Читаем без скачивания Придурки, или Урок драматического искусства (сборник) - Виктор Левашов

СПИВАК. Сейчас скажу. Черт, блокнот в балахоне забыл. (Жуку.) Если вас не затруднит…

Школьников отдает Жуку ключ от чулана. Жук уходит.

СПИВАК. Так в чем же этот подарок судьбы?

ШКОЛЬНИКОВ. Лариса Юрьевна, могу я попросить вас пройти со мной маленький отрывок – где Кручинина дает Незнамову деньги на пальто для Шмаги?

ФРОЛОВА. «Деньги, сколько нужно, я заплачу». Этот?

ШКОЛЬНИКОВ. Да.

ЗЮКИНА. Изменщик, изменщик!

ФРОЛОВА. «Деньги, сколько нужно, я заплачу. Вы потрудитесь?»

ШКОЛЬНИКОВ. «Да здесь и труда никакого нет».

ФРОЛОВА. «До свиданья».

ШКОЛЬНИКОВ «(помолчав). Позвольте мне у вас руку поцеловать!»

ФРОЛОВА. «Ах, извольте, извольте…»

ШКОЛЬНИКОВ (берет руку Фроловой, Спиваку). Вот в чем этот странный подарок судьбы… Здесь, на этой сцене, я, безродный любитель, волей случая работаю с вами, с одним из лучших режиссеров страны, и с самой поразительной актрисой предвоенной Москвы – с ни с кем не сравнимой Ларисой Юрьевной Рейн!

В панике, в животном смертельном ужасе Фролова вырывает руку и забивается в самый дальний угол сцены.

ФРОЛОВА. Нет! Нет! Не знаю никакой Рейн! Я Фролова! Фролова! Фролова!

ШКОЛЬНИКОВ. Эта ваша фамилия по мужу. А девичья – Рейн. Под ней вы и играли на сцене.

ФРОЛОВА. Не знаю никакой Рейн! Нет никакой Рейн! Я Фролова» Зэка Фролова, двадцать четвертая бригада, ЧСИР, пять лет!

ШКОЛЬНИКОВ. Прошу вас, Лариса Юрьевна, успокойтесь!

ЗЮКИНА (Школьникову). Вы говорили, ей не было тридцати. Сейчас, значит, не больше тридцати пяти?

ФРОЛОВА. Да! Да! Ей тридцать пять лет! Тридцать пять! Тридцать пять! А мне сто! Посмотрите же на меня! Посмотрите на меня: я старуха! Старая падаль! Старая падаль! Старая падаль!

ШКОЛЬНИКОВ. Вам тридцать пять лет. И никогда больше не будет. У таких актрис, как вы, нет возраста.

ФРОЛОВА. Боже милостивый! Боже милосердный! Да за что же мне это проклятье?! Почему Ты не оставишь меня в безвестности даже в этом аду?!.

ЗЮКИНА. Вон оно что. Рейн. Лариса Рейн. Ни фуя себе фуя!.. (Отводит Конвойного в сторону.) Тушенка, говоришь, есть?

КОНВОЙНЫЙ. Ну. Сколько?

ЗЮКИНА. Три.

КОНВОЙНЫЙ. Да у тебя она что – золотая?! Одну!

ЗЮКИНА. За одну на зоне ищи. Две.

КОНВОЙНЫЙ. Когда?

ЗЮКИНА. Сговоримся…

ШКОЛЬНИКОВ. Успокойтесь, Лариса Юрьевна, все будет хорошо. Все будет очень хорошо! Это же замечательно, что вы с нами! Да принесите же, черт возьми, воды!

Зюкина выходит в гримерку, наливает в кружку воду, подает Школьникову.

ШКОЛЬНИКОВ. Пейте, Лариса Юрьевна.

КОНВОЙНЫЙ (Бондарю). Слышь, артист… а эта вот постановка, что вы разучиваете, она про чего?

БОНДАРЬ. Как тебе сказать… Молодой человек обманул девицу благородного происхождения и женился на другой…

КОНВОЙНЫЙ. Такое в жизни бывает.

