Читаем без скачивания Конкурс киллеров - Елена Логунова

Затолкав один комплект обмундирования в специально принесенный пакет, я покинула гардеробную, прихватила из редакторской свою сумку и пошла на вокзал — грабить помойку на перроне.

Сначала я думала дождаться темноты, но побоялась, что могу опоздать. Вдруг мусорный бачок опорожнят раньше? Кроме того, вокзал — это стратегический объект, ребята из линейного отделения транспортной милиции постоянно несут там караул, и в потемках они будут особенно бдительны. Не хватало еще, чтобы меня задержали за таким странным занятием!

Первым делом я прошла на стоянку, заплатила по счету за парковку Иркиной машины, предупредила, что отъеду через пару минут, и оставила в салоне свою сумку. Потом через здание вокзала проследовала на перрон, оттуда прошла прямиком в дамский туалет и, уединившись в кабинке, натянула на себя прямо поверх джинсов и майки помятый красный комбинезон. На голову водрузила форменный чепчик, максимально затенив лицо козырьком. Сунула в карман освободившийся пакет, глянула на себя в зеркало и содрогнулась! Ну и видок! Эх, почему меня не видит Крис де Бург, спел бы мне в утешение свое знаменитое «Леди ин ред»!

Я мужественно поборола горячее желание вернуть себе нормальный облик и покинула место общественного пользования, проигнорировав сдавленный окрик служительницы, решительно не помнящей, чтобы этакое чучело в красном входило в заведение, и, вероятно, желающей еще раз содрать с меня плату за пользование сортиром.

В процессе одевания манипуляции с липучками я опустила, поэтому комбинезон сидел на мне куда менее изящно, чем самое корявое седло на самой неграциозной корове. Да и измят он был дальше некуда, так что рядом с мусоркой я смотрелась вполне органично. Но нужный бачок я нашла только с третьей попытки, причем мне едва не помешали — не стражи порядка, как я боялась, а собратья-бомжи: две такие же бесформенные фигуры, одетые, правда, гораздо менее броско.

— Че ты тут делаешь, падла? — визгливо заорала невесть откуда взявшаяся потрепанная мадам в прозрачном пластиковом дождевике поверх ветхой ночной сорочки и с фингалом на пол-лица. — Серега, держи гадину!

— А ну, шука, вали отшедова! — поддержал свою леди щербатый босоногий джентльмен в брезентовых штанах на помочах из бельевого шнура, замахиваясь на меня сломанным зонтом. — Ща как дам по хребтине!

Я торопливо выхватила из благоухающей гнилыми фруктами емкости вожделенный газетный ком и поспешила ретироваться, спасая упомянутую хребтину от жестокой расправы. Очевидно, нарушителей конвенции здесь не жалуют!

— Ходют тут всякие, куска хлеба лишают, — продолжала верещать неотступно следующая за мной тетка.

Я прибавила шагу, потом почти побежала. Благо Иркина машина стояла метрах в пятидесяти, а в беге на короткие дистанции я могу посостязаться и с зайцем.

Быстро открыв дверцу, я швырнула газетный ком на заднее сиденье, плюхнулась на водительское место и отъехала со стоянки. Поотставшие бомжи остановились, отдуваясь.

— Ну ни фига шебе! — хлопнув себя по грязным брезентовым коленкам так, что в воздух взметнулись два клуба серой пыли, возмущенно воскликнул шепелявый Серега. — Да шо же она там такое выкапывает, ешли на швоей машине по помойкам еждит?

— Небось не пьющая, — с завистью сказала бомжиха и, посуровев, отвесила мелкорослому спутнику крепкий подзатыльник.

Я открыла дверь и сразу поняла, что в квартире без меня кто-то побывал: в помещении витал стойкий запах рыбы. Я обычно не использую в качестве ароматизатора воздуха сельдь иваси!

Оставив на тумбочке в прихожей сумку и пакет с газетой, я прошла в кухню и вздохнула: все ясно, приходил Колянов дядя, знатный рыболов-любитель, принес мне гостинец, чтобы я не оголодала в отсутствие мужа. И, смотрю, добрая душа, пытался подкормить не только меня!

В кошачьей миске на полу высилась заиндевевшая голова гигантского толстолобика с остекленевшими красноватыми очами. Перед миской с таким же отмороженным видом сидел зеленоглазый кот, на морде которого явственно читалось глубочайшее замешательство. Рыбья голова своими размерами превышала кошачью почти вдвое и выглядела совершенно неприступной.

— Давно так сидишь? — поинтересовалась я, распахивая окно.

Кот неуверенно оперся передними лапами о монументальный череп толстолобика и опасливо посмотрел сверху вниз.

— Переход Суворова через Альпы, — прокомментировала я.

