Читаем без скачивания Феодальное общество - Марк Блок

Так обстояло дело с «северными язычниками», чьи набеги, начавшиеся где-то около 800 года, на протяжении полутора веков приводили в ужас Запад. Историческое содержание «норманнских набегов» видим яснее мы, чем зоркие дозорные, что вглядывались когда-то в морские дали, с трепетом ожидая остроносых вражеских драккаров, чем монахи, которые занимались в своих скрипториях описаниями грабежей. В подлинной исторической перспективе эти побеги в великой и бурной человеческой истории представляются всего лишь небольшим эпизодом, правда, необыкновенно кровопролитным. Не будем также забывать, что относящиеся примерно к тому же времени дальние странствия скандинавов — от Гренландии до Украины — способствовали тому, что возникло немало новых торговых и культурных связей. Но это тема для другого исследования, которое изучало бы истоки европейской экономики и показало бы, как благодаря крестьянам, купцам и воинам расширялся культурный кругозор Европы. Опустошительные набеги и войны на Западе — впрочем, их начало будет обрисовано в другом томе наших сочинений — в данном случае интересуют нас только как одна из причин возникновения нового феодального общества.

Благодаря похоронному обряду норманнов, мы совершенно точно можем представить себе их флот. Гробом для конунга непременно служил корабль, который потом засыпали землей. Раскапывая курганы в Норвегии, археологи обнаружили не один такой морской гроб: парадный челн, по правде говоря, больше подходил для мирных путешествий из фиорда в фиорд, чем для путешествий к далеким землям, но, как оказалось, был способен выдержать и очень долгие странствия: точно скопированный в XX веке с драккара, найденного под Гокстадом, корабль бороздил из конца в конец Атлантику. «Длинные носы», наводившие ужас на Запад, были, на самом деле, очень разными. И все-таки, соединив описания, взятые из текстов, с реальными кораблями из могильников, мы можем достаточно хорошо их себе представить: деревянная беспалубная лодка, чей киль, остов и обшивка — настоящий шедевр народа-плотника, а пропорции и обтекаемые линии — шедевр великих мореходов. Длиной метров в двадцать, эти лодки могли передвигаться как с помощью весел, так и с помощью паруса и вмещали от сорока до шестидесяти человек, находившихся, конечно, в немалой тесноте. Если судить по кораблю из Гокстада, то они могли развивать скорость до двенадцати узлов. Осадка их была невелика: немногим более метра, что было большим преимуществом, если их хозяева после открытого моря рисковали отправиться сначала в устье реки, а потом плыть и по реке вверх.

Для норманнов, как и для сарацинов, реки были дорогами, которые вели к добыче, располагавшейся на земле. Прирожденные моряки, норманны не пренебрегали сведениями, получаемыми от христиан-перебежчиков и достаточно быстро освоились с сложностями европейских речных дорог; уже в 830 году кто-то из норманнов служил лоцманом архиепископу Эббону, который бежал из Реймса от своего императора. Перед носами их кораблей ветвилась сеть притоков, обильных поворотами и неожиданностями. По Шельде они доходили до Камере, по Йонне до Санса, по Эру до Шартра, по Луаре до Флери и выше по течению до Орлеана. В Британии, где реки за линией прилива трудны для судоходства, Уз доводил их до Йорка, а Темза и ее приток до Рединга. Там же, где не помогали ни паруса, ни весла, корабль тащили волоком. Часто, чтобы не перегружать корабль, отряд шел рядом по берегу пешком. Возникала необходимость добраться до берега по мелководью? Проскользнуть с целью грабежа в слишком мелкую речушку? Из драккара доставали ялики. Нужно было обойти стороной крепость, которая стояла на берегу? Корабль снова тащили волоком. Так было в 888 и в 890 гг., когда норманны обошли Париж. На русских равнинах скандинавские купцы приобрели умение то плыть по рекам, то волоком тащить свои корабли из одной реки в другую или перетаскивать их через пороги.

