Читаем без скачивания Любовь и маска - Дмитрий Щеглов

В том же 1814 году, будучи во главе международной комиссии держав-победительниц, он с блеском разрешает конфликт между Норвегией, Данией и Швецией. Наследному крон-принцу Швеции, бывшему французскому маршалу Бернадотту, пришлось прекратить боевые действия против Норвегии и принять план Орлова. В результате более чем решительных шагов русского дипломата норвежцы сохранили действующую и по сей день Эйдсвольскую конституцию.

В начале 1815 года после встречи с графом М. А. Дмитриевым-Мамоновым он создает первое тайное общество — «Орден Русских Рыцарей», ставившее перед собой довольно обширные и традиционные задачи: борьба с лихоимством и взяточничеством, всевозможными беспорядками внутреннего управления, а также создание условий для отмены крепостного права. Любопытно, что подобную программу предложил Александру I не кто иной, как… А. X. Бенкендорф, но получил решительный отказ. Бенкендорф после этого остепенился на всю жизнь, а «рыцари», узнав об отказе, ввели в свою программу пункт об изменении государственного строя и переходе к республиканскому правлению. Тогда же Орлов передает государю — некий адрес об уничтожении крепостного права — может быть, первая гласная попытка такого рода в XIX веке, — подписанный высшими сановниками, в числе которых князь И. В. Васильчиков, граф М. С. Воронцов, Д. Н. Блудов. Двумя годами позже, уже в другой записке, более частной, носившей характер протеста против польских конституционных учреждений, Михаилу Орлову удалось добиться реакции императора. К тому времени он уже вступил в «Арзамас», где познакомился в Пушкиным, дружбу с которым поддерживал до конца своих дней. Александр I пригласил Михаила Орлова к себе, потребовал у него составленный документ. Дело принимало совсем скверный оборот (объятия 1814 года были забыты) — не желая выдать соучастников, Орлов отказался передать записку. Вскоре последовал приказ о переводе его в Киев. Неуемность его деятельной натуры проявилась и здесь, где его стараниями захудалая школа кантористов при штабе корпуса превратилась за два года в образцовое военное училище — лучшее в то время в России.

В Киеве Михаил Федорович познакомился с дочерью Николая Николаевича Раевского (командующего корпусом) Екатериной, которая была рождена в полевых условиях (непосредственно под стенами осажденного русской армией Дербента). Мать ее, Софья Алексеевна Раевская, была урожденной Константиновой и являлась внучкой М. В. Ломоносова.[1]

В том, что русская аристократия (как, вероятно, и всякая другая) одна большая семья, убеждаешься, пробираясь избранной тропой темы сквозь генеалогические чащи с их то и дело пересекающимися смысловыми просеками, и, хотя знаешь, что идешь в нужном направлении, переливчатое эхо прошлого норовит совлечь тебя в сторону бокового сюжета, заманить русалочьей прелестью неожиданного сближения.

Безнадежно влюбленный в Раевскую Пушкин в день официальной помолвки ее с Михаилом Орловым только по личной просьбе Екатерины Николаевны не вызвал Орлова на дуэль. Отсюда потом его знаменитое: «Мне так тяжело, так трудно видеть их вместе». Раевская даже не позволила Пушкину объясниться ей в любви. Позднее он пытался жениться на одной из ее младших сестер, но Николай Николаевич Раевский отказал Пушкину отдать руку одной из своих дочерей. Более 20 портретов Екатерины Николаевны — Марины Мнишек — оставил Пушкин на полях рукописи «Годунова». Была она горда, умна, сильной воли и твердого характера; считалось, что Михаил Федорович находился у нее под каблучком; родственники и друзья именовали ее «Марфа-Посадница». Тематически она стоит в ряду обворожительных и несгибаемых женских персонажей древнего рода, который столетие спустя логически завершится образом Любови Орловой…

Для XVIII–XIX веков характерен культ достоинства, мужества и отваги (во всяком случае, в лучших представителях аристократии), XX столетие отличается подавлением мужественности — герои-мужчины, храбрецы, «русские рыцари» уничтожались в первую очередь. Поэтому в каком-то смысле закономерно, что Орловых — этот подчеркнуто мужественный род, род военных, политиков, авантюристов (пусть даже и так…), то есть людей самостоятельной мысли и решительного поступка, — в XX веке прославила не просто женщина, а женщина — АКТРИСА…

Мужчинам оставалось погибать либо приспосабливаться и мельчать. Женщинам — в какой-то мере довольно было оставаться собой.

Когда Михаил Орлов вышел из «Союза Благоденствия» (из-за недостаточной, по его мнению, радикальности верхушки), вряд ли он предполагал, что уже через несколько лет отойдет от какой-либо активной политической деятельности. Он просто оставался самим собой, позволял себе поступать так, как в тот момент представлялось ему верным. Во время восстания на Сенатской площади он был арестован первым среди московских декабристов. За шесть месяцев следствия в Петропавловке с ним виделся только его брат — граф Алексей Федорович Орлов, имевший несомненное влияние при дворе. Благодаря его и тестя — Николая Николаевича Раевского — хлопотам Михаилу Федоровичу удалось скрыть от следствия многое: в частности, не назвать имен, не указанных другими декабристами, и при этом не понести тяжелого наказания. Ему было предписано выйти в отставку и выехать в ссылку под надзор местного начальства — это был довольно мягкий приговор, немало удививший друзей и врагов Михаила Орлова. Это казалось чудом, и чудо это могла совершить только такая женщина, как Екатерина Николаевна Раевская. Известно, что во время следствия она вела переписку не только с отцом, но и с А. Ф. Орловым, видимо, ее советы и дали возможность совершиться такому чуду.

В ссылке Михаил Федорович пробыл вплоть до 1831 года, после чего, мирно вернувшись в Москву, стал членом сразу нескольких научных и литературно-художественных обществ. Последние десять лет его жизни — своеобразная антитеза бурной военнополитической молодости. В 1832 году он стал одним из организаторов и основателей Московского художественного общества, которое объединило художников любителей и профессионалов; этого ему показалось мало, и он создает в Москве общедоступную школу художеств. После смерти Орлова школа получила официальное признание правительства и с 1843 года стала называться Московским училищем живописи и ваяния. Позднее к нему присоединилась архитектурная школа, и с 1905 года рескриптом Николая III училищу дарованы права высшего учебного заведения. После революции на его основе возник Вхутемас, с 1926 года — Вхутеин, а в 1930-м на его базе созданы Московский архитектурный институт и Московский художественный институт имени Сурикова — наследники школы М. Ф. Орлова.