Читаем без скачивания Литературная Газета 6353 ( № 1 2012) - Литературка Литературная Газета

Глас народа или результаты всенародного голосования - вот ярко выраженное общественное мнение. Общественным мнением также можно назвать результаты масштабных опросов, проводимых по многим городам и весям, причём группа опрашиваемых должна насчитывать не менее 1000 человек и по своей структуре повторять структуру общества в целом. Общественным мнением можно считать коллективные заявления крупных партий или организаций, но эти заявления не надо путать с заявлениями политиков, общественных деятелей или результатами выборочных опросов, в которых приняла участие пара сотен случайных прохожих с одной улицы. Кстати, правильная интерпретация выборочных опросов в российских СМИ встречается крайне редко.

В этой связи Борис Грушин замечает, что при проведении исследований самым ценным результатом оказываются не цифры, а мнения - развёрнутые ответы респондентов.

Вот о таких нюансах можно узнать из рассматриваемой нами книги[?]

В этом объёмистом классическом труде есть много такого, о чём современные книжки по социологии упоминают вскользь. Например, читателю будет полезно вспомнить, что в понятие "уровень жизни" входит не только уровень дохода граждан, но и количество свободного времени. Особенно полезно будет вспомнить об этом современным российским парламентариям, которые привязывают уровень жизни к стоимости потребительской корзины.

Светлана ЛЫЖИНА

«Русская литературная среда – это мощная клановая система»

«Русская литературная среда – это мощная клановая система»

ПИСАТЕЛЬ У ДИКТОФОНА

Валерий Былинский убеждён, что сейчас всё решают личные связи

"ЛГ"-досье

Былинский Валерий Игоревич родился в 1965 году в Днепропетровске. Учился в днепропетровском художественном училище, в Литературном институте в Москве. Публиковался в "Литературной газете", журналах "Литературная учёба", "Новый мир", "Октябрь", "Дружба народов" и др . В 1997 году за роман "Июльское утро" был отмечен премией "Новое имя в литературе" в рамках российско-итальянской премии "Москва-Пенне". Весной 2011 года в издательстве АСТ выпустил роман "Адаптация". Живёт в Санкт-Петербурге, работает журналистом и сценаристом.

- Ваш роман "Адаптация" наделал немало шума. Вот критик Вадим Левенталь написал даже, что вас "насаждают", как картошку[?]

- Да, было забавно читать про это. Откуда взялись такие страхи? Надо же, одна-единственная статья Льва Пирогова о романе "Адаптация" в бумажных СМИ - и такой переполох! Особенно меня умилили рассуждения Левенталя о том, что в романе всё враньё, что, к примеру, "в четырнадцать лет нормально развивающийся интеллигентный мальчик обнаруживает, что Бога можно определить как угодно, так что пора с этим завязывать и перейти к чему-нибудь поинтереснее". Простите, я никого не заставлял насильно одолевать шестьсот страниц книги. Обычно то, что не нравится, читают только тогда, когда страшно на что-то разозлились.

- В романе поднимаются извечные вопросы бытия, существования Бога, поиска смысла жизни. Может быть, именно это смутило критиков? Ведь современная литература ставит перед собой более "актуальные" задачи, например, описывает мытарства гастарбайтеров, истории успеха бизнесменов, рефлексии сентиментальных гопников. Ваше произведение выглядит явно архаичным[?]

- Да, вопросы, которые называются главными, не принято сегодня обсуждать и задавать в лоб, а если и принято, то обязательно в какой-то прагматичной, ироничной манере. Или под дозой галлюциногенов, как у Пелевина. А вот так просто, в здравом разумении - нет, конечно. И, безусловно, это может вызвать если не раздражение, то брезгливое недоумение: что ещё за пафосность совковая - говорить о смысле жизни? Ну ещё и корпоративная солидарность имеет место. Любопытно, что уважаемый мной критик Виктор Топоров, сначала довольно благодушно отнёсшийся к моей книге в статье "Племянники Пелевина", позже, поддерживая своего коллегу Левенталя, написал в ЖЖ, что роман хоть и нормальный, но скучный. А ещё позднее выразился примерно в том ключе, что "Адаптация" - скучнейшая соковыжималка, которая годится разве что для того, чтобы издать и подарить друзьям.

- А идеологические пристрастия критиков насколько серьёзную роль играют?

- Одному известному критику, которому я послал "Адаптацию", роман понравился. Но позже, когда я попросил его написать рецензию, он выразился весьма конкретно: мол, вся литература, хоть немного связана с именем Льва Пирогова (номинировававшего роман на "Нацбест") и теми слоями общества, которые он представляет, для него под запретом. И что бы в такой литературе ему ни понравилось - писать он об этом не будет. Так что идеологические пристрастия, как говаривал когда-то Черчилль, по-прежнему правят миром, в том числе и литературой.

