Читаем без скачивания Джек Ричер, или Ловушка - Ли Чайлд

Его звали Честер Стоун. Его отец и дед тоже носили имя Честер Стоун. Это дело основал его дед в те времена, когда электронные таблицы назывались бухгалтерскими книгами и их писали от руки самой обычной ручкой. Правая сторона бухгалтерских книг его деда, та, где значился кредит, производила впечатление. Его дед был часовщиком, который почти сразу понял, какой популярностью будет пользоваться кино. Благодаря своему знанию шестеренок и сложных маленьких механизмов он построил проектор. Первый Честер Стоун взял в партнеры человека, который смог организовать поставки оптики из Германии. Вместе они подмяли под себя рынок и сделали огромные состояния. Его партнер умер молодым и не оставил наследников. В Америке начался настоящий бум кино. Появились сотни кинотеатров. Сотни проекторов. Потом десятки тысяч. Затем звук. «Синемаскоп»[2]. И громадные суммы в графе кредит.

Потом появилось телевидение. Кинотеатры начали закрываться, а те, что продолжали работать, цеплялись за старое оборудование, пока не умирали. Его отец, Честер Стоун II, встал во главе компании. Начал расширять ее возможности. Сообразил, что пришло время любительского кино и восьмимиллиметровых проекторов. Яркая эра «Кодахрома». Запрудер[3]. Новый завод-изготовитель. Огромные прибыли, сделанные на медленной широкой ленте первых компьютеров «Ай-би-эм».

А потом вернулось кино. Его отец умер, и Честер Стоун III встал у руля, когда повсюду появились мультиплексы. Четыре проектора, шесть, двенадцать, шестнадцать, пятидорожечные ленты, система Долби, цифровое Долби. Богатство и успех. Брак. Переезд в особняк. Машины.

Дальше возникло видео. Любительские восьмимиллиметровые фильмы ушли в небытие. Возникла ожесточенная ценовая конкуренция со стороны новых предприятий в Германии, Японии, Корее и Тайване, поставивших перед собой цель отобрать у него бизнес. Отчаянные поиски чего-то, что можно изготавливать из листового металла на прецизионных станках. Хотя бы чего-нибудь. Жуткое осознание того, что механические приспособления – это вчерашний день. Бурный рост рынка транзисторных микрочипов, запоминающих устройств, игровых консолей. Огромные прибыли от устройств, о производстве которых Стоун не имел ни малейшего представления. Растущий дефицит в таблицах, хранящихся в его компьютере.

Рядом с ним пошевелилась во сне жена, потом заморгала и открыла глаза, повертела головой, сначала взглянула на часы, затем на мужа. Увидела, что он уставился в потолок.

– Не спишь? – тихо спросила она.

Он не ответил, и она отвернулась. Ее звали Мэрилин. Мэрилин Стоун. Они были женаты уже давно. Настолько давно, что она не нуждалась в словах. Она все знала. Ей не требовались детали и доказательства, не нужно было принимать участие в обсуждении происходящего, она и без того все понимала. Каким образом? У нее были глаза и голова. С тех пор как она видела продукцию предприятий своего мужа, горделиво красующуюся на полках магазинов, прошло много времени. И очень много времени прошло с тех пор, как кто-нибудь из владельцев мультиплекса приглашал их на обед, чтобы отпраздновать новый большой заказ. И много времени с тех пор, как Честер спал целую ночь, с вечера до утра. Вот почему она все знала.

Но ей было все равно. В бедности и богатстве, так она говорила, и не просто говорила, а искренне имела это в виду. Богатым быть хорошо, но бедность тоже не обязательно должна стать катастрофой. Впрочем, они никогда не будут по-настоящему бедны, как некоторые люди. Можно продать проклятый дом, ликвидировать бизнес, и их жизнь все равно останется намного комфортабельнее, чем она когда-либо могла мечтать. Они еще молоды. Ну, не молоды, но и не совсем старики. Здоровы. У них полно разных интересов. И они принадлежат друг другу. А Честера стоило иметь в качестве мужа. Седой, но стройный, сильный и энергичный. Она любила его. Он любил ее. Ее тоже стоило иметь в качестве жены. Сорок с небольшим, но в душе ей двадцать девять. По-прежнему изящная, натуральная блондинка, по-прежнему возбуждающая. Она обожала приключения. Ее стоило иметь – во всех смыслах этой фразы. Все будет хорошо. Мэрилин вздохнула и повернулась на другой бок, устроилась поудобнее и уснула в половине шестого утра, а ее муж продолжал тихо лежать рядом с ней и молча смотреть в потолок.

