Читаем без скачивания Ушкуйник - Фёдор Романович Козвонин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Конечно, Сарай не был неприступной твердыней: город порядком истрепался, когда сто лет назад в междоусобной войне монгольские ханы делили власть. Потом грозный Тимур разрушил город почти до основания, но Сарай восстал из пепла. Восстал, чтоб стать зеницей Ахматова ока, за которой тот никак не мог уследить.
В отсутствии основных сил, московский десант беспощадно перебил немногочисленный гарнизон и устроил в Сарае грабёж, пожар – сущую Гоморру и Содом. Бросившийся тут же из полыхающего города гонец прибыл к хану второго ноября, упал к ногам Ахмата и с полными ужаса глазами рассказал о вышедшем из преисподней Вальхане с полчищами яростных шайтанов. А мороз уже сковал Угру крепким льдом… Как стоял Ахмат, так и сел, бессильно за голову схватившись. Два часа он так сидел. Потом с остекленевшими глазами встал и велел войскам трубить сбор и восвояси спешить. И как не спешил Ахмат, но всё же на обратной дороге прошёл по владениям вероломного Казимира огнём и мечом.
Москвичи же видят, как ордынские войска из растянувшейся на десятки вёрст змейки начинают собираться в единый огромный кулак. Князья решают, что Ахмат готовится к сражению, поэтому тоже собирают войска и отступают к холмам. Было бы самоубийством давать бой монгольской коннице на равнине.
Монах близкой церквушки утлой упал на колени и со слезами счастья возблагодарил Богородицу. Потому что он увидел, как две рати встают и мирно расходятся. Значит, не зря Иван III целовал святой образ Владимирской Божьей Матери. В следующем году Ахмата в Орде убили, а Иван III стал зваться Великим.
А что с Вяткой сделалось, как с Хлыновом сложилось? После Угры все на Руси поняли силу московскую и мало кто уж ей противился. Горячие головы нашлись в Вятке, которые, надеясь на неприступные стены и пограничное положение, отказались признавать подданство, признавая лишь покровительство, мол, Москва нам не папаша, а двоюродный дядя. Иван Великий тогда отправил войско суровое. Те подошли к Хлынову, посмотрели на него и встали подумать. А чтоб они подумали в правильном направлении, вятчане московскому воеводе сундучок прислали. Небольшой такой сундучок, но два молодца дюже пыхтели, пока несли. Решил воевода московский, что эти стены штурмовать – только народ зазря гробить, и повернул обратно.
Тут бы вятским-хватским хвосты поприжать, так, глядишь, и отсиделись бы – у Ивана и без Вятки забот полон рот, но как же, усидят непоседы… Снова принялись делить-кроить-бузить, да так, что щепки полетели: «Уж нам Москва не покровитель, а прохожий калика перехожий!». Тогда из Москвы другое войско пришло, поширше. И воевода уже был супротив старого ушлый – сундучок прибрал, а восвояси не повернул, пообещав взять на душу грех и спалить стены сосновые берестой березовой. И видят вятчане, что с одной стороны у них москвичи лыко с деревьев дерут да трутами об огниво щёлкают, а с другой стороны бояре мелкими бесами носятся и никакого с ними слада нет. Тогда они тех ерохвостых бояр взяли нежно, но крепко: за дубовые ворота вывели и московитам отдали – пусть тешатся. Московиты самых мордофильных вздёрнули, а тем, которые хоть в каком-то мало-мальски сознании пребывали, велели монатки собирать, да за ними следом идти к государю на поклон. Иван Великий тогда так решил – вятскую знать поселить к себе поближе, а на их место прислал устюжан, которые с Москвой уже давно спелись. Так и стала Вятка частью государства Московского.
А Степан Жданов в тот год схоронил отца, Евпатия. Когда крест ставили, посреди ясного неба грянул гром – ударила молния в старый раскидистый дуб. Напополам дуб разорвало и дерево вспыхнуло будто откуда-то изнутри себя. В час одни головёшки остались.
На сходе мужики избрали Степана ватаманом и вместе с тем покинули край, который вдруг перестал быть родною матерью, а подменился мачехой сварливой. И пошли вятчане на Дон, где уже жили привольной жизнью рязанские братья-ушкуйники. И жили они там привольно ещё, почитай, век, чтобы после снова послужить царю и Отечеству. Но это уже совсем другая история.
– Ага! То есть как только ушкуйники перестали быть нужны, то их сразу к разбойникам приравняли?
– Точно так. То есть, конечно, они ни в коем случае не были людьми святой жизни, но при всех прочих равных на общем фоне…Тогда мораль была иной, а потому судить их по сегодняшним меркам по меньшей мере лицемерно.
Баритон начал, словно предыдущего разговора не было:
– Они. Значит, на Дон ушли… Это выходит, что козаки пошли от ушкуйников вятских?
– Конечно, не истинный факт, но весьма жизнеспособная гипотеза. Козаков на Вятке не было, но именно с Вятки пошли козаков прародители.
– Понял… Коробит меня ещё что-то в этом рассказе. Кажется, что вы в одну сторону клоните и объединение земель русских вокруг Москвы это не добро и вовсе не безусловное благо…
–Ну, добро и зло – это вообще понятия относительные, философские. Тем более, если речь идёт об истории. Скажем, кроманьонцы съели неандертальцев – это не добро, не зло, а, наверное, вынужденная необходимость того жестокого каменного века. Сегодняшнего людоеда стали бы лечить в закрытой клинике, а тогда это было данностью.
Москва была Руси необходима, как консолидирующая сила, чтоб княжества меж собой не перегрызлись насмерть. Вот Иван Калита добился права собирать ясак вместо монгольских баскаков – это было хорошо или плохо? Повернула тогда Москва ход отечественной истории в лучшее русло или просто подменила собой Орду: был Каракорум, а стала Белокаменная? Но вообще подобные процессы свойственны той эпохе. Например, во Франции в это же время Людовик XI одолевает феодальную Лигу общественного блага и строит примерно такую же, как на Руси, абсолютную монархию. В Японии то время названо Сэнкоку дзидай – Эпохой воюющих провинций и там всё закончилось установлением сёгуната Токугавы. Так что это тенденция. Но в Золотой Орде такого центра притяжения не нашлось, а потому и нету теперь никакой Золотой Орды. Или есть?
– Ладно тогда, понял, что вы хотели сказать. Но как-то это слишком, мне кажется, насыщенно получается – обычный читатель от всех этих Свидригайл, Бектутов и тарасин заскучает и книжку, наверное, закроет.
– Так это же черновик ещё, план, можно сказать. Понятно, что на десяти страницах событий трёх столетий смотрятся несколько концентрированно, но когда это всё раскинется на
