Читаем без скачивания Милые женушки - Эбби Дрейк

– Но… – Дана запнулась. – В статье говорилось, что дуло пистолета еще дымилось. – С тех пор как мальчики выросли и уехали, а Стивен стал путешествовать слишком часто, Дана проводила много времени одна дома, часто смотря сериал «Закон и порядок» в повторе. Она решила, что это отголосок ее детства, дочери полицейского, и коротких журналистских мечтаний. Но даже и без Ленни Бриско и Джека Маккоя Дана знала, что если дуло дымилось, значит, из пистолета только что выстрелили.

Китти снова подняла свой бокал.

– Ну да, – сказала она. – Дымящееся дуло. Прямо из романа Сью Графтон.

В этот момент Дана увидела первый проблеск жизни в глазах Китти в то утро.

Потом, понизив голос и потупив глаза, Китти сказала:

– Я услышала шум и решила, что убийца все еще в доме. Я вытащила свой пистолет и случайно нажала на курок, прострелив азиатский ковер.

– Извини, что? – переспросила Дана.

– Ковер, – повторила Китти, снова поднимая голову, на сей раз ее голубые глаза застилали слезы. – Я прострелила чертов ковер, который мы купили, когда ездили в Стамбул на двадцатилетнюю годовщину свадьбы.

Дана сдвинула брови.

– Разве в доме еще что-то осталось?

– Да. Ковры. Дилер с Ньюбери-стрит из Бостона приходил, чтобы купить их. Винсент обещал разделить доходы от продажи со мной. Не надо говорить об этом юристам, ты понимаешь. Они и так уже оценивают чистую стоимость дома и виллы, вместе взятых. В общем, я затем туда и пришла. Чтобы встретиться с Винсентом и этим торговцем коврами. У нас девять ковров в общей сложности. Расшвыряны по всему дому. – Китти взмахнула рукой, будто бы говорила о запыленных мелочах, а не о ценных антикварных коврах.

– Ты сказала полиции?

– Что?

– Что ты прострелила ковер?

– Да.

– Что они сказали?

– Они сказали, что я имею право хранить молчание.

Принесли салаты, официант ушел.

– И ты молчала?

– Мне казалось, что у меня не было выбора. Выглядело это все не лучшим образом.

Парни из «Закона и порядка» согласились бы с этим.

Бриджет старалась быть Рэндаллу Хэйнзу хорошей женой, этакой joyeuxfille,[6] которая сделала бы его жизнь приятной. Она не обращала внимания на то, что некоторые говорили, будто бы она была просто трофеем, – таков американский сленг; американцы могут быть такими grossier,[7] visqueux.[8]

В прошлом году ее дочь наконец-то пошла в школу в Провансе – Эколь Сен-Анн, – куда могла бы ходить и сама Бриджет, если бы ее родителям это было по карману. Но Эйми была единственным ребенком, и Рэндалл наконец-то согласился отправить ее туда, хотя он думал, что видеть свою четырнадцатилетнюю дочь три раза в год – в рождественские каникулы, весной и осенью – это слишком мало.

И все же он не противился, потому что знал, что его жена из Прованса. К счастью, он не знал всего остального.

Но Бриджет очень старалась быть хорошей женой. У них были и взлеты, и падения, как, например, когда он хотел еще детей, а она наотрез отказалась, сказав, что ей не нравится быть беременной, потому что ее все время тошнит. Его добрый нрав исчез, как точка на экране радара. Рэндалл угрожал, что отошлет ее назад во Францию без дочери и без единого цента. Он говорил, что в Америке суды всегда принимают сторону обеспеченного родителя, особенно если он сможет доказать, что до встречи с ним она была официанткой, причем не самой лучшей.

Бриджет не знала, так ли все это, как он говорил; она не знала, как это проверить.

В это ужасное время она ненавидела Рэндалла, ненавидела tres terriblement.[9] Она думала похитить Эйми и убежать. Но Бриджет некуда было податься и не к кому.

Она решила, что если у нее жизнь не удалась, она должна сложиться у ее дочери. Так что Бриджет притворилась, что изменила свое решение, и согласилась с Рэндаллом, что ради еще одного ребенка можно потерпеть несколько месяцев дурноты. Его юмор, его любовь возвратились. Несколько лет она притворялась, что пытается забеременеть, а на самом деле принимала таблетки. К счастью для нее, Рэндалл был католиком. Со временем он начал думать, что таков Божий промысел (Бриджет платила беспутному священнику, чтобы тот подогревал эту мысль). Когда ей исполнилось сорок, Рэндалл скорбно сдался, и теперь они занимались сексом только от случая к случаю, например на Рождество или на дни рождения и когда индекс Доу-Джонса перескакивал за двенадцать тысяч.

Проходя через все это, Бриджет не единожды думала о том, чтобы застрелить его.

Она стояла посреди огромной гардеробной своей дочери, разглядывая юбки, брюки и свитера из хлопка, которые, может быть, понадобятся Эйми в школе через пару месяцев. Это было дурацкое оправдание, чтобы не сопровождать Дану на слушание к Китти. Но она просто не вынесла бы еще одной драмы в своей жизни.

– Прости, дорогая, – заскулила Бриджет, когда Дана спустилась со второго этажа, одетая для того, чтобы отправиться на слушание, держа ключи от «вольво» в руке. – У меня столько дел!

Она могла бы солгать и сказать, что ей надо к врачу, но она так часто ходила к нему, что не хотела сглазить свой диагноз.

– У многих женщин бывает рак матки, – говорил ей врач.

Конечно, о нем еще никто не знал. Ни Дана, ни Кэролайн, ни Лорен. Ни Эйми. Ни Рэндалл.

Когда Бриджет делали гистерэктомию, все думали, что она поехала в город, чтобы заняться своими бедрами (липосакция теперь была популярна не только среди толстяков) и животом (втягивать его оказалось легко). Поразительно, до чего же современное законодательство о правах пациентов помогало человеку затеряться в медицинском тылу, помогало сохранять свои приватные вещи действительно приватными! Боже, благослови Америку!

Лечение облучением скрыть оказалось куда проще: она сказала, что стала волонтером французской программы ООН. Каждый день на протяжении семи недель Бриджет отправлялась в город. Никто не интересовался, почему она так утомлена, даже Рэндалл. Никто не спрашивал, откуда у нее ужасные приливы, потому что никто не знал, что для нее менопауза настала гораздо раньше естественного срока.

И все-таки врачи хотели, чтобы Бриджет прошла химиотерапию. Но она хотела отложить ее по крайней мере до тех пор, пока не скажет Люку.

Все-таки, Люк был ее первым мужем, хотя второй о нем ничего не знал, и отцом ее сына, о котором Рэндалл тоже не подозревал. Люк – тот мужчина, которого Бриджет любила всегда, мужчина, который жил за морем, неподалеку от того места, где находилась школа Эйми, quelle coincidence.[10] Бриджет было нужно, чтобы Люк знал, что она все еще любит его, на случай если она все-таки не относится ко «многим женщинам» и не выживет.