Читаем без скачивания Немецкие субмарины под прицелом английских эсминцев. Воспоминания капитана Королевских военно-морских сил. 1941-1944 - Дональд Макинтайр

Это была одна из самых тяжелых зим, которую могли припомнить старожилы Атлантики. Мы постоянно сражались с жестокими штормами и не имели возможности одержать ни одной военной победы. И при этом постоянно получали сообщения о нападениях немецких лодок на мирные торговые суда или о том, что самолет-разведчик снова заметил перископ.

Я хорошо помню одно из таких бездарных патрулирований. Непогода разыгралась не на шутку. «Вечерняя звезда» и «Ураган» («Hurricane»), эсминец той же серии, шли параллельными курсами, не имея определенной цели. Нас постоянно посылали в места, где недавно были замечены подводные лодки, но, разумеется, мы никуда не успевали. В это время барометр начал падать. Мы знали, что с юго-запада надвигается шторм, и были к этому готовы, но вскоре поняли, что нас ожидает нечто большее, чем обычная непогода.

Ветер усиливался, море «вскипало» прямо на глазах. И вскоре мы уже были вынуждены лечь в дрейф, машина работала, только чтобы обеспечить наименьшую скорость хода, при которой судно слушается руля. Все это было в общем-то нормально для суровых условий зимней Атлантики, но погода продолжала ухудшаться. Ветер, казалось, сошел с ума, волны, и без того немаленькие, с каждой минутой становились все выше и выше и приобрели вовсе уж устрашающие размеры. В их холодных, мощных объятиях эсминец казался хрупкой скорлупкой, которую ничего не стоило раздавить… уничтожить.

Поддерживать управляемость судна было большой проблемой. Тем более что любое движение вперед означало бы, что очередная гигантская волна ударит нас еще сильнее, нос корабля глубже уйдет в волну, а на палубу обрушатся тонны воды, сметая все на своем пути.

Передвигаться по верхней палубе было опасно для жизни, поэтому экипаж получил приказ оставаться на местах. Всякое передвижение людей между носовой и кормовой частями корабля было прекращено.

На мостике нас осталось двое: вахтенный офицер и я. Два дня и две ночи мы «держали оборону», сменяя друг друга. Ели что придется, спали урывками.

В результате ужасающей тряски вышел из строя гирокомпас. Стрелка магнитного компаса, судя по всему, взбесилась и отплясывала дикий танец, кидаясь из стороны в сторону.

Поскольку порывы сильного ветра били нас беспощадно, корабль, как детская игрушка, взлетал на гребни волн, после чего камнем падал обратно. Требовалось призвать на помощь все мастерство, чтобы удержать корабль на курсе. Внимание нельзя было ослабить ни на минуту.

В темное время суток, наверное, у каждого из нас возникло чувство страха. Вокруг нас виднелись только приближающиеся со всех сторон белые гребни волн. Казалось, что они поднимаются под невероятным углом и, безусловно, собираются с треском разбить нас, как яичную скорлупу. В довершение ко всему стали появляться слепящие вспышки молний, полил проливной дождь, а на топе мачты и нок-реях, равно как и на каждом выступающем предмете, начали мерцать огни Святого Эльма. Временами они виднелись даже на кончиках наших пальцев и носов.

Вспоминаю, как в самый разгар этого ужасного шторма я стоял на капитанском мостике и с тоской вглядывался в темноту. Моя красавица «Вечерняя звезда» гордо встречала каждую волну, а я сжимал перила и молился. Не знаю, что в конечном итоге нам помогло, но только мы выжили.

Я хорошо помню, как я получил приказ продемонстрировать возможности эсминца на море в условиях шторма. Тогда я впервые взмолился: «О Господи, помоги мне! Море такое большое, а мой корабль так мал!»

То были изматывающие, бесполезные дни, когда корабли, охраняющие конвои, вели бесплодную охоту в штормовом море, не имея какой-либо надежды поразить врага до того, как он ускользнет глубоко в бескрайние просторы океана. Но поскольку эта долгая зима подходила к концу, для всех нас стало очевидно, что дни безделья сочтены. В феврале 1941 года в Адмиралтействе появился адмирал сэр Перси Нобль со своей блестящей командой, и мы сразу почувствовали его влияние. Он упростил организацию работы на берегу и на море, реорганизовал флот и внес свежую струю, новое мышление в стратегическое боевое планирование.

Ощущение причастности к реализации великой идеи витало в воздухе. Наши внезапные и стремительные атаки на противника в океане уже не были столь бесцельны, и всякий раз, когда мы возвращались в гавань, было очевидно, что руководство флотом становилось все более и более решительным.