- А что за история была с непопаданием "Адаптации" в шорт-лист "Нацбеста"? Я слышал, что некоторые члены жюри поставили роману наивысшую оценку и тем не менее[?]

- История странная, но, на мой взгляд, объяснимая. Я думаю, большинство членов жюри голосует не за то, что нравится, а за то, что им выгодно. Выгодно не в плане денег, конечно, - литература ведь не нефть, на ней не зажируешь, - а в том смысле, что кто-то из издателей, возможно, продвигает своих претендентов и не гнушается что-то обещать членам жюри, многим из которых тоже надо печататься и издавать свои книги. А издаваться без знакомств в России почти невозможно, если у тебя нет громкого имени. Ведь и я свою книгу выпустил только благодаря случаю, просто повезло. До этого я обращался к многим критикам, давал читать "Адаптацию" всем, кто раньше печатал мою прозу в журналах, в ответ - вежливое молчание. Некоторые даже на телефонные звонки переставали отвечать.

- Ну, то есть хотите сказать, разговоры о кумовстве в жюри крупных премий - это не досужие вымыслы неудачников?

- Одна моя приятельница говорила с членом жюри прошедшего "Нацбеста" (он оказался её одноклассником), и тот сказал: "Ты что, какая справедливость? Мы заранее выбираем того, кого продвигаем, остальных просто не читаем или в лучшем случае заглядываем в книгу. Если побеждает тот, кого мы продвигали, он делится с нами деньгами, и мы отмечаем это дело в ресторане". Наверное, не все такие, не могу утверждать на 100%. Но факт есть факт: роману "Адаптация" два члена жюри, Елена Колядина и Александр Снегирёв, поставили в своих рецензиях наивысшие оценки, что было достаточно для прохождения в шорт-лист. Но потом они почему-то проголосовали за другие произведения. Кстати, эти "нацбестовские" рецензии находятся в прямом доступе в Интернете, их можно почитать.

- А другие премии?

- Другие пока ждут не дождутся, когда я предложу на их высочайшее соискание свой роман. "Букер" в этом году отменили. На "Ясную поляну", как подсказали знающие люди, роман с такой темой, как в "Адаптации", не стоит и пробовать выдвигать. Приём текстов в "Большую книгу" начнётся уже скоро. Посмотрим, внесут ли роман в длинный список, если я попробую номинировать себя сам. Кстати, в либеральный "НОС", премию, которую, как известно, спонсирует Михаил Прохоров, - я честно пытался проникнуть, но главред журнала, с которым я договаривался о выдвижении "Адаптации", прочитав начало книги, пришёл в ужас и сказал, что "такое" в приличные либеральные руки отдавать нельзя, что это, мол, ударит по репутации журнала, ну и т.д.

- А что же так напугало либералов?

- Просто западной толерантностью, на которую ориентируются либеральные литфункционеры, в романе и не пахнет. Хотя, я думаю, тогда надо вообще запретить "Преступление и наказание" за негуманное обращение со старушками. А ещё этот редактор указал мне на безвкусное оформление обложки "Адаптации", мол, это тоже "камень преткновения". Но при чём тут обложка? Не сам же я её рисовал. Книга вовсе не о том, чтобы всё бросать и тем более раздеваться догола и садиться задумчиво на землю, как это изображено на обложке. Когда я показал книгу знакомой болгарской издательнице, она меня с улыбкой спросила: "Это что, про геев?"

- Так про что же?

- Уж про геев там точно ничего нет! И не про олигархов, качков, бандитов, орущих патриотов с АКМ или лиричных высокоумных интеллектуалов. Герой "Адаптации" - нормальный средний человек, про которого у нас почему-то никто не пишет, то есть вовсе не герой. В нём борются мужество и апатия, сострадание и гордость, вера и депрессивное отчаяние. Это типичный житель большого города, сидящий, как говорится, на двух стульях и попавший, как многие из нас, в жернова между советским прошлым и капиталистическим настоящим. Герой романа не захотел полностью адаптироваться к этой новой, скотской, но такой выгодной жизни, но хотя бы пытается понять, почему так паскудно живёт. Когда я писал эту книгу, то сознательно хотел создать нечто большее, чем просто жанровая литература, даже большее, чем вообще литература. "Адаптация" - роман не о силе, а о слабости, которая ищет силу. Я думаю, во многом это книга для тех, кто в поиске, кто на распутье, кто ищет, кто сомневается. Подозреваю, что больше всего представителей нашей тусовки раздражает то, что в романе описана жизнь человека, по социальному положению и философским запросам весьма похожего на них, но приходящего к выводу, что его жизнь пуста и лжива. То есть, вероятно, некоторые сочли, что я выставил их дураками.