Читаем без скачивания Ушла и не вернулась… - Александръ Дунаенко

Она узнала и Славу, и нас, соучастников.

Слава обошёл свою вещь вокруг. Спросил в лоб: — А вы, правда, робот? — Робот, робот, ответила, смеясь, Лариса. И тоже спросила: — А мне раздеться можно? — Да, конечно, спохватился Славик. Помог снять шубку, занёс в комнату, где стоял накрытый праздничный стол, сумку Ларисы.

— А вы и совсем раздеться можете? — опять попёр в атаку наш осмелевший друг.

— Да, конечно, — после короткой паузы согласилась Лариса.

Мы не успели опомниться, как джинсы, блузка, воздушное бельё слетели на пол. У праздничного стола стояла стройная, восхитительная девушка. Слегка смуглая Лариса Афанасьева. С голубыми глазами. С капельками растаявших снежинок на ресницах и в тёмных волнистых волосах. Идеальная жена. Японский биоробот.

Отчего-то нам с Горбачевским стало неловко. Мы попятились в противоположную от стола сторону, в переднюю, к выходной двери. Сказали Славе: «- Ну, вы тут знакомьтесь, устраивайтесь, а мы пошли». И мы ушли.

Да, на три месяца Славика хватило. Японская кукла и впрямь оказалась замечательным средством от холостячества. К занятиям спортом Славик теперь присовокупил ежедневное бритьё, мытьё в душе, от него уже не воняло, как от 90-летнего старца, за которым никто не убирает. Наш друг стал чистить зубы; без всяких видимых на то причин, регулярно менять исподнее. Шутил, улыбался, часто приглашал меня и Горбачевского к себе отужинать. В общем, стал другим человеком. Робот-Лариса, как и полагается идеальной жене, мило улыбалась, терпела за столом наши нескладные шуточки, по первому зову своего хозяина убегала с ним за ширмочку.

Готовила Лариса прекрасно. Особенно ей удавалась курица в густом чесночном соусе.

А 9 мая в городе Актюбинске широко и масштабно вознамерились отпраздновать День Победы. На футбольный стадион в качестве гостей заманили ветеранов Великой Отечественной, нагнали студентов и школьников. Спортивной арене в этот день надлежало стать огромной сценой для театрализованного представления. Концерт готовили долго и в большом напряжении: сам Аслан Спулаевич, глава областной администрации, должен был присутствовать на торжестве. Накануне праздника ложу уважаемого всеми и любимого руководителя обили каракулем. Перед приходом — усыпали лепестками из роз, побрызгали всякими дезодорантами, подсадили нескольких юных красавиц в национальных одеждах.

Праздник обещал получиться пышным и достойным, как ветеранов, так и мудрого и скромного руководителя области Аслана Спулаевича.

Но, в самом начале торжеств, случилась трагедия. Высокий бетонный забор, отделяющий трибуны от футбольного поля, вдруг в одном месте треснул, поплыл и обвалился под тяжестью огромной толпы зрителей. Зрителями были школьники. Многие из них — участники представления. Стена обрушилась на тех, кто стоял на стадионе, и увлекла за собой сверху, ревущую от ужаса, толпу. Обломки бетона давили, калечили детей. Пыль, стоны, крики. Милиция, санитары с носилками.

…Детей ещё выносили из-под завалов, а на стадионе снова заиграла весёленькая, заводная музыка, и солистка ансамбля «Сударушка» Вера Петровна Полянина задорно и звонко запела:

«К-а-а-анфетки, бараночки,Словно лебеди — саночки!..»

Референты и замы Аслана Спулаевича после случившейся неприятности советовались минут 20 с раздосадованным своим шефом. И, в конце концов, приняли непростое решение. Праздник приказали продолжать. Потому что: не распускать же по домам ветеранов и оставшихся в живых артистов. Ветераны — они что? — крови, трупов, что ли не видели? На то они и ветераны.

Напротив обломков стены выстроили милицейский кордон. Мордовороты-центурионы высокими щитами из непрозрачного пластика заслонили от гостевых трибун жуткое зрелище. Вера Петровна Полянина запела «К-а-а-а-а-анфетки, бараночки, Словно лебеди — саночки…».

На празднике Славик представлял областную газету «Путь к коммунизму». Аккредитовался, и ошивался во время всего происходившего то тут, то там. Нащёлкал три кассеты. Юные, искалеченные, тела. Забрызганные кровью праздничные детские костюмчики. Аслан Спулаевич со товарищи. Леденящий жилы репортаж с Праздника Победы.

Кому из фотожурналистов, либо из журналистов пишущих не хотелось бы напасть на сенсацию, не хотелось бы славы? К сожалению, подавляющее большинство сенсаций отдаёт запахом какой-нибудь гадости, мертвечины. Сенсация рассчитана, прежде всего, на нездоровое любопытство людей к чужим несчастьям, промахам и ошибкам. Она потому и пользуется спросом. Пример: кто-то попал в аварию. «Хорошо, что не я» — мелькает в голове у случайного свидетеля, и он торопливо пытается запомнить подробности кровавой драмы, смакуя в подсознании каждую деталь. Кого-то застукали в чужой спальне. «Хорошо, что не меня» — думает безгрешный обыватель, прочитавши о том в газете. И потом ещё несколько раз внимательно прочёсывает глазами вдоль, поперёк и по диагонали сальную статейку, представляя себе промежду строк и ТО, и ЭТО. И даже — пусть простит меня бумага — ВОТ ЭТО!!!

Вряд ли кто откроется вам напрямую в этих своих маленьких слабостях. «Люди не стыдятся думать что-нибудь грязное, но стыдятся, когда предполагают, что им приписывают эти грязные мысли». (Ф.Ницше).

Никто не признается вам, что ему доставляет удовольствие смотреть телесюжеты о катастрофах на железных дорогах, точнее — рассматривать изуродованные жертвы происшествий. И святое дело всегда уступает место злодейству на первой полосе любой газеты, любой программы теленовостей.

Ничто человеческое оказалось не чуждым и нашему Славику. Даже такое. Тем более — такое. Сенсация сама заплыла в руки, и как тут Славе отказаться от неминуемой славы? Сложив бесценные кассетки в кофр, как на крыльях, полетел фотокор в редакцию. Но, к 95-му, перестройка в Актюбинске уже практически закончилась, и потому шеф посмотрел на него, как на идиота, а потом, как с идиотом, поговорил. Насчёт того, что гласность у нас — это не вседозволенность, и что место у Славика неплохое, а он им не дорожит совсем, не ценит доброго расположения руководства. В общем, сделал Славику холодный душ, полезный ему для дальнейшего здоровья.

Шёл к себе домой Славик по Ленинскому проспекту, переживал, и попался ему навстречу ещё один главный редактор — Володя Беляков. Телевидение РИКА — это что-то вроде НТВ до Путина. И даже ещё свободнее. Они первыми в городе стали показывать американские фильмы и хорошо на этом нагрели и руки и ноги. Володя обратил внимание на подавленное состояние коллеги-журналиста, узнал о его печали и предложил место для сенсации в своём независимом эфире. — А можно? — спросил, ещё не оклемавшийся от беседы со своим начальником, Славик. На что независимый Беляков только хмыкнул.