БОНДАРЬ. И сказал ей, что ее ребенок умер.

КОНВОЙНЫЙ. А он не умер?

БОНДАРЬ. А он не умер.

КОНВОЙНЫЙ. Нагнул, значит? Вот сучий потрох!

БОНДАРЬ. Она стала знаменитой актрисой, через семнадцать лет приехала в родной город и узнала, что сын жив. Они встретились… Вот, собственно, и весь сюжет комедии Островского «Без вины виноватые».

КОНВОЙНЫЙ (подумав). Жалостливая история. Народ это любит.

ШКОЛЬНИКОВ. Ну, успокоились?.. Все в порядке?..

На сцене появляется ЖУК. Он в растерянности вертит перед глазами ключ, изумленно хлопает себя по бокам.

СПИВАК. Что с вами, Николай Тихонович?

ЖУК. Там… это… Костюмы стырили! А замок целый!

СПИВАК. Как – стырили?!. Все?

ЖУК. Все.

Пауза.

БОНДАРЬ (Конвойному). А это вот у нас на театре называется знаешь как?

КОНВОЙНЫЙ. Это и у нас так же называется: амбец!

БОНДАРЬ. Нет, любезный: антракт!..

Действие второе

Картина третья

Перед премьерой

Та же гримерка, но сцены не видно. Сцена и зал лагерного клуба отделены от гримерки тонкой перегородкой. Из-за нее доносятся голоса Зюкиной и Жука, на сцене идет репетиция пролога – объяснение Мурова и Отрадиной.

В глубине – забор с тройным рядом колючки, внутренняя часть лагерной вахты. Там топчется КОНВОЙНЫЙ, с винтовкой на плече, подняв воротник тулупа и постукивая нога о ногу. Со скрипом раскачивается жестяной фонарь. Порывы ветра, срывается снег. Странный, божественно-праздничный свет холодного полярного полдня.

В гримуборную входит БОНДАРЬ. В руках у него – рулон ватмана. Это афиша. На ней значится:

Третья Норильская городская олимпиада искусств 5 апреля 1945 года

Премьера

А.Н.Островский

«БЕЗ ВИНЫ ВИНОВАТЫЕ»

Комедия

Драмколлектив 2-го лаготделения

Постановщик Спивак

Полюбовавшись афишей, Бондарь прибивает ее к заднику, пристукивая по гвоздикам донцем жестяной кружки. Врывается разъяренный СПИВАК.

СПИВАК. Что за грохот, какого черта?!. Иван Тихонович! Мы же работаем!

БОНДАРЬ. Извините: все, все. Вот – смотрите. На зонах уже повесили. Народ очень интересуется.

СПИВАК. Пятого? Ни черта не успеем! Коринкиной нет, Миловзорова нет, костюмов нет! Фроловой-то почему нет? Как я могу без Аннушки прогонять пролог? Бардак какой-то, а не театр!

БОНДАРЬ. Это не театр, Ефим Григорьевич. Это лагерь.

СПИВАК. Где Лариса Юрьевна?

БОНДАРЬ. Вертухай сказал: вышла с бригадой на ТЭЦ. Они там котлованы кайлят.

СПИВАК. Как – с бригадой?! Ее же освободили от общих! Приказом – Школьников же сказал! Бардак это, а не лагерь! Сам-то он где?

БОНДАРЬ. За ней уехал. Вертухаю навставлял: вам было приказано доставить зэка Фролову, а не узнать, где она. С час, как уехал. Насчет Коринкиной и Миловзорова он договорился. Из третьего лаготделения пригонят, у них театр уже месяца три, как распался. Вы их видели, сказали, что подойдут.

СПИВАК. С ними же нужно начинать все с начала! Когда?! (Прислушался. В сторону сцены.) В чем дело? Почему прекратили? (Исчезает.)

Репетиция возобновляется. На вахте появляются ШКОЛЬНИКОВ и ФРОЛОВА. Сдернув с плеча винтовку, Конвойный ведет Фролову в гримерку по лабиринтам клубного закулисья.

