Читаем без скачивания Семь смертных грехов. Роман-хроника. Крушение. Книга вторая. - Марк Еленин

— Так, так... — Шаброль возбужденно потер лоб, забормотал: — Интересно, перспективно, опасно. Не надо торопиться, надо все узнать — точненько. Пощупать савинковца, а уж потом решать с Венделовским. Пока по этой линии ничего не предпринимать. Хотя «Баязету» стало трудно, ох как трудно! Штаб главкома расформирован, в Константинополе удержаться невозможно, а в Галлиполи жизнь — врагу не пожелаю... И все же будем ждать. Над Венделовским не каплет. А что у тебя с этими... банщиками?

— Название придумали — «Лига меча и креста». Реальную власть там забирает бывший виленский жандармский полковник Бадейкин, в подручные к нему пробивается поручик Петровых, из контрразведки. Разворачивают борьбу за монархию, против масонов. К таким они и Врангеля причисляют.

— Пусть и борются. Мы мешать не будем, — широко улыбнулся Шаброль, и белоснежные крупные зубы его перламутрово блеснули. — Эту линию продолжайте. Пусть банщики созревают. Посмотрим, к кому они за деньгами побегут, когда свои кончатся. — Посмотрев на часы, он мгновенно посерьезнел, сказал сухо: — Надо разбегаться — засиделись. Кажется, все обсудили.

— Это сейчас кажется.

— Ну, если — не дай аллах! — что-нибудь экстраординарное, встречаемся здесь же, в это же время. Если меня нет — бери авто или извозчика и лети в «Пера Палас», посматривая по сторонам: не тащишь ли за собой «хвоста».

— Учили яйца курицу!

— Это не звучит по-французски, «Мишель». Давай, на дорогу. — Роллан Шаброль разлил коньяк, и они чокнулись. — Я все время думаю: во сколько я обхожусь стране, которая оплачивает каждый мой шаг?

— Брось, Роллан! Мы с тобой как два хорошо вычищенных и заряженных пистолета, всегда готовые к действию против врагов.

— Иди, иди! И позови Сулеймана. Счастливо!

— Будь здоров! — рыжий, сделав несколько приседаний, чтобы размять ноги, вышел. Одно плечо у него было ниже другого.

И тотчас из-за двери, прикрытой пестрым паласом, показался хозяин лавчонки — маленький и толстенький турок в феске. Шаброль милостиво улыбнулся, сказал:

— Ты можешь поздравить меня, Сулейман. Только что я совершил выгодную сделку. И получу за нее пару-другую английских фунтов.

— * Господин изволит шутить? Я рад! Я очень рад, слава аллаху. — После каждого восклицания он кланялся все ниже: — Поздравляю вас!

— И чтобы отметить победу, я решил принять твое предложение, Сулейман. Я покупаю всю партию твоих текинских и мешхедских ковров, если ты сбросишь десять тысяч лир хотя бы — сейчас это ничтожные деньги, Сулейман, ты знаешь.

— О, вы великий коммерсант, господин! Я — ничтожный! — преклоняюсь перед вами. Семь тысяч — и все ковры ваши, господин. В благословенной Франции их разорвут на кусочки!

— До Франции их надо довезти. Сулейман. Это далеко. И в морях опасно. Ты сбросишь восемь тысяч, и мы ударим по рукам. Я правильно сказал это по-турецки?

— О, аллах! Слова «по рукам» звучат для меня, бедного купца, как музыка. Я согласен, согласен, господин! Хвала аллаху! Когда я вновь увижу моего господина, свет очей моих?

— Я предупрежу тебя накануне.

— Пусть над вами будет мир, покой и благоденствие...

Через час, покатавшись на открытом автомобиле по самым людным улицам Константинополя, Роллан Шаброль подъехал к отелю «Токатлиан». Здесь он снимал номер-люкс, имеющий все, персональный, небольшой правда, садик.

Шаброль небрежно пожал руки нескольким знакомым, встреченным в холле, обильно украшенном мохнатыми пальмами в кадках, и быстрой походкой направился к стойке портье. В отеле он слыл преуспевающим коммерсантом, жуирующим, озабоченным не торговыми операциями, а приятным времяпрепровождением, деликатесной едой и поисками всевозможных похождений.

— Как дела, друг мой? — обратился он к портье, могучего сложения парню с пудовыми кулаками и квадратной челюстью. — Есть ли новости? Новые красотки?

— Ничего интересного, м'сье Шаброль, — с трудом составляя французские слова, ответил портье, протягивая постояльцу большой, витиеватой резьбы ключ.

— Плохо, друг мой, плохо! Ты совсем не оправдываешь моих надежд. Здорово бы я выглядел, если бы надеялся только на тебя. — Шаброль сказал это чуть недовольно. Но тут же лицо его подобрело, появилась обычная насмешливая улыбка. — Впрочем, через час-полтора меня будет спрашивать одна куколка. Проследи, чтобы ее не перехватили.

— Не беспокойтесь, мосье. Она назовет себя?

— Назовет? — Шаброль весело рассмеялся. — Она русская! А эти русские фамилии — разве я могу их запомнить?! И пусть бой проводит ее.

— Все будет в порядке, мосье Шаброль.

