Читаем без скачивания Акука - Владимир Александров

Колодец

Всё видит старый Ян. У него два наблюдательных пункта – подоконник и скамеечка возле дома. В любую погоду на посту.

Старик сразу заметил: Антон Антоныч не играет в песке, не возится с игрушками. Больше крутится возле нас. Помогает бабушке белье носить с проволоки, где оно сушится. Бросает в воду свои грязные вещички. Камни кидает в Першокшну с мостика. Книжки листает с картинками. Дверь входную раскачивает туда-сюда. В тазу с водой посиживает. Путешествует между яблонями и ульями.

– Ходит, ходит он у тебя, пани Лида, – говорит старик нашей бабушке.

Моя жена у него «пани», а я – «пан». Такое у поляков обращение.

– Помощник растёт, – отвечает бабушка, опуская глаза, и в голове у неё делается горячо-горячо.

Да, совсем не играет, – одобрительно качает головой старик. – Ходит, ходит…

Так старый человек освобождается от тоски по здоровым ногам, по движению, по крепкой работе. Возраст отнял у него это счастье. И даже в маленьком ребёнке он оценил деловую неуёмность, осмысленность муравьиной суеты малыша.

«Жизнь не кончена…», – рассудительно думает Ян.

Верно говорят: «Ребёнок играет куклой, кошка мышью, а всяк любимой мечтою».

Муравей наш, как и сосед, ближе к мечте. Нашел-таки пустое ведро и тащит к колодцу.

Иду за ним. Открываю крышку, опускаю ведро. Антон Антоныч от нетерпения пританцовывает на месте, ходуном ходит, высоко поднимает колени, размахивает руками над головой. «Сучит ножками», – говорит бабушка.

Ждёт мальчишка, когда полное ведро вынырнет из гулкой глубины. Вынырнуло. В ведре плавает большая лягушка.

– Акука! – кричит внук и хватает лягушку.

Она выскальзывает из его ладошки и быстро-быстро прячется в крапиву.

– Все, Антон, спасибо! – Я закрываю колодец. Относим ведро в дом.

Вчера мы вытащили в ведре крота! Завтра снова пойдём за водой

Колодец есть и возле соседского дома. Антон Антоныч наведывается и к нему. Тайком от бабушки.

Но не так это просто – подобраться тайком. Ведь и у другого колодца есть хозяйка. Это пани Текля. Ей восемьдесят два года и Антон Антонычу она получается прабабушка, только соседская

Сегодня повезло: добрался мальчишка до её колодца. Схватился обеими руками за железную ручку ворота и стал раскачивать туда-сюда, туда-сюда…

– Антоша, нельзя к колодцу! Вот я тебя палкой… – скрипучим голосом объявляет прабабушка Текля.

Она тоже видит всё, как и её муж. Соседка издали грозит мальчишке можжевеловой палкой. (А палку-то я сделал, когда пани Текле стало трудновато ходить.)

Антон Антоныч строгость со стороны ценит. Услышал прабабушкин голос, присел на секунду от лёгкого страха – и к своему дому. Но не бежит, просто идёт побыстрее, дескать, не очень испугался.

А однажды мальчишка совсем оплошал. Вижу: бежит к соседскому колодцу, счастливо улыбается. Поёт песенку на своём секретном языке.

Вот она – ручка колодезного ворота. Блестящая, холодная. Сияет Антон Антоныч. Глаза горят – солнце отражают. А ручка ворота туда-сюда, туда-сюда. Жизнь!

Полный оборот ручкой он сделать пока не может. Роста мальчишке не хватает, чтобы полностью крутануть. Но и так хорошо: туда-сюда, туда-сюда. «Скрип-скроп, скрип-скроп…

– И вдруг:

– Возьми своего! – загудел из окна сердитый голос соседского прадедушки. – Следи, говорю тебе, за своим! Он мне колодец сломает!

Голос у Яна громовый. Гудит старик в сторону нашего дома, бабушку Антон Антоныча призывает. Гудит, как басовая труба духовая.

А Антон Антоныч испугался не на шутку: описался от страха. Попробовал бежать – ноги стали заплетаться. Да так, что он рухнул прямо под блестящую ручку колодезного ворота. Не плачет. По белым льняным штанам расплывается желтоватое пятно. А холодная ручка ворота предательски покачивается: «скрип-скроп, скрип-скроп…»

Ястреб

Какой же он всё-таки, соседский прадедушка? Если честно, то вредный. И ничего не помогает.

Но Антон Антоныч совсем не помнит зла. Решил внук посмотреть, как это Ян ходит на двух ногах да ещё на двух палочках.

Антон Антоныч к нему, дед от него. Тогда мальчишка тоже взял две можжевеловые палочки и стал ходить, как плоховатый прадедушка.

– А палки не наши? – загудел старик в сторону нашей бабушки.

– Не ваши, – сердито ответила бабушка.

Постепенно становится ясно, почему Ян старается чаще сиживать возле дома, а не в доме у подоконника. Со скамеечки ему подробно видны оба наших двора. Забора между ними нет, только яблоньки да ульи стоят.

