Читаем без скачивания До чего ж оно все запоздало - Келман Джеймс

Он встал, потыкал вокруг ступнями. По-прежнему слеп; а он и забыл, что это такое.

Выставив перед собой руки, он ощупью добрался до дальней от двери стены и прислонился к ней. Надо подумать. Надо постараться, чтобы ему не пришили то дельце. Фараонов он не очень-то и интересовал – пока они не сунули нос в его досье. Да и тогда – заинтересовал, но не шибко. Они небось думают, что он обратился в пропившегося ханыгу, и все, конец истории. И хорошо, его это устраивает. Чем дольше будут так думать, тем дольше будут так думать.

Опереться ему не на что. Вот в чем проблема. Вечно какая-нибудь дрянь вылезает наружу, такой у нее обычай, вылезает, и ты оказываешься по уши в дерьме, когда меньше всего этого ждешь.

Надо выкручиваться. Сзаду наперед и изнутри наружу.

Значит, так, решил он сшибить малость деньжат. Правильно, хорошо. И Нога с ним поперся. Нога-то ему был не нужен, но поперся, ничего не поделаешь; значит, ладно, три кожаных куртки. Они их сбыли за час, а башли поделили. И Сэмми пошел домой, просто чтобы там показаться. Чтобы Элен знала, он в порядке. Ну, вроде его все не было, не было и вот пришел. Тут они и поцапались. Хотя нет, не совсем. Слишком уж честным тоже всегда быть не стоит, точно тебе говорю, это дело не окупается, особенно с бабами. Он собирался сказать ей, чтоб не вязалась к нему.

Нет, ну правда, он просто хотел, чтобы Элен убедилась – он в порядке. Ну и пошел домой, показаться. Только когда пришел, она уже ушла. И в кухне был охеренный бардак, как будто она как встала да оделась, так тут же и отвалила. Ну, в общем, правильно, работает она допоздна, иногда и домой-то является после двух утра. Какая тут, на хер, работа по дому. Я к тому, что он-то и вовсе нигде не работает, так что ему без разницы, хозяйством Сэмми занимается с удовольствием. Плюс квартира же ее, и он как бы никаких законных прав появляться там не имеет, разве что ее повидать, так что приходится ему выполнять свою долю работы и все такое. Во всяком случае, он так считает. Так что, когда он в пятницу пришел около полудня домой, то просто включил музыку. Погромче, как он любит. И занялся уборкой. А как только закончил, деньги начали прожигать дырку в его кармане, он просто на месте не мог усидеть; пытался книжку почитать, телик воткнул, но нет, никак ему не удавалось сосредоточиться. Плюс проголодался. А поскольку он все там прибрал, снова разводить гребаную грязь не хотелось, ну он и послал всякую стряпню на хер. Просто вышел из дому, помышляя о пироге да пиве. Перешел реку, добрался до большой улицы, свернул на Кросс и по ней до Аргайл-стрит, а там встретил Ногу, и они отправились спрыснуть это дельце

они научили меня кури-ить и пить ви-иски

Ну и пошло-поехало.

Это все для него, не для фараонов. Это ему она нужна, история то есть. Как только она сложится да уляжется в его долбаном котелке, все будет хорошо, все будет в порядке; они ее оттуда и динамитной шашкой ни хера не вышибут, друг. Прочую мутотень можно и пропустить, не важно. Знаю, что говорю, когда он все это по полочкам разложит, остальное можно будет пропустить.

Ладно, хорошо.

А потом он проснулся в проулке, а на нем эти дурацкие кроссовки. Позавчера. Или вчера. В воскресенье.

Откуда он знает, что в воскресенье? А вот просто знает, на хер, друг, и все, вот откуда. Про шестое чувство слыхал? Вот о нем я тебе и толкую.

Самое сложное – суббота. Тут пусто. Хлебнуть пивка он вышел в пятницу, в полдень. А проснулся в воскресенье утром. Вот где проблема. Полный провал. На весь день. Плюс, еше Чарли встретил. Было это в долбаном…

Чарли! Черт, где же он Чарли-то встретил? Исусе-христе, друг, куда ни ткнись, обязательно вляпаешься! А, ладно, все путем. Ничего тут такого нет, ничего, с чем он не управился бы. История у него, друг, железная, на хер, водонепроницаемая. Ну, поболтали они о том, о сем. В забегаловке возле Кэндлриггс. Где-то там. Хрен с ней, не важно. Чарли сидел на имбирном пиве да лимонном соке, потому что бросил пить. Ей-богу. Старина Чарли бросил пить.

