Читаем без скачивания Зов (СИ) - Стерх Юрий

До Пятака семь тысяч ступенек, потом относительно ровный участок, где всё кишит змеями, затем Канатка — развлечение для экстремалов, потом подъем на плато, где находится пограничная наблюдательная вышка, но до него еще две тысячи семьсот ступенек.

К разреженному воздуху добавляет сложности еще то, что на этом участке идти приходится часто в условиях сильного тумана или порывистого ветра, и только на плато нас ждет несколько километров ровного участка, а там и долгожданный финиш. Там Косой и его команда, наверное, заждались нас уже. Ну ничего, подождут, мы вроде как в графике идем.

— При подъеме по ступенькам главное — размеренно дышать, не сбивать дыхание и не разговаривать, — давал я последние наставления Марченко. — Две ступеньки — вдох, две ступеньки — выдох, и так потихонечку ползем наверх. Ни в коем случае не пытайся шагать через ступеньку! Понятно?

Марченко, слушая меня, сузил глаза и кивнул, вроде как всё уяснил!

Утреннее солнце уже начинало понемногу припекать, день обещал быть жарким.

Высоко в горах погода бывает переменчива. Рассвет наступает всегда очень рано, а закат — когда как, зависит от погоды. Утром может жарить солнце, в обед пойти дождь, а к вечеру поднимается холодный пронизывающий ветер и, если дело к сентябрю, то вполне возможен даже снег.

Как там пел Высоцкий — «Лучше гор могут быть только горы, на которых еще не бывал»? Ну-ну…

Шагая замыкающим, я нет-нет, да и поглядывал на Систему.

Чем хороша эта «Гоби»?

Да тем, что не надо на каждую лису поднимать заставу в ружье! Система довольно точно определяет размер нарушителя, и оператор на заставе уже сам, на свой страх и риск принимает решение.

Я в прошлом году был на стажировке в Ленинаканском погранотряде, так там стояло настоящее старье — система «Скала» или что-то еще постарше, вот где настоящее мучение погранцам! Срабатывала на каждого хомячка! А тут у нас благодать, цивилизация.

Да еще на подходах к «Гоби» понатыкано множество всевозможных ловушек, так называемых спотыкачей. Это очень неприятный сюрприз для нарушителя, а если к ним прибавить хитрые петли Бруно из тонкой прочной проволоки, которые накручены повсюду, то перейти границу не только человеку сложно, но и мелкой живности здесь так просто не пролезть.

Правда, подготовленный нарушитель при определенной доле везения смог бы всё это преодолеть, но только при одном условии: он должен знать схему расположения этих ловушек! И если случится чудо, и такой везунчик всё-таки преодолеет нашу Систему и все ловушки, то мы его всё равно поймаем уже там, внизу, возле пограничных столбов, на самой линии Государственной границы. Там и дорога есть, и машина спокойно пройдет, и заслон застава может выставить очень качественно, так что, как говорится, граница у нас всегда на замке! Но различный лихой народ всегда лез через Границу. И с нашей стороны пытались проникнуть, и с турецкой, но всё это бесполезно!

Ловили их… Когда шли со стороны Турции, то справлялись сами, когда от нас, то помогало местное население. Новый человек в этих краях большая редкость!

А бывало и так, что в погоне за нарушителем наши уходили в Турцию на несколько километров. К счастью, не при мне.

При мне только один турецкий пастух заблудился ночью и повис на Бруно, как муха в паутине. Так, когда выпутывали этого пастуха из тонкой проволоки, он смеялся и плакал от счастья, всё пытался целовать нам руки, пока не получил от меня хорошую затрещину в ухо и не угомонился малость. Но даже когда его принимали наши особисты, он всё еще улыбался, показывая нам на свое посиневшее и распухшее ухо, поднимал большой палец вверх и, в восхищении глядя на меня, повторял: «Якши аскер, якши!» А потом, через какое-то время он появился на Левом фланге с турецкой стороны и пытался перебросить на нашу сторону связанного барана, при этом громко крича: «Якши аскер!»

Ребята, конечно, посмеялись, да и только.