Тоха издал протяжный негодующий крик и пошел в обход миски, неприязненно косясь на неприступную рыбью голову и нервно подергивая пушистым хвостом. Я присела рядом и успокаивающе погладила возмущенное животное.

Достав из-под мойки специальную кастрюлю, я перевалила в нее серебрящуюся, словно цельнометаллическую, голову, залила ее водой из-под крана и поставила на огонь. Тоха, все еще обиженно вякая, забрался на табурет, обвил лапы хвостом, насупился и замер в ожидании ужина.

— Стереги, чтобы не убежала, — предупредила я, уходя в комнату.

Мне не терпелось развернуть газету и узнать, кем же был трамвайный покойник. Оказалось — только представьте себе! — он был мирным чудаком — ботаником!

Статья без начала и конца, оставшихся, увы, на других страницах (идиотский принцип верстки!), повествовала об успехах некоего ученого ботаника Владимира Усова в деле борьбы за экологическую чистоту кубанских водоемов. Оказывается, этот самый Владимир однажды зачем-то выплеснул в чан с мыльной жижей воду из аквариума, рыбки в котором еще до того благополучно сдохли. Очевидно, господин Усов был не большой аккуратист. Оставив помои в тазу, он отбыл в месячный отпуск, а когда вернулся, нашел в ржавой емкости не гнилое вонючее болото, как следовало ожидать, а чистейшую воду, покрытую толстым слоем мясистых зеленых листьев. Экзотическое растение эйхорния, не доеденное безвременно усопшими рыбками в аквариуме, не только радостно прижилось в мыльном болоте, но и расплодилось, и даже отфильтровало воду до ключевой чистоты!

Воодушевленный ботаник принялся вдохновенно экспериментировать, и его дальнейшие опыты подтвердили уникальные способности эйхорнии по части очищения грязных водоемов. Так, выгребная яма во дворе усовской дачи превратилась в прозрачное озерцо за неделю. Вонючий пруд, за много лет безнадежно загаженный стоками птицефабрики, очистился за два летних месяца настолько, что в нем теперь не только купаться можно, но даже и принимать воду из него внутрь без всякой предварительной обработки!

Владимир Усов уверил корреспондента газеты в том, что посадочного материала у него уже достаточно, чтобы за оставшиеся теплые месяцы — август и сентябрь — очистить еще пару городских водоемов. Причем с наступлением холодов чудодейственная эйхорния попросту вымрет, и всю зеленую массу можно будет выгрести на берег баграми и пустить на корм скоту. Кубанский скот еще, правда, не знал о грядущем изменении в своем рационе, но священные индийские коровы, по словам ботаника, трескали эйхорнию за милую душу.

Дочитав до этого места, я спохватилась, что еще не покормила своего собственного скота, тьфу, кота, и побежала на кухню. Как раз вовремя! Вода в кастрюле с рыбой закипела, вспенилась шапкой и едва не потекла на плиту. Встревоженный кот начал орать, я шикнула на него, доварила толстолобика, вытряхнула его в раковину и, дождавшись, пока мертвая голова остынет, разобрала ее, отделив съедобное от несъедобного.

Кот азартно чавкал на полу, а я сидела над расправленной газетой, смотрела на портрет счастливого Владимира Усова, победно потрясающего перед камерой пучком мясистой зелени, и думала: кому мог помешать мирный ботаник? Может, в наших краях появилось какое-нибудь агрессивное антиэкологическое движение? Такой Гринпис наоборот?

Так ничего и не придумав, я аккуратно вырезала статью из газеты, поискала, куда бы ее деть, и вспомнила про зеленый конверт, который всучила мне Галка-Осения. Я положила в него газетную вырезку и сунула конверт на полку между книгами.

Про кассету с видеозаписью я не забыла, просто не могла ее сейчас посмотреть. Съемка велась профессиональной цифровой видеокамерой, и обыкновенный бытовой видик для просмотра готового материала никак не годился.

— Ладно, приду завтра на работу пораньше и там посмотрю, — сказала я сама себе.

Потом наскоро прибрала на кухне и быстренько сбегала на помойку, чтобы без почестей захоронить в мусорном баке бренные останки толстолобика. Вернулась домой, сложила в небольшую дорожную сумку кое-какие личные вещи, сунула под мышку сонного наевшегося зверя, плотно закрыла окна, заперла дверь и поехала в Пионерский микрорайон — сторожить Иркины хоромы в компании кота Тохи и собаки Томки.

Бурная радость, выказанная овчаркой при моем появлении, была просто умилительна! Том скакал вокруг меня на задних лапах, как дошколенок вокруг новогодней елки — до полноты сходства ему не хватало разве что маски зайчика. Растроганная, я от души накормила пса говяжьей тушенкой из Иркиных стратегических запасов, побегала с ним по просторному двору за мячиком, устала как собака и так же, как сам Томка, вывалив язык, вползла на высокое крыльцо: отсиживаться и отдыхать.