Однако «морские короли» при необходимости не чурались дорог и боев на суше. Норманны без колебаний оставляли реку и пускались за добычей посуху; так в 870 году, двигаясь по колее, оставленной повозками, словно по следу, они преследовали через весь Орлеанский лес монахов, покинувших свое аббатство Флери на берегу Луары. Со временем моряки привыкли и к лошадям, которых забирали у местного населения во время налетов, используя их чаще для передвижения, чем для боевых действий. В 866 норманны увели с собой множество лошадей из Восточной Англии. Бывали даже случаи, когда они переправляли лошадей на новую территорию, которую собирались грабить: в 885 году из Франции в Англию{9}. Словом, норманны со временем стали отходить от рек все дальше и дальше: в 864 году, например, они оставили свои корабли на Шаранте, добрались до Клермона в Оверни и захватили его. Обычно они двигались быстрее своих противников и застигали их врасплох, по дороге умело строили полевые укрепления и удачно их защищали. В отличие от венгров брали и крепости. Уже к 888 году список городов, которые, несмотря на свои укрепления, сдались норманнам, достаточно обширен: Кельн, Руан, Нант, Орлеан, Бордо, Лондон, Йорк — мы перечислили только самые известные. Успеху норманнов способствовала не только неожиданность их появления — Нант, например, был застигнут врасплох во время празднества, — но и то, что укрепления, построенные еще римлянами, не всегда содержались в порядке и не всегда защищались с достаточным мужеством. В 888 году в Париже горстка отважных и энергичных людей сумела не только привести в порядок укрепления Сите, но и мужественно их отстаивать, в результате опустевший, оставленный жителями город, уже дважды подвергавшийся разграблению, на этот раз выстоял.

Однако гораздо чаще грабительские набеги норманнов бывали успешными. Их успеху немало помогал страх, который они внушали.

Различные общины — например, в 810 году во Фризии, — видя, что власти не могут их защитить, стали практиковать политику отступного. Откупались от норманнов и одиноко стоящие монастыри. Затем эту практику усвоили и власти: государи и правители пытались заплатить пришельцам деньги с тем, чтобы те прекратили грабежи или отправились грабить в другое место. В Западной Франции пример этому подал в 845 году Карл Лысый. Король Лотарингии Лотарь II последовал ему в 864 году. В Восточной Франции в 882 году заплатил отступное и Карл Толстый. У англо-саксонцев король Мерсии поступал так примерно с 862 года, а король Уэссекса, без всяких сомнений, с 872 году. Подобная мера по самой своей природе предполагала цепочку вымогательств, что и имело место в действительности. А поскольку господа требовали и собирали деньги со своих подданных и, в первую очередь, с церкви, то в конце концов сбережения Запада перетекали в Скандинавию. И до сих пор музеи Севера хранят в своих витринах в качестве памятников этого героического времени удивительное количество золота и серебра, безусловно, являющимся по большей части результатом торговли, но столь же безусловно и «жатвой разбоя», если воспользоваться определением немецкого хрониста Адама Бременского. Удивляет другое: отнятые или полученные на обмен золотые и серебряные монеты и украшения, которые были распространены на Западе больше, чем монеты, норманны переплавили с тем, чтобы сделать из них другие украшения, по своему вкусу, что свидетельствует о существовании культуры, твердо опирающейся на свои традиции.

Занимались норманны и работорговлей, привозя из-за моря кроме выкупа еще и купленных или захваченных рабов. Чуть позже 860 года в Ирландии продавали черных пленников, захваченных в Марокко{10}.

Чтобы представить себе этих северных воинов, наделите их мощной и грубой чувственностью, любовью к кровопролитию и разрушениям, переходящей иной раз в безумие, не знающее границ: примером тому знаменитая оргия 1012 года, во время которой был забит костями съеденных быков епископ Кентерберийский, чью жизнь до этого разумно оберегали, рассчитывая на выкуп. Сага называет одного исландца, который принимал участие в набегах на Европу, «детолюбом»{11}, потому что он отказывался насаживать младенцев на копье, что было в обычае у остальных его сотоварищей. Удивительно ли, что все трепетали перед норманнами?

2. От набегов к поселениям

Буквально за несколько лет — с 793 года, когда норманны впервые ограбили монастырь на побережье Нортумбрии, и до 800 года, в котором Карл Великий заставил франков поспешно строить оборонительные сооружения на берегах Ла Манша, — изменился как характер набегов норманнов, так и их размах.

Поначалу норманны нападали только на северные побережья — Британские острова, низменность, граничащую с большой Северной равниной, скалистые берега Нейстрии, — именно туда приплывали в летние месяцы, пользуясь хорошей погодой маленькие отряды «викингов». Этимология этого слова спорна[8], но нет сомнения, что обозначало оно воинственных и предприимчивых искателей приключений, чьи отряды формировались не столько по родственному или национальному признаку, сколько ради предпринимаемого набега. Вести последовательную завоевательную войну пытались на своих южных границах только датские короли, стоявшие во главе пусть примитивно, но организованного государства. Пытались, но, прямо скажем, без большого успеха.