Читаем без скачивания Записки натуралиста - Владимир Водяницкий

Я с особенным увлечением занимался простейшими. Евгений Александрович посоветовал мне перейти к экспериментальным работам в духе описанных в недавно появившейся большой книге Дженнигса, рассказывающей о поведении одноклеточных организмов. Я провел серию опытов с реакциями некоторых инфузорий на механические раздражения и получил интересные данные о способности инфузорий реагировать в какой-то целесообразной последовательности различными движениями и перемещениями и, возможно, даже кое-чему кратковременно «учиться». На кафедре работу одобрили, и Евгений Александрович решил представить ее для поощрения факультету и Совету университета. Последний присудил мне за нее премию им. профессора Степанова, разностороннего зоолога второй половины XIX в., посвятившего себя изучению фауны морей и пресных водоемов. При этом оказалось, что эта премия не присуждалась никому уже 10 лет (очевидно, зоологи о ней забыли!) и, согласно правилам, мне полагались еще и процентные накопления. Таким образом, я неожиданно стал обладателем суммы, которая обеспечила существование моей семьи на добрые два года.

В основном занимаясь на кафедре беспозвоночных, я не прерывал тесной связи и с кафедрой позвоночных, где творил Петр Петрович Сушкин. Строгий дарвинист и блестящий эколог-зоогеограф, он сумел поднять на должную высоту преподавание на факультете систематики, сравнительной анатомии и эмбриологии позвоночных. В лекциях П. П. Сушкин умело соединял классическое наследство московской зоологической школы своего учителя — М. А. Мензбира — с новыми течениями в науке, в частности в любимой им орнитологии. До позднего вечера засиживался я в лаборатории кафедры вместе со своим другом Б. С. Виноградовым, прирожденным биологом и неутомимым экскурсант-натуралистом, исследователем жизни степей и пустынь. Впоследствии он стал заведующим отделом наземных позвоночных Зоологического института и профессором Ленинградского университета.

Большим событием в жизни факультета были защиты докторских диссертаций иногородними учеными. В те времена диссертант представлял работу в количестве 300 экземпляров, и они раздавались всем присутствующим на защитах. На них собирались обычно сотни студентов — ведь каждая защита вводила нас в новую область любимой науки. А диссертации Б. Л. Исаченко (о бактериях Северного Ледовитого океана), Ю. А. Филипченко (об изменчивости пшениц), С. И. Метальникова (о питании и пищеварении у инфузорий), С. В. Аверинцева (о цитологии простейших), В. П. Горяева (о гистологии головоногих моллюсков) буквально заменяли нам целые курсы лекций, тем более что оппоненты часто сообщали массу интересных фактов. На защитах диссертаций мы учились искусству вести официальные дискуссии. Случалось, что строгость научных споров нарушалась шуткой. Например, С. И. Метальников в ответ на упреки оппонентов, что он не сделал того-то, темпераментно воскликнул: «Прошу судить меня за то, что я сделал, а не за то, чего не делал!»

Наши гидробиологические интересы получили неожиданное подкрепление. В Харьков переехал из Москвы известный гидробиолог-зоолог Николай Васильевич Воронков. Он начал читать систематический курс гидробиологии, в котором широко охватил вопросы круговорота веществ и затронул проблемы продуктивности водоемов. Одновременно в Москве на рыбохозяйственном факультете Сельскохозяйственной академии приступил к чтению своих лекций известный гидробиолог С. А. Зернов, автор первого в России курса гидробиологии.

Н. В. Воронков и С. А. Зернов принадлежали к славной плеяде московских гидробиологов, участвовавших в создании знаменитых подмосковных биологических станций и своим трудом прославивших отечественную гидробиологию. И если замечательные книги «Жизнь пресных вод» Ламперта и «Жизнь моря» Келлера явились фундаментом, на котором зародились наши представления о внешней стороне жизни водоемов, то лекции Н. В. Воронкова — прекрасный пример перехода от описательного направления к аналитическому — впервые ввели нас в мир углубленного понимания жизненных процессов в водной среде.

Лекции Н. В. Воронкова еще теснее сплотили студентов, объединенных общей работой на кафедре ботаники и в кружке натуралистов. Всех нас связывала общность интересов, причем не только учебных и научных, но и общественных.

