Читаем без скачивания Третья сторона - Сергей Шведов

Пробовала Венька искать доходного веселья на стороне, но семилетнюю девочку с истощенной нервной системой одну ночью не оставишь. Работы не было, денег тоже. В квартире, на радость соседям, воцарилась непривычная тишина, но было поздно — Маришка все–таки слегла в больницу и надолго. Венька обегала всех знакомых докторов, на коленях умоляла, билась как птица в силке, но беда затягивала все туже узел на ее шее.

Кроме Маришки никого у Веньки на свете не было.

Упросила разрешить ей ночевать в больнице с дочерью, не отходила от постели, кормила с ложечки, сама делала все инъекции. За заботами и тревогами отошла в тень тяга к алкоголю. Лишь только девочка окрепла, мать устроилась ученицей продавца в овощном магазине во дворе их дома.

Нужно было отдавать долги знакомым и соседям. Чтобы подработать, ходила еще в три места мыть по вечерам полы. Девочка похорошела, дома все засверкало. Из Веньки постепенно получалась неплохая хозяйка и мать. Со временем с ней стали здороваться на улице прежние сотрудники по работе в больнице, а соседки стали запросто ходить к ней, чтобы посудачить, чего никогда не делали прежде из элементарной брезгливости.

Страх потерять ребенка разбудили у Веньки по–звериному яростную любовь к Маришке. Стоило ребенку закапризничать, Венька кидалась к ней и едва не душила ее в своих объятиях. Маришка училась пользоваться выгодами своего положения.

Венька ничуть не переменилась внешне, как будто не было бессонных ночей у постели умирающего ребенка. Может быть, это была неизвестная компенсация за то, что внутренне, в душе, она слишком легко менялась со своим безвольным и страстным характером? Как бы там ни было, она снова не была похожа на обремененную невзгодами тридцатилетнюю женщину. Легкая косметика, свежий воздух и хорошее питание могли запросто скрыть ее возраст.

Она не только выглядела сущей девчонкой, но и в глубине души оставалась все той же мало приспособленной к жизни малолеткой, какой она вышла из детского дома.

Не было у нее врожденной женской расчетливости, хозяйской хищной хватки, она не продумывала свои поступки, а жила порывами чувств. Вот и тогда она вся без остатка отдалась единственному ребенку, не замечая, что слепая любовь к дочери заставляет совершить еще одну ошибку, из–за которой бессердечная Мариша впоследствии невольно толкнет мать на грань последнего падения.

Так Венька своей слепой добротой готовила себе могильщицу.

Она старательно ограждала девочку от всякого труда, словно старалась искупить прежнюю вину, до тринадцати лет сама одевала, расчесывала и заплетала дочку. Половину школьных уроков выполняла мама. Мариша пропускала занятия от того, что у матери не хватало сил разбудить поутру спящего ребенка — она ведь так сладко спит!

Мать вымаливала справки по знакомым врачам за Маришкины прогулы, липовые освобождения от занятий. Деньги на карманные расходы девочка получала без счета, хотя сама мать еле сводила концы с концами. Девочка вырастала неумелой и беспомощной эгоисткой. Вдобавок ко всему у нее развилось качество, мало свойственное даже ее матери — абсолютное нежелание трудиться.

У Маришки, приученной относиться к матери как к покорной прислуге, все угловатости подросткового поведения носили характер открытой бессердечности. Девочка дичала при живой матери и Венька неотвратимо теряла ее. Ни уговоры, ни слезы матери не могли тронуть Маришку. Венька тогда беспомощно опустила руки и с тревогой ожидала надвигающегося одиночества.

Как бы там ни было, дочка все же росла и взрослела. Многое перенимала у матери и подружек. Научилась наконец самостоятельно ухаживать за собой. С каждым годом требовала все меньше забот и хлопот по хозяйству, а воспитанием ее мать никогда не занималась.

У Веньки появилось свободное время, чтобы заняться своей личной жизнью, в семью снова пришел какой–никакой достаток. О ней заговорили, как о серьезной женщине и хорошей матери, которая взялась наконец за ум и может заново устроить свою судьбу.

Все бы хорошо, но когда дочка, как и все дети в этом возрасте, стала больше времени проводить на улице с подружками, то у Веньки словно отняли в жизни что–то самое главное, без которого ей уже и жить было незачем. Снова появилось щемящее чувство неустроенности. Хотелось кого–то рядом, хотелось простого слова и незатейливой любви.

