теплее…

Добравшись наконец до лавки, я сел за стол, прислонив к нему перевязь с саблей, и только теперь прояснившейся головой принялся анализировать все то, что увидел, невольно вспоминая при этом последние события…

Из Пронска мы выступили два дня назад, сейчас начинается уже третий. А тогда с первыми лучами солнца сквозь ворота тыновой стены град покинули полторы сотни всадников – все, кто решился идти к Рязани, уповая непонятно на что! И в их числе был и я, все время оборачивающийся назад, ловя взглядом печальное, белое от волнения и страха за меня лицо Ростиславы, наблюдающей за уходом дружинников с надвратного укрепления.

К слову, было немного странно видеть самую дорогую для меня женщину, беременную моим же малышом, там, где я недавно сражался, убивал, где лилась кровь моих соратников, где погибали защитники Пронска… Удивительно, но даже когда город был осажден, а от княжеского терема до ставки монгольского темника оставалось всего три версты, я все равно никак не мог себе представить, что Ростиславе грозит опасность, что враги могут оказаться рядом с ней… Будто ров между детинцем и крошечной княжеской цитаделью был не очередной преградой на пути татар, а границей совершенно иного, насквозь безопасного мира! И хотя разумом я осознавал, что это всего лишь заблуждение, однако чувствовал все равно иначе…

Да, из города на помощь столице выдвинулись лишь полторы сотни дружинников. Правда, отлично вооруженных и снаряженных, с заводными лошадьми, с максимальным запасом стрел, арбалетных болтов, сулиц и «чеснока». Да и каждый из гридей стоит в схватке трех поганых! Но все одно нас лишь полторы сотни…

Впрочем, в душе я даже обрадовался тому, что все пронские и ижеславские дружинники да ополчение Пронского удельного княжества остались в граде. Ибо отправься с нами в поход пусть даже все до единого боеспособные мужи – а это всего около тысячи ратников, – что бы мы смогли сделать семи туменам Батыя?! Разве что доблестно умереть, оставив беззащитным град, с таким трудом отбитый у татар! Уж лучше пусть по-прежнему пребывает дружина в Пронске – если не полноценный штурм с применением катапульт и требушетов, то хотя бы стремительный, пробный наскок тумена защитники сумеют отбить… Как и атаку разбойной банды степняков-мародеров, что вполне могут дезертировать из орды. Благо я оставил Михаилу Всеволодовичу все собранные «скорпионы» и подготовил расчеты к ним, а уцелевшие кузнецы и плотники принялись изучать стрелометы с целью воссоздать творение лучших городских мастеров! Увы, павших в битве… Хватает в крепости и выздоравливающих от ран воев, так что мое сердце не так уж и сильно болит при мыслях о Ростиславе… В отличие от сердца Коловрата, изо всех сил подгоняющего крошечную дружину и буквально рвущегося в Рязань!

Впрочем, помимо боярина и горстки его личников, а также черниговских воев, среди гридей хватает именно рязанцев, а также дружинников из Белгорода, Переяславля, Коломны, Перевитска, коих выделил под наше начало князь Юрий Ингваревич. Причем если боярина можно хоть немного успокоить, в очередной раз пересказав ему первое – и единственное – видение о его спасшейся семье, то что скажешь прочим ратникам об их родных?! Потому-то и рвутся вой вперед, к любимым, надеясь защитить близких от орды…

От елецкой сотни осталось всего две дюжины воев, сумевших продолжить путь. А от сторожи Кречета – только я, Микула, прибившийся к нам Ждан да, собственно, дядька. Братья-половчане получили раны в последней сече и остались в Пронске, а про Захара и Лада и вовсе ничего не известно с тех пор, как остались они на заимке разбойников вместе с освобожденными пленницами…

Но если тысяча воев ничем не сможет навредить орде, то на что вообще рассчитывать полутора сотням дружинников?! Я искал ответ на этот вопрос все последние дни – и не находил его. Наоборот, в голову закрадывались всякие низкие мыслишки: мол, я сделал все, что смог, и теперь нужно остаться в Проснке, рядом с беременной возлюбленной!

Действительно, сделано уже немало. В засадах, оборонительных боях за Ижеславец, в ночной битве в лагере Кадана да в обоих штурмах Пронска (и последующей резне татар, спровоцированной мной же!) нам удалось истребить едва ли не три тумена поганых – практически треть сил вторжения! Я абсолютно уверен в том, что в прежней истории враг понес куда меньшие потери перед коломенской битвой. А у нас ведь пока нет ни одного взятого штурмом города, и главные силы княжеской рати пока еще даже не вступили с монголами в бой! Это с одной стороны, а с другой – я сделал все, чтобы задержать врага на льду Прони и спасти рязанских воев от самоубийственной пограничной битвы! Сделал все, чтобы уберечь простых жителей от разграбления, насилия и смерти… Я выиграл самый ценный ресурс – время, рассчитывая, что владимирское войско успеет прийти на помощь Юрию Ингваревичу раньше, чем стольный град княжества будет осажден!

Но, судя по последнему видению, мои радужные ожидания не оправдались… Во-первых, Субэдэй сумел разбить отряд княжеских дружинников, сдерживающий продвижение орды по реке. Мы прошли место схватки в первый день нашего движения, видели павших. Но брошенные тела убитых, с коих сняли все оружие и доспехи, до неузнаваемости изгрызли лесные хищники и припорошило снегом… Павших никто не разглядывал, мы прошли мимо, отгоняя стрелами обезумевших от человеческой крови и мяса волков. А оказывается, это было место славной гибели русичей… Что, к слову, только подтверждает правдивость увиденного наяву этой ночью.

Во-вторых, какое-то количество пленников татары все же взяли, а за Рязанью число сгинувших беженцев выросло многократно. Более того, Субэдэю удалось хотя бы временно решить проблему снабжения туменов Батыя, а значит, настроения в лагере хана вполне себе оптимистичные, бодрые, и вряд ли сытых покоренных удастся подбить на мятеж… Учитывая же, что наши дозоры проводили отступивших от Пронска поганых до самого Ижеславца и что, со слов ратников, никто из половцев или мокшан не развернул лошадей на север, разжигать бунт просто некому. Н-да, не разыграть нам эту карту… По крайней мере, пока.

Зато у Батыя теперь есть достаточное количество времени, чтобы основательно подготовиться к штурму и до основания снести стену на участке шириной так шагов в восемьсот!