Было множество предположений, но подтвердилось только одно из них – это свидетельство огромного интереса к будущему созданию эскортных групп, которые были бы одновременно и работоспособными и обученными и могли бы в любой ситуации оставаться как автономные единицы, снабженные всем необходимым.

В феврале сэр Перси Нобль принял решение выйти в Атлантику и лично увидеть, что еще можно сделать, чтобы усовершенствовать организацию. Ведомый предчувствием успеха, он выбрал эсминец под командованием Уолтера Кучмена, который в этом походе занимал должность старшего офицера эскорта.

В течение всего похода члены эскортной группы страдали от постоянного вмешательства во все дела берегового персонала. Старший офицер не мог эффективно выполнять свои обязанности. Суда под его командованием были посланы в бессмысленное преследование объектов противника по приказу прямо с берега, пока в конечном счете корабль Кучмена с сэром Перси Ноблем на борту не остался один в эскорте. Конвой никто не атаковал, но сэр Перси поклялся положить конец этому бреду. Свое обещание он сдержал до конца и тем самым заложил основы победы.

По возвращении в Ливерпуль в марте 1941 года я был встречен новостью о смене командования. Вместо моей гладкой, сияющей «Звездочки» я был переведен на старый, обшарпанный ветеран Первой мировой войны «Уолкер». Это стало для меня настоящим шоком. Мы вместе с командой «Вечерней звезды» уже успели сродниться.

Непрерывные воздушные атаки в период Норвежской кампании и зима в Атлантике, непревзойденная по своей жестокости, сплотили нас так, что мы стали умелой, квалифицированной военной командой. Я вовсе не собирался покидать их и с огромной грустью в сердце упаковал свои чемоданы и попрощался с офицерами и солдатами.

Тогда я не мог предвидеть, что 18 месяцев спустя мне придется вернуться на «Вечернюю звезду», а затем испытать волнующее чувство радости от множества операций, проведенных против врага, для которого предвкушение победы сменилось поражением.

Между тем я принял командование старым «Уолкером» и незнакомым мне экипажем с дурными предчувствиями. Этот корабль получил серьезные повреждения при столкновении, и ему только что заменили носовую часть.

Такие «хирургические» операции далеко не всегда проводятся успешно, и я не был уверен в благополучном будущем этого корабля.

Однако, образно говоря, «горькая пилюля» вскоре покрылась толстым слоем сахара. Как раз в это время началось формирование новой эскортной группы. Моя задача состояла в том, чтобы объединить корабли в слаженную действующую флотилию и возглавить ее для охраны атлантических конвоев. Это означало непосредственный контакт и проведение операций против врага, и когда я обнаружил, что «Уолкер» показал себя как благополучный и надежный корабль, то моя прежняя уверенность вернулась.

Офицер, у которого я принял командование, был моим старым другом и однокурсником. Его звали А. А. Тейт, и он был блестящим офицером и храбрым человеком. Впоследствии он стал знаменитым атлантическим капитаном и погиб в одном из сражений.

Поскольку требовалось спешное возвращение, стоянка в гавани была недолгой. Все секретные документы для служебного пользования должны были быть изучены и проверены, просчитаны все запасы. После того как все это было сделано, вместе с капитанами торговых судов нужно было изучить морские карты и инструкции по сопровождению конвоев.

Был ранний март, когда я вывел свой «Уолкер» из Глэдстон-Дока в качестве руководителя 5-й эскортной группы. Мы шли вниз по течению Мерси и вышли в извилистый канал, где уже формировался конвой для отправки в Ирландское море.

Первые пять дней в конвое для командира эскорта были полны тревог и бурной деятельности. Требовалось полностью освидетельствовать, а затем отразить в отчете примерно от 30 до 40 судов. Кроме того, капитаны тихоходных судов, не способных развить большую скорость, что всегда неизбежно, посылали жалобы на берег, где решали – поддержать их, приняв решение о снижении скорости конвоя, или же отправить обратно в ожидании менее быстроходных конвоев.

Постоянно один или два корабля получали более или менее сильные повреждения, и все время требовалось принимать решения, то ли оставлять их с собой и брать под свою защиту, то ли отправлять обратно в гавань на ремонт.

В первое время у командира эскорта иногда возникает искушение получить все сразу или же в один момент сжечь все мосты. Но часы шли за часами, день сменялся ночью, а командир эскорта и его старшина-сигнальщик продолжали решать на своих местах тысячу мелких проблем, возникающих во время передвижения конвоя.