Так о чем они, на хер, болтали-то? Да обо всем, обо всем. Чарли все еще в деле. Просто затаился малость. Во всяком случае, так он сказал, хотя верить мудаку можно не всегда; он из тех, кто просидит с тобой час, а потом возьмет и пошлет тебя на хер.

Хотя кое-что в нем определенно изменилось. В кои-то веки с ним не боязно было выпивать. Эта его привычка лезть в чужие – незнакомых людей! – разговоры, знаю, о чем говорю; если те говорили чего-нибудь, что ему не нравилось, он лез к ним и объявлял, что все это куча дерьма. А с кем он связывался, ему было плевать, хоть с распоследним громилой. Ты мог сидеть с ним в пабе, битком набитом пуританами, а то и просто козлами, не важно, он никогда опасности не чуял; ты-то чуял, ты кроме нее и не видел ничего. И вот отчаюга Чарли лез к ним и начинал их доставать, всех сразу. Чем ты это докажешь, ибимать? Так он к ним обращался. Ты тут кое-чего сказал, а чем докажешь, ибимать? Да пусть я буду распродолбанным чуркой, если ты, на хер, говоришь что-то, мужик, так давай доказательства, понял!

Эй, Чарли, нам пора, пошли, Чарли! кончай ты эту херню… успокойся, друг, пойдем…

Ни хрена не слышит. А ты приглядываешься к ним, к их лицам, к глазам, вытаращенным на него, глаза-то мертвые, никаких им споров не нужно, просто смотрят на него, смотрят, смотрят, мать их. И ты думаешь, а, ладно, друг, на хер, щас такое начнется, такое… А Чарли горланит, потому что он так всегда и базарил: громко! во всю свою гребаную глотку. Может, это и было его оружием. Орал так, чтобы слышно было и прочим мудилам, всем прочим мудилам в пабе, дескать, у нас тут свой разговор, но говорим в открытую, так что если кто хочет вмешаться, пусть делает это здесь, у всех на виду:

Хочешь поговорить за политику? За политику хочешь поговорить? Ну давай, ибимать, поговорим за политику, и без этого, ибимать, говна, тут тебе не начальная школа, мужик, без хлебаного говна, давай, поговорим, ибимать, за политику, настоящую политику, ты же взрослый, ибимать, так? Уже созрел, небось, взрослый, ибимать, человек.

Исусе-христе, друг. А потом он делал вид, будто перенапрягся. Начинал давиться словами – так он вроде разъерепенился, так расстроился, так, туды его мать, осерчал. И просто-напросто выскакивал, к бубенной матери, из паба, бросался к двери, и нету его.

А ты оставался в пабе, как долбаный лох. Оставался. Как долбаный лох, друг, точно тебе говорю.

Главное дело было помалкивать. Вроде ты ничего, ты спокоен. И угребывать, друг, угребывать, даже выпивки не тронув, твоей собственной выпивки, спешу, знаете ли, охеренно спешу, где тут у вас дверь, – потому как когти надо рвать, на хер, друг, рвать когти, пока тебя тут не замочили. И ни на одного мудака не гляди. Гляди в пол. И вылетай в распродолбанную дверь.

С ума сойти. Но это все было до того, как Чарли бросил пить: я, говорит, переменился, Сэмми, притих.

В святоши, что ли, подался?

Чарли только рассмеялся. А поговорили мы ничего себе. Мать с отцом у него, оказывается, еще живы, приятно было это услышать. Это ж все из твоего детства, а ты думаешь, ничего уже не осталось, все сгинуло. Последний раз мы встречались три года назад, на карнавале в День подарков. Сэмми был со своим мальчишкой, а Чарли со своими двумя и с девчуркой. Сэмми как раз вернулся из Англии и не знал, чем заняться, дома немного пожить или что. Договорились сойтись через пару часов, пропустить по кружке. Но Чарли не объявился. Вот так. Да какая, на хер, разница. Сэмми ему об этом и напоминать-то не собирался. Сэмми всегда чересчур полагался на людей. Таким и остался. Ну и ладно.

В жопу.

Вот и оказался в канаве.

В жопу. Сэмми ни о чем не жалеет. Ты лучше постарайся во всем разобраться. Когда сбиваешься с пути, надо собраться с силами и сделать еще попытку; и надеяться, что на этот раз все получится. А не получается, так и хрен с ним. Ты-то что можешь поделать. Всегда одна и та же долбаная процедура. Правда, от нее может крышу снести, вот в чем проблема, мать ее. Плюс физическая сторона дела, на нее тоже глаза закрывать не следует, – чтобы измудохать собственный организм, тебе никакие сраные фараоны не нужны, с этим дельцем ты сам отлично справляешься.