Две ступеньки — вдох, две ступеньки — выдох, две ступеньки — вдох, две — выдох…

Когда я первый раз попал на Правый, эти ступеньки, уходящие в небо, меня не особо впечатлили. Ступеньки как ступеньки. Я поднялся по ним первый раз легко, даже не запыхавшись. Правда, пришлось изображать из себя умирающего от усталости. Но мне не привыкать, я это научился делать в совершенстве с самого раннего детства. Всё дело в том, что я практически не устаю. Нет, если взять Марченко на руки и идти с ним наверх, то устану, конечно.

А так… Это у меня с рождения.

Отец как-то раз, еще в моём раннем возрасте, заметил мои необычные способности и очень серьезно попросил меня не выделяться.

«В противном случае, — говорил он, — если об этом узнают плохие дяди, то нас могут разлучить навсегда».

Я тогда как-то очень не по-детски серьезно отнесся к его словам и научился притворяться так, что мне поверил бы и сам Станиславский. И на такую скрытность у меня, как я уже сказал, были свои причины…

Москва 1974 год

Мамы не стало, когда мне было всего восемь лет.

После похорон мы с отцом пришли домой, оба в расстроенных чувствах, слёзы душили меня, но я не плакал, держался из последних сил. Отец погладил меня по голове, поцеловал в лоб и посадил напротив, взяв мои детские ручонки в свои огромные крепкие ладони. Он очень долго смотрел мне в глаза, не моргая, а я смотрел на него и тоже не отводил своего взгляда. Мне было очень грустно и одиноко в тот момент. Отца я видел не так часто, его не бывало месяцами, а иногда он уезжал даже больше чем на полгода. Мама говорила мне, что он военный, да я и сам это прекрасно знал. В шифоньере висела его красивая парадная форма, вся в орденах и медалях.

— Когда ты станешь немного повзрослее, — тихо сказал мне тогда отец, не отрывая от меня своего взгляда, — мне надо будет с тобой о многом поговорить. О нашем древнем роде, о твоих великих предках, о том, кто ты такой на самом деле! Но это будет позже, а пока ты должен пообещать мне, что выполнишь одну мою просьбу. Единственную, но очень важную.

Дождавшись от меня кивка, он продолжил:

— Ты никогда и никому не должен показывать свои истинные способности. Ты меня понимаешь? Это очень и очень важно! Обещай мне, что не подведешь меня.

— Не подведу, папа.

Я, правда, не понимал в тот момент, о чём он.

— Не надо быть сильнее всех, надо быть просто сильным. Не надо быть умнее всех, надо быть просто не глупее других. Ты меня понимаешь? Это важно для нас с тобой! Запомни это. Позже мы вернемся к этому разговору, а пока пообещай мне, что сделаешь то, о чём я сейчас тебя прошу.

— Обещаю.

— Скажи мне, что ты понял?

— Не выделяться, как бы мне этого ни хотелось.

Отец одобрительно кивнул.

— Ты очень крепкий духом, сынок, — отец обнял меня, прижимая к себе, — я почувствовал это сегодня на похоронах. Ты не проронил ни слезинки, хотя и очень сильно любил маму.

В тот момент меня охватило какое-то непривычное чувство единения с отцом, я не мог этого объяснить, у меня такого раньше не было, но ощущение, что мы с ним одно целое, одна кровь, я почувствовал только тогда, когда мы сидели в моей комнате после похорон, крепко держась за руки. И еще я понял: со смертью мамы я не пропаду. Есть на свете такой же родной и любящий меня человек, который меня никогда не оставит, не бросит и не предаст. И пусть мне придется учиться в этом спортивном интернате, но у меня есть он. Мой отец. И я его никогда не подведу.

Останавливаться нельзя!

Так, Серёга впереди пока перебирает ногами нормально, а вот Марченко уже штормит понемногу. Подъем только начался, а он уже ставит ноги чуть в стороны — первый признак усталости. Как только начнет руками опираться на колени — всё, считай, сломался!

Вот и поглядим сейчас, есть стержень у парня или нет?

До Пятака осталось еще тысяч пять ступеней, может и не выдержать.

Посмотрим!

Примерно через полторы тысячи ступеней случилось то, чего я так опасался.

Марченко остановился.