— Ты ужасно произносишь «мосье», мой друг. У меня лопаются барабанные перепонки. — Он похлопал портье по плечу и стал подниматься по широкой лестнице, застланной ярко-алым ковром...

В дверь постучали — торопливо, требовательно, достаточно громко, но не уговоренным способом — два длинных, два коротких, — а обычно, несколько раз подряд.

— Хэлло?! — беспечно воскликнул Шаброль, падая на диван, — Заходите, тут не глубоко.

Бой пропустил в номер девушку.

Шаброль кинул ему лиру. Мальчишка коротким взмахом руки, точно обезьяна, схватил ее и исчез. Шаброль смотрел на гостью. Девушка была невысокая и хрупкая. Суконное платье с закрытым воротом, негустая вуалька, лайковые перчатки, высокие башмаки со шнуровкой — скромно, со вкусом. «Из бывших, — мелькнула мысль. — Честолюбивому французу вполне подходит такая любовница. Но почему она не постучала так, как было условлено?»

Шаброль молчал. Молчала и пришедшая. А ведь первый вопрос должна была задать она.

— Что же вы стоите, мадам? — спросил он. — Прошу.

— Я постою.

— В таком случае, что вам угодно?

— Я пришла узнать, не нужен ли вам секретарь?

— А кто послал вас? У вас рекомендации?

— Это неважно. — Ответы она давала правильные.

— Вы русская?

— И это неважно: я говорю по-французски и изучала фарси.

Девушка глубоко вздохнула и, присев на краешек глубокого кресла, подняла вуаль и сняла шляпку. Она улыбалась. У нее было милое девичье лицо, большие серые глаза, в которых еще не прошел испуг, и маленькие ямочки на бледных щеках.

— Меня зовут Надя... Надежда Андреевна Бекер.

— Превосходно, Надин. Я стану так звать вас?

Она кивнула и, приложив палец к губам, вопросительно посмотрела на него. Он ответил ей понимающим кивком, сказал игриво:

— Разрешите, я покажу свое гнездышко? Надеюсь, оно понравится вам.

Шаброль провел девушку в дальнюю комнату — она была огромная, выложенная голубыми изразцами, с белой ванной и небольшой чашей бассейна, наполненного удивительно яркой, зеленой водой. Шаброль принес из сада два удобных плетеных кресла, открыл оба крана — хлынули мощные струи, сказал буднично:

— С приездом, Нади. Как добрались?

— Все в порядке.

— И сразу ко мне? Встреч, контактов не было?

— Да. Сразу к вам. Не было.

— Хорошо. Расскажите о себе — самое основное.

— Мне двадцать три. Дочь преподавателя классической гимназии. Окончила два курса историко-филологического факультета Новороссийского университета в Одессе. И школу медсестер военного времени. На фронт империалистической не попала. Но в гражданской участвовала. Сначала бойцом Черноморского революционного отряда моряков, потом в штабе Юго-Западного фронта — шифровальщицей, потом на Лубянке. И вот Константинополь. Может быть, у вас есть еще вопросы?

— Пока нет — Шаброль улыбнулся и стал прежним, преуспевающим коммерсантом. — Вы мне подходите.

Девушка молчала.

— Связь всегда наиважнейший фактор, учтите. И должна быть двусторонней. В Центр — информация, из Центра — инструкция. На связи, как правило, разведчики и проваливаются. Вы это знаете. Вы будете связной. Но не сейчас, не сегодня во всяком случае.

Девушка продолжала молча смотреть на Шаброля.

— Мне нравится ваше молчание, Надин. Умение не задавать вопросов — немаловажное качество разведчика. Хорошая школа. Здесь, в Константинополе, сосуществуют, пожалуй, все разведки мира — Дезьем бюро, Интеллидженс сервис. Это и легко и трудно — попробуй потягайся. — И вдруг оборвал себя: — Об этом мы еще поговорим, когда я стану вводить вас в обстановку. А пока у вас совсем иная жизнь. По легенде вы, Надин, моя любовница. Я снимаю вам квартирку, вы изучаете город — улицы, кварталы, офисы, транспорт. Вы должны ходить по Пера и Галате, по Стамбулу и Скутари с закрытыми глазами, как в Новороссийске. Кстати, придется поработать и над вашим французским. Пока он несколько литературен и вяловат. Больше говорите на улицах. И слушайте. Мы изменим прическу, туалет — внешность. Вы — француженка. Вот документы: Мадлен Леруа, девица. Надежда Бекер исчезает. Появилась Мадлен Леруа. И подведем итоги. Итак! Вы, как мышка, сидите у себя дома, я навещаю вас по субботам и воскресеньям, в десять утра. Остальные дни ваши. Вы изучаете столицу бывшей Оттоманской империи. Никаких знакомств! Никаких случайных контактов — нигде! На первый случай и легенда у вас простая. Вы из Нанта, из семьи преподавателя гимназии, работали в Париже — обычная мидинетка — вам ясно, что это? Отлично! И вдруг пылкая любовь, на которую способна только такая замкнутая и романтическая девушка, как вы. Он — морской офицер, самый красивый, благородный и храбрый из всех молодых людей, которых встречала Мадлен. К тому же он любит ее и обещает жениться. Она становится его любовницей — это так естественно: отпуск после ранения. Он служит, ну, скажем, на крейсере «Вальдек-Руссо». И фамилия у него звучная... Фушье.