В связи с изданием лекций В. М. Арнольди я познакомился с Ниной Васильевной Морозовой, которая занималась подготовкой иллюстраций для будущей книги. В студенческие годы она работала ассистентом на кафедре ботаники Высших женских курсов и начала изучать протококковые водоросли. Мы неоднократно встречались и в 1915 г. поженились.

Одно лето мы с Ниной Васильевной работали на Бородинской биологической станции, которая находилась в то время на озере Селигер. Еще раньше в большой компании студентов вместе с В. М. Арнольди побывали на Белом море, посетили Соловецкие острова. Некоторое время мы практиковались на биологической станции, руководимой К. К. Сент-Иллером (профессором Юрьевского, а потом Воронежского университетов). Станция располагалась в Ковде (Кандалакшский залив). Домой возвращались на лодках и телегах по нынешней трассе Беломорско-Балтийского канала. Перед нами лежал бездорожный «край непуганных птиц», как его описал Пришвин,— сокровищница старинной деревянной архитектуры и народных обычаев Древней Руси и местных жителей — карелов. Прибыв в Петрозаводск, мы узнали о начале первой мировой войны. Многие наши спутники были сразу же призваны в армию.

В. А. Водяницкий и Н. В. Морозова-Водяницкая

Летом 1914 г. Евгений Александрович Шульц отправился в Японию. Там на одной из биологических станций он хотел провести исследования по развитию морских ежей. Но в пути он простудился, заболел воспалением легких и скончался в возрасте 48 лет. Кафедра беспозвоночных животных осталась без профессора. В условиях военного времени невозможно было и думать о новой кандидатуре. Между тем мне предложили вести практические занятия по зоологии в Женском сельскохозяйственном институте и на Педагогических курсах, и я взялся за новое дело с большим увлечением.

1915—1919 гг.

Ассистенты нашей кафедры беспозвоночных Виктор Евгеньевич Геркевич и Василий Владимирович Переверзев в течение уже десяти лет преподавали в Харьковском коммерческом училище, создав там превосходный кабинет естественной истории. Они добились учреждения должности заведующего кабинетом и руководителя практических занятий, пригласив меня занять ее. Как-то так случилось, что я совсем оторвался от университета и целиком перешел на педагогическую работу.

Коммерческие училища, находившиеся в ведении Министерства торговли и промышленности, представляли своеобразный тип средних учебных заведений. В них особое внимание уделялось естественным наукам, языкам, экономической географии, азам технологии и товароведения, бухгалтерии, стенографии, машинописи. Словом, там готовили специалистов практического уклона, но с довольно хорошей теоретической подготовкой. Зоология и ботаника изучались в течение четырех лет. Кабинет естественной истории Харьковского коммерческого училища имел музей, лабораторию на 30 мест, аудиторию с киноустановкой, аквариальную, вивариум, небольшую оранжерею.

Спустя некоторое время после начала моей работы в училище среди учеников разных классов выявились любители биологии. Они стали моими добровольными помощниками. Вскоре образовался кружок, который стал проводить систематические занятия в вечерние часы. Но кто-то из родителей пожаловался директору, что дети слишком много времени проводят в училище, и пришлось установить расписание занятий кружка. Мы начали выпускать бюллетень и ежемесячный журнал. Ребята были отличные, и я с головой окунулся в эти дела. Много времени уходило на практические занятия в сельскохозяйственном институте и на Педагогических курсах.

Шел 1916 год. Формально я еще числился студентом (тогда срок пребывания в университете не был ограничен). Но вскоре вышло постановление об отчислении из университета в связи с военным временем студентов четвертого курса повторных сроков. Отчисленным выдавалось удостоверение об окончании университета, и те, кто мог служить, призывались на военную службу. Мой старый друг А. Ф. Ткачев к этому времени уже окончил школу прапорщиков. Он приобрел бравую выправку и часто говорил нам: «Вы — шляпы, а я — солдат и знаю, чем все это кончится».

Между тем дела на фронте были неутешительные. В стране все больше усиливалась разруха. Калейдоскопически сменялись министры, начались открытые выступления против распутинщины. В газетах печатались небывало резкие высказывания по адресу правительства. Многие говорили о близкой революции, и, когда она совершилась, это было принято как неизбежный результат всей сложившейся обстановки.