Оказывается, Ян охраняет свой двор от Антон Антоныча! С палками охраняет.

Мальчишка не понимает этого. Он смотрит на неважного прадедушку, как на друга.

– Акука! – доверяет он Яну свои мысли.

В ответ из-под кепки, надвинутой на брови, смотрят глаза ястреба.

Потопчется Антон Антоныч около старого ястреба, потопчется и снова пробует разговорить его:

– Аку-ка!

Неважный прадедушка молчит. Будто перед ним пусто. И Антон Антоныч отправляется по своим делам.

Гоняет молодых кур. Глядит, как взрослый петух рвёт когтем траву, а молодой не может пригладить перья на шее.

Можно и будку Лайки навестить, потолкаться возле цепной собаки.

Но куда ни пойдёт мальчишка, обязательно на глаза попадётся ручка колодезного ворота. И не оторвёшься от неё, если Ян не чихнёт.

Михал, старший зять Яна подсчитал: этим летом старик чихает одним махом тринадцать раз подряд. Можно не проверять. Постоянство и точность во всём – в природе Плохотоватого Яна. Это и хорошо, и плохо. Плохо, когда постоянство и точность крестьянина становятся бессмысленным упрямством. А такое бывает. В остальных случаях хорошо.

Смотрю я на Яна, говорю с ним, много думаю о нём и понимаю: время на нашем хуторе – это не часы. Время здесь – Ян Юсис. Он точнее и вернее, – как день и ночь, как времена года.

Старше Яна нет никого в округе. Конечно, Время – это он.

А, значит, и порядок хуторской – тоже он.

И никто больше под его вечным ястребиным глазом не в состоянии быть мудрее.

Никто, кроме Антон Антоныча. Ведь мальчишка не умеет помнить зло, а сам бесконечно добр и открыт. Антон Антоныч и Ян родились в марте. Только Ян на девяносто один год раньше…

Коллективное хозяйство

Выходные собачьи дни Антон Антоныч проводит вместе с Жуком и Лайкой. Тоже валяется в траве лицом к дороге. Жуку гладит пузо, а ноги лежат на Лайке. Лайка отвлекает мальчишку на себя, Жук на себя. И всем троим хорошо.

«Жигулей» не слышно, велосипеда не видно. «Скучен день до вечера, коли делать нечего». Жук куда-то исчезает. Но скоро возвращается: несет кость, обглоданную до блеска. Антон Антоныч берёт кость, мусолит шестизубым ртом. Не вкусно, он отдаёт кость собаке.

А я думаю: «Может мы ничего не понимает в детях и собаках? Может, отравились, как смогом, городским липовым знанием?»

…И снова собачьи будни.

Ах, как манит мальчишку Лайкина будка! Какой специальный домик!

Антон Антоныч лезет в будку. Лайка пляшет от радости, о поросятах забывает. На задних лапах она много выше Антон Антоныча. Часто от восторга подсекает его своей цепью и мальчишка падает возле будки на что попало. «Дружбу водить, так себя не щадить!»

Не раз в Лайкину миску с супом плюхался. Лайка не обижается, мальчишка и подавно. Садился, конечно, и мимо, но реже.

– Антоша, иди ко мне! – кричит наивная бабушка.

Словами нельзя увести Антон Антоныча от собачьей будки. Таких слов нет. Приходится хватать в охапку и уносить. Но это грубо. Это насилие над шестизубой личностью.

Отвлечь от будки могут, например, цыплята. За цыплятами интересно по двору бегать.

Когда и цыплята, и мальчишка устают носиться, все вместе жадно клюют просо из большой жестянки. Вернее, клюют цыплята, а мальчишка ест.

Раньше жестянка была селёдочной банкой. Теперь – цыплячья кормушка.

– И-и-и-и-г! И-и-и-и-г! – жалостливо кричит в высоком небе коршун-обманщик. Крик жеребёнка изображает, цыплят высматривает.

Не боятся цыплята коршуна – с ними Антон Антоныч. И коршун-притворщик планирует на другой хутор.

Как увести Антон Антоныча от цыплят? Если наступит вечер, выручает коровка. Жук подгоняет её к дому, и мальчишка бежит навстречу. Он любит бадучую игру. И здесь бабушка может его отловить. Опять насилие!

– Коровка яловая, молоко сметанное, – говорит пани Текля про свою любимицу.

Молодая на хуторе коровка, не телилась ещё. Молоко густое, сладкое, особенно на первых травах – майских и июньских.

Что ж, пока нет телёночка пусть выкармливает Акуку-человечка. «Ждали телёнка – дал бог ребёнка!»

Завораживают Антон Антоныча тёплые коровьи губы. Протянет коровке хлебную корочку и ждёт. А коровка берёт не сразу. Сначала шумно, неспешно нюхает гостинец, потом высовывает широкий язык. А вот языка-то Антон Антоныч боится. Мальчишка помнит, как это ленивый язык однажды слизал-смахнул с него шапку. Корова сжевала её.