Читаем без скачивания Невольничий караван - Карл Май

— Этого вы не сделаете, — сказал он. — Как вы собираетесь возвращаться назад без воды? Вам обязательно нужно добраться до Источника Льва. К тому же, я специально не заплатил вам вперед. Ваши деньги вы должны получить только в Фашоде, и если вы не доставите меня туда, вам не видать ни одного пиастра. Что же касается моих подозрений, то я открыто высказал их вам, чтобы вы поняли, что я нисколько вас не боюсь. Поверьте, мне приходилось иметь дело с куда более опасными людьми, чем вы. Впрочем, вас не в чем упрекнуть, кроме того, что вы меня совсем не знаете. Если мои подозрения окажутся напрасными, я буду готов попросить у вас извинения. В этом случае я в знак признательности забью в Фашоде быка и разделю его между вами. Кроме того, к плате, которую я назначил вам за вашу службу, я прибавлю бахшиш[28], из которого вы сможете сделать украшения вашим женам и дочерям.

По сути своей это была очень хорошая перспектива для арабов: они сделали вид, что она примирила их с чужеземцем, однако злоба их ничуть не уменьшилось, и они очень надеялись, что следующим утром его уже не будет в живых. Чтобы его успокоить, они заверили, что будут сопровождать его, если он оставит подозрения и сдержит свое обещание. Он согласился, но уже в следующее мгновение стало ясно, что его недоверие не прошло, так как если до сих пор он вместе с шейхом ехал во главе каравана, то теперь он предпочитал в одиночестве держаться позади всех.

Арабы сделали вид, будто не замечают этого, но спустя немного времени шейх подозвал к себе одного из хомров и, притворившись, будто объясняет ему дорогу (для чего он с крайне сосредоточенным видом тыкал вытянутой рукой в разные стороны), злобно сказал:

— Этот пес намного умнее, чем казался. Он знает всю эту страну, всех ее жителей и все события, которые здесь происходили.

— И очень точно угадал все, что мы собираемся с ним сделать, — вставил его собеседник. — Хоть бы шайтан схватил его за хвост!

— Лучше уж я это сделаю сам!

— Пожалуйста! Кто тебе мешает?

— Его оружие.

— А разве никто из нас не может отстать от каравана и пустить ему пулю в спину?

— Попробуй! Это было бы лучше всего. Тогда нам не нужно будет ждать до рассвета, а потом делить добычу с Абуль-моутом. Мы бросим его труп здесь, а сами поскачем к источнику, наполним там бурдюки и ночью вернемся назад. Завтра мы будем уже далеко отсюда, и ни одна душа не узнает, чья пуля уложила этого пса.

— Так мне его застрелить?

— Я не хотел, чтобы он был убит нами, но теперь, когда он заставил нас краснеть… Пусть он умрет от твоей пули!

— Что я за это получу?

— Золотую цепь от его часов.

— Не считая той части добычи, которая полагалась мне с самого начала?

— Разумеется.

— Хорошо. Я так близко поднесу к нему сзади ружье, что пуля выйдет у него из груди!

Он остановил своего верблюда и спешился, затем закрепил подпругу таким образом, будто она порвалась, и стал с ней возиться. Все остальные проехали мимо, но чужестранец остановился возле него и сказал дружелюбным, но твердым голосом:

— Этим следует заниматься перед отправлением. Своей остановкой ты нас всех задерживаешь. Как только будешь готов, быстро догоняй нас. Да, кстати, твой туфенк[29] оказался почти под брюхом верблюда: он легко может повредиться, так что лучше я временно возьму его к себе.

Он наклонился со своего высокого седла, поддел метиком[30] ремень висевшего на седле араба ружья, взял его и, улыбаясь, поехал вперед.

Лицо араба изобразило страшное разочарование: ведь ружье теперь было у чужеземца, а пистолета у него не было. Нападение же с ножом с высокого седла было абсолютно невозможным.

— Неужели он догадывается, этот чертов сын и внук? — проскрежетал он. — Ладно, на этот раз он выиграл, но скоро наступит ночь. Тогда он не сможет увидеть, что в него целятся, и я все же успею его застрелить, прежде чем мы достигнем источника.

Он вновь оседлал верблюда и последовал за своими спутниками. Когда он проезжал мимо чужеземца, тот протянул ему ружье со словами:

— Кремень испортился и весь высыпался, так что сегодня ты не сможешь стрелять. Но ты не огорчайся, завтра я дам тебе новый; у меня есть немного кремней в мешке.

Глава 2

ДЖЕЛАБА

Конечно, арабы поняли, что чужеземец нарочно высыпал кремень, и теперь буквально сгорали от нетерпения наконец с ним покончить. Но каким образом они могли это сделать, когда этот дьявол с невозмутимым видом скакал позади всех, держа наготове свое ружье с взведенным курком и бдительно следя за каждым движением спутников?

Время шло, и ландшафт постепенно вновь изменялся: теперь перед всадниками с севера на юг протянулась цепь невысоких гор. Они пересекли ее и вновь оказались среди равнины, слегка поросшей выжженной на солнце травой. Солнце тем временем все больше и больше приближалось к горизонту, и, когда оно коснулось его, шейх остановил своего верблюда и голосом муэдзина вскричал: «Хай эс-сала — становитесь на молитву! Солнце садится в песчаное море, пришел час эль-магриб!»

Все спешились и помолились. Мусульманин должен исполнять свои молебны пять раз в день и непременно совершать при этом омовение независимо от того, где он в данный момент находится. Молитвы эти следующие: утренняя, на восходе солнца; полуденная; послеполуденная, эль-аср, тремя часами позже; эль-магриб, на закате, и еще через час — вечерняя.

Справедливости ради нужно заметить, что в настоящее время эти предписания соблюдаются далеко не всегда, и по мере развития культуры на Востоке мусульманам становится все труднее им следовать.

Все время, пока читалась Фатха, чужеземец оставался в седле. Он вовсе не чувствовал и не хотел показать того пренебрежения к чужой религии, которое усматривали в его поведении спутники; ведь никто, собственно, и не ожидал от него, что он станет принимать участие в их молебне, а обнажить по европейскому обычаю в знак уважения голову он тоже не мог, так как этим он обесчестил бы себя в глазах арабов. По существующему у приверженцев ислама обычаю только цирюльник может позволить себе, не считая это позором, наслаждаться зрелищем благочестивого, обритого наголо мусульманского черепа с одиноким хохолком на макушке. Эту прядь волос никогда не позволяет состригать, так как существует поверье, что если он оступится, шагая после смерти в рай по узкой, как лезвие бритвы, тропе, то ангел Джабраил удержит его за эти оставшиеся волоски и не даст обрушиться в преисподнюю.

Закончив молитву, все вновь оседлали верблюдов, и путь был продолжен. Тем временем солнце скрылось за горизонтом, и наступила ночь. В южных краях ночь и день мгновенно сменяют друг друга, и нашего понятия «сумерки» здесь вовсе не существует. С наступлением темноты Отец Четырех Глаз стал еще больше торопить спутников. Однако они не успели далеко уйти от места своей последней стоянки, когда заметили небольшую цепочку всадников, которая под острым углом двигалась с севера по направлению к ним. Восемь человек восседали не на гордых конях, высоких длинноногих хеджинах или на худой конец обыкновенных вьючных верблюдах — о нет, они в самых причудливых, но не отличающихся большой элегантностью позах болтались на спинах животных, чьи изображения в былые времена рисовали на деревянных дощечках и вешали на шеи неприлежным ученикам — а именно, на ослах. Это был джелаба, торговый караван, и вид у него был самый что ни на есть неприглядный.