Маришка, разумеется, еще по–детски любила мать, но за сердечную подругу не признавала. Просто в этом возрасте нужно кого–то любить. Могла иногда приласкаться, но на душевный контакт не шла.

Так Венька в который раз осталась одна.

ГЛАВА 4

Поезд остановился, дернулись двери, в вагон вошел пожилой мужчина с авоськой, из которой торчали морковки. Дачник в старой шляпе и выцветшем плаще. Он сверкнул в сторону Веньки выпуклыми синеватыми стеклами очков, сел впереди и громко захрумкал морковкой.

Венька стала потихоньку злиться. Она уже привыкла к этому пустому вагону и считала его своим. Она нехотя выпрямилась, привычно привела себя в порядок и снова прислонилась горячим лбом к холодному стеклу.

Когда дочка немного повзрослела, Венька действительно осталась одна. Прежних ухажеров и собутыльниц она давно отвадила, а с новыми вот как–то все не задавалось.

Тогда–то она узнала цену одиночеству среди людей. Вокруг нее торопливо сновали люди, но не было среди них ни одного, кто сумел бы выслушать до конца, что бы ни говорила, помочь советом и делом, не поглядывая поминутно на часы перед тем, как торопливо извиниться и уйти, оставив тебя в самый неподходящий момент наедине с твоими неприятностями.

Веньку словно оставили в гостях в чужом доме среди незнакомых людей и ушли, не успев ни к сем познакомить.

В овощной палатке продавщицы частенько распивали меж собой бутылочку красненького, потихоньку сплетничая. Венька и сама не прочь была часок посидеть в их компании после закрытия магазина. Но сначала не хватало времени — она то телеграммы вечерами разносила, то мыла полы в школе и подъездах домов.

Но потом с деньгами стало получше, дочка сама могла разогреть тарелку супа и сделать кое–как уроки. Подружки по работе быстро приняли Веньку в компанию за то, что за стаканчиком красненького ей было что рассказать им о своей прошлой жизни.

Они ахали, охали и удивлялись, что у Веньки до сих пор нет никого на примете. Зачем раньше времени хоронить в себе женщину? На себя посмотри, никто тебе твоих лет не даст — девочка девочкой… Не пугайся, подруга, мы тебе вмиг надежного партнера отыщем. Не примечала, к нам с машиной часто экспедитор с базы наезжает, такой симпатичный с усиками, может, видела?

И появились в Венькиной жизни те самые, симпатичные… Венька снова расцвела девичьей красотой, как хризантема на холодном осеннем солнышке. И где–то незаметно отключился предохранитель, державший мать все время под напряжением за судьбу единственной дочери.

Венька осторожно и неторопливо, словно ступая по неверному льду, сковавшему на время неглубокий, но беспокойный поток ее жизни, попыталась вернуть себе хоть малую толику прежних радостей.

Раз попробовала — получилось, два попробовала — держится твердо на поверхности, третий, четвертый… И снова повлекло ее со своего с таким трудом нащупанного пути на прежнюю извилистую тропинку, бегущую вниз.

Теперь это было не так остро, не так заманчиво, как в юности. Чем–то напоминало производственный конвейер. Все больше полушепотом, все больше на цыпочках, как бы ночной визитер не разбудил ребенка. Но все же веселей, чем ворочаться с боку на бок в холодной постели.

Определила Маришу в группу продленного дня, там ее кормили завтраком и обедом. Это обходилось недорого, зато меньше хлопот по хозяйству. Утром и вечером перебивались чаем с бутербродами.

К Веньке возвратилась прежняя девичья игривость. Квартира понемногу запускалась, пыль было некому смахнуть. Маме не до того, а дочка сроду тряпки в руках не держала. Венька перестала набиваться к дочке со своей лаской и предоставила Маришке полную свободу. Девочка давно привыкла к детской вольнице и ничуть не тяготилась отсутствием матери в ее жизни.

Матери перевалило за тридцать, хотелось замуж за кого угодно, но мужики приходили и уходили, оставляя за собой пустые бутылки и такие же пустые обещания. Венька с обидой замечала, что на нее стали смотреть как на вещь разового пользования.

Бесплодные попытки устроить свое замужество озлобили ее. Как брошенная собачонка сначала мечется в поисках хозяина, отзывается на любой зов, бросается за первым встречным, кто ее погладит. А оптом, узнав пинки и злобные окрики в ответ на свою навязчивость, становится злобной и недоверчивой, так и Венька отвернулась ото всех. Обиженная на весь мир, она стала занозливой и въедливой, совершенно несносной в общении с кем бы то ни было, особенно когда выпьет.