КОНВОЙНЫЙ. Додумалась, а?.. Счас тебе режиссер фитилей навставляет!.. Это надо же, сама вызвалась на котлован!.. (Вводит Фролову в гримуборную. Зычно.) Зэка, стой! Напра-во! Садись, мать твою!

Вбегает СПИВАК. За ним появляются ЗЮКИНА и ЖУК.

СПИВАК. Да что тут сегодня… (Видит Фролову.)

КОНВОЙНЫЙ. Гражданин режиссер, зэка доставлена. Она ж сама, сука…

БОНДАРЬ (резко, по-офицерски). Ат-ставить сук!

КОНВОЙНЫЙ (машинально вытягиваясь). Есть отставить! Тьфу, чтоб тебя! (Спиваку.) То есть, я хотел сказать: она сама вышла с бригадой, никто ее не волок. Сказала бы: есть приказ – всё. А мне втык. А я что? Бегать за ней? (Фроловой.) Дура ты, тетка. Хоть и артистка. На общие – сама! Смеху подобно!

СПИВАК. Это… правда?

ФРОЛОВА. Да.

ЖУК. Фуфайка новая, а уже замызгалась.

СПИВАК. Не отвлекаемся, продолжаем работать! (Зюкину и Жуку.) На сцену. (Бондарю.) Пройдите с ними кусок из третьего акта. Со слов: «Муров, имею честь представиться».

Зюкина, Жук и Бондарь уходят.

КОНВОЙНЫЙ. А мне, это… можно посмотреть?

СПИВАК. Можно.

Конвойный уходит.

Пауза.

СПИВАК. Что же ты с собой делаешь?.. Лариса!.. Зачем?!

ФРОЛОВА. Не нужно, Ефим Григорьевич. Вы сами все знаете.

СПИВАК. Но ведь было же все прекрасно! Три недели ты прекрасно работала, мне хорошо помогала, Аннушка у тебя замечательная. С чего вдруг? На котлованы – сама! Тогда уж сразу нужно было отказываться.

ФРОЛОВА. Слабая я была еще… несло меня.

СПИВАК. Говорил же: не наваливайся на еду!

ФРОЛОВА. Нет, до того еще… С кровью несло… А это – сами знаете.

СПИВАК. О Господи! Знаю. Еще чуть – и конец… Сейчас-то как?

ФРОЛОВА. Нормально сейчас… почти. Спасибо вам, подкормилась тут. Передохнула в придурках. Теперь у меня сил хватит. Если в БУР случайно не угожу… Мне ведь всего четыре месяца и двадцать шесть дней осталось. За это время война кончится. Надежда у меня появилась, Ефим Григорьевич! И мне сейчас нужно держаться от вас подальше.

СПИВАК. Не так уж ты и окрепла. За четыре месяца на земляных можно и без всякого БУРа загнуться.

ФРОЛОВА. Ничего… как-нибудь продержусь.

СПИВАК. Все равно не понимаю. Сейчас-то чего бояться? Тебя все равно узнали. И если будет запрос – найдут. Здесь ли, в бригаде – какая разница?

ФРОЛОВА. Я уже не запроса боюсь. А того, что вы затеяли. На зоне только успели афишу повесить, а все уже: шух-шух. Без вины виноватые: про нас! Даже блатные притихли. С огнем играете, Ефим Григорьевич! Так хоть меня не втягивайте, я и так до костей обгорела.

СПИВАК. Да мы-то при чем? Русская классика. Пьесу предложил Школьников – наш, можно сказать, политрук. Начальство одобрило.

ФРОЛОВА. Это вы потом будете объяснять… долго будете объяснять. И не мне.

СПИВАК. Да ни черта не будет! Ни черта! Будет пустая ремесленная поделка. Бездарная, как мочалка! Работать – с кем? А главное: сам уже, видно, всё – иссяк. Кончился. Сам – вот что главное!

ФРОЛОВА. Перед премьерой у вас всегда это было. Самоедство. В ГИТИСе ребята очень смешно вас показывали. «Бездарь! Боже! Какая бездарь!» И лбом о портал – бум, бум, бум!