Читаем без скачивания Финансист на четвереньках (сборник) - Зиновий Юрьев

— Видите ли, капитан, — сказал Дэвид, — сегодня мы с вами, если вы не возражаете, поменяемся ролями. Обычно репортеры пытаются вытянуть из вас информацию. Я же хочу, чтобы вы выслушали меня.

Кислое лицо капитана приобрело еще и выражение горечи.

— Ну конечно, — сказал он угрюмо, — мало того, что ваша газетенка каждые несколько дней исполняет на мне джигу, я еще должен выслушать ваши лекции. Или вы пришли расцеловать меня и пожать мне руку?

— Бросьте, капитан, я серьезно. У меня есть информация. Вы знаете ювелирный магазин Чарлза Майера на Рипаблик-авеню?

— Вы хотите подарить мне диадему?

— Завтра в восемь часов вечера на магазин будет совершен налет. Грабители подъедут на двух машинах: на сером «плимуте» и голубом «шевроле».

— Может быть, вы заодно скажете, как их зовут и что именно они собираются похитить у Майера?

— Я не шучу, капитан. Это правда.

— Послушайте, Росс, у меня сегодня неподходящее настроение для шуточек.

— Капитан, я повторяю: это не шутка. Видите ли, я случайно подслушал разговор.

— Ну конечно, небольшая группа гангстеров громко обсуждала детали налета где-нибудь в ресторане. Не морочьте мне голову.

— У одного из них мохнатые брови и усы щеточкой.

Капитан Фитцджеральд внимательно посмотрел на Дэвида. Мысли его теперь неслись, словно машины на супершоссе: «Что это значит? Человек с усиками — похоже, что это Руффи… Откуда он знает?.. При всех обстоятельствах с Руффи лучше не связываться. Тем более что у Росса нет никаких доказательств. Нет, с Руффи лучше не связываться, даже если Росс что-то знает…»

— Бросьте, Росс, — сказал капитан. — Вы просто хотите разыграть меня. Капитану Фитцджеральду мерещатся налеты. Отличный материал. Я вас вижу насквозь.

— Даю вам честное слово, капитан. Третий раз повторяю вам, что я не шучу.

— Ах, Росс, Росс! Вы же прекрасно знаете, что значит честное слово репортера. Вы еще молодой человек, а я уже был патрульным полицейским, когда ваш «Кларион» ходил в пеленках и мочился под себя.

Дэвид медленно встал. Он знал, что не нужно говорить того, что он хотел сказать, но не мог удержаться:

— Вы боитесь связываться с Руффи. Вы допускаете, что я говорю правду, но вы не хотите связываться с Руффи.

— А вы уверены, что это Руффи? — медленно спросил капитан и подумал: «Он что-то знает. Он знает, что это Руффи. У Руффи такие связи, что он еще ни разу не сидел за решеткой. С ним лучше не связываться!»

— Это не я уверен. Это вы уверены. — Дэвид уже не мог остановиться. — Это вы уверены, что с ним не стоит связываться и что у него есть связи…

Капитан медленно выпустил из легких воздух и взглянул на Дэвида. В глазах его тлел страх. Можно один раз угадать мысли, но два… Это начинало походить на какое-то наваждение.

— Дело не в наваждении, мистер Фитцджеральд…

«С ума сойти! — слышался бесплотный и испуганный звук мыслей капитана. — Или это галлюцинация, или…»

— Или что? — спросил Дэвид, не сводя глаз с капитана.

— Убирайтесь отсюда, щенок! — заревел капитан, подымаясь из-за стола. — Оставьте свои гипнотические фокусы для вашего вонючего листка. Если вы еще раз сунетесь в полицию, пожалеете, что родились…

— До свидания, капитан, — сказал Дэвид и прикрыл за собой дверь.

3

— Я так волновалась, Дэви, — сказала Присилла, подставляя для поцелуя щеку. — Когда ты позвонил, я думала, что умру от беспокойства.

«Только бы не испортил прическу», — подумала она при этом, и Дэвид отскочил от нее, словно наткнулся на колючую проволоку.

Присилла быстро взглянула на него и спросила:

— Что с тобой, милый?

При этом мысли ее прошептали; «Не хватает еще, чтобы он сошел с ума».

— Скажи мне, Прис, ты любишь меня?

Присилла заложила руки за голову и откинула голову назад, улыбнувшись томно и снисходительно. Улыбка согласно международному коду влюбленных должна была означать: «Глупый, как ты можешь спрашивать об этом?» Именно так воспринимал ее раньше Дэвид, и где-то в сердце у него при этом всегда взрывались маленькие теплые бомбочки и наполняли его переливающей через край нежностью к этим лучащимся глазам, к чуть припухлым губам, к стройному телу.

Но теперь он уже не мог довольствоваться тем кодом, которым пользовался раньше. Код оказался двойным, и тайное его значение затмевало очевидное.

Он поднял глаза и заметил быстрый взгляд, который она бросила на зеркало. В зеркале она отражалась сбоку — вернее, в три четверти.

Мысли, такие же быстрые, как и взгляд, торопливо прокомментировали отображение: «Надо почаще так закидывать руки… Получается очень красивая линия груди. Как на обложке «Лайфа»… Он все-таки меня любит… Не может оторвать глаз… Я его понимаю…»

— Почему ты так смотришь на меня, Дэви-дурачок?

Если бы несколько дней тому назад Дэвид вдруг узнал, что Присилла, его Присилла, меньше всего думает о нем, он был бы потрясен. Но после пробуждения в больнице мир все время сообщал ему о себе двумя одновременными радиопередачами. Первая предназначалась для всех, была тщательно отредактирована и отлично отрепетирована, вторая же звучала в звукоизолированных студиях чужих мыслей. Он даже не испытывал горечи. Всеобщая ложь начинала казаться ему основным законом общества, и он был достаточно честен с собой, чтобы не выделять себя в особое исключение. Он вдруг вспомнил, как, проведя несколько часов у Присиллы, иногда испытывал острое желание оказаться у себя дома с детективом в руках и при этом говорил: «Как мне тяжело уходить от тебя…»

Если бы сейчас, тут же он вдруг потерял свой странный дар, он, наверное, женился бы на Присилле и Прожил с ней долгую жизнь. Две неискренности под одной крышей могут в конце концов прекрасно уживаться. Правда относительна, ложь же всегда абсолютна. Правда громоздка и неудобна в обращении, ложь портативна и отлично устанавливается в любом помещении, особенно в спальне.

Но теперь Дэвид ничего не мог поделать с собой. Между ним и Присиллой внезапно возник невидимый барьер, который он не мог перешагнуть, обойти, отыскать в нем проход. За этим барьером Присилла, развенчанная и беспомощная, безжалостно освещалась ярчайшим прожектором. Он не только освещал ее, убивая спасительные полутени и полумрак традиционной любви, он просвечивал ее насквозь. Дэвиду казалось, что он одновременно видит перед собой цветную ретушированную фотографию и рентгеновский снимок. Боже, как только люди могут любоваться красавицами, не видя костей скелета!.. «Впрочем, в нашем обществе, — подумал Дэвид, — все держится на утаивании информации. Кандидат в сенаторы, клянясь, что будет без устали бороться за интересы штата, ничего не говорит о своем желании сделать карьеру и разбогатеть. Проповедники, славящие Христа, ничего не говорят о желании увеличить свои доходы. Автомобильная фирма, рекламирующая свои последние модели, не сообщает покупателям, что изо всех сил старалась сделать машины не особенно долговечными…»