Ричер стоял у выхода на посадку и вдыхал спертый воздух, а его великолепный загар отсвечивал желтым в искусственном свете. Он прислушивался к десяткам разговоров на испанском и поглядывал на телевизионный монитор. Нью-Йорк стоял в списке первым, как он и предполагал. Первый рейс, «Дельта», в аэропорт Ла Гуардиа через Атланту, отправлялся через полчаса. Второй, «Мексикана», – на юг. Третий, «Юнайтед», тоже в Ла Гуардиа, прямой рейс, через час. Ричер выбрал его и подошел к стойке, где продавали билеты. Спросил, сколько стоит билет в одну сторону. Кивнул и отошел.

Затем он отправился в туалет и остановился перед зеркалом, вытащил из кармана свернутые в трубочку деньги и набрал нужную сумму самыми мелкими купюрами. Застегнул рубашку до самого верха и пригладил ладонью волосы. Вышел и направился к стойке «Дельты».

Билет стоил столько же, сколько и в «Юнайтед». Он знал, что так и будет. Так всегда бывает. Он отсчитал деньги, однодолларовые купюры, десятки и пятерки, и девушка взяла их, разгладила и разложила по порядку в ящички кассы.

– Ваше имя, сэр? – спросила она.

– Трумэн, – сказал Ричер. – Как у президента.

Девушка никак на это не отреагировала. Видимо, родилась за границей во время последних лет правления Никсона или в первые годы Картера. Ричеру было все равно. Он родился за границей, когда президентом стал Кеннеди. И не собирался ничего говорить. Для него Трумэн тоже был древней историей. Девушка напечатала имя, и сразу появился билет. Она положила его в конверт с изображением красно-голубого глобуса, но тут же вытащила.

– Я могу вас зарегистрировать прямо сейчас, – сказала она.

Ричер кивнул. Оплата авиабилета наличными, в особенности в международном аэропорту Майами, могла стать проблемой из-за борьбы с наркотиками. Если бы Ричер подошел к стойке и достал из кармана пачку сотенных бумажек, девушка нажала бы на маленькую секретную кнопку на полу. Затем она принялась бы возиться с оформлением билета до тех пор, пока не появилась бы полиция. Копы, увидев высокого крупного парня с роскошным загаром и пачкой наличных, мгновенно приняли бы его за курьера. Их главная задача, естественно, состоит в том, чтобы отслеживать передвижение наркотиков, но и денег тоже. Они не позволили бы положить эти деньги в банк, не позволили бы беспрепятственно тратить их. По их представлениям, нормальный гражданин должен пользоваться пластиковой карточкой, если хочет сделать серьезную покупку. Или путешествовать. А уж в аэропорту за двадцать минут до отлета без карточки просто не обойтись. Такие установки привели бы к задержке, препирательствам и необходимости заполнять кучу бумаг – трем вещам, которых Ричер всегда старался избегать. Поэтому он решил соблюдать осторожность. Он изображал из себя парня, который не может завести себе кредитную карту, даже если очень хочет, этакого простого рабочего с кучей долгов и проблем. Наглухо застегнутая рубашка и то, как он осторожно перебирал купюры, сделали свое дело. Он выглядел смущенным и растерянным. И служащие за стойкой тут же встали на его сторону. Они получали гроши и вели собственную войну с кредитными карточками. Они видели перед собой человека, оказавшегося даже в худшем, чем они, положении, и их инстинктивной реакцией стало сочувствие, а не подозрительность.

– Выход В-шесть, сэр, – сказала девушка. – Я дала вам место у окна.

– Спасибо, – поблагодарил ее Ричер.

Он подошел к выходу и через пятнадцать минут сидел в самолете, мчавшемся по взлетной полосе, и испытывал почти то же самое, что пережил в «порше» Кристал, если не считать того, что ему некуда было вытянуть ноги, а место рядом пустовало.

Честер Стоун сдался в шесть часов. Он отключил будильник на полчаса раньше и осторожно выбрался из кровати, чтобы не разбудить Мэрилин. Сняв халат с крючка в ванной, он спустился на кухню. Завтракать ему не хотелось, и он выпил кофе, а потом отправился в душ в гостевую комнату, где мог шуметь сколько угодно. Он хотел, чтобы Мэрилин спала и чтобы не знала, что он спать не может. Она просыпалась каждую ночь, спрашивала, почему он не спит, но потом больше об этом не говорила, и он решил, что утром она просто ничего не помнит или думает, что ему приснился плохой сон. Он был совершенно уверен, что Мэрилин ничего не знает. И его это радовало, потому что он не хотел, чтобы жена разделяла его беспокойство и тревогу.

Он побрился, встал под душ и принялся размышлять о том, что наденет и как следует себя вести. Правда заключалась в том, что ему придется буквально встать на колени перед этим типом. Перед тем, кто даст ему последнюю надежду. И шанс на спасение. Этот человек держал его будущее в своих руках. И как же с ним разговаривать? Только не на коленях. Так дела не делают. Если ты не скрываешь, что тебе отчаянно необходим заем, ты его никогда не получишь. А вот если ведешь себя так, будто он тебе не слишком-то и нужен, тогда тебе его преподнесут на блюдечке. Словно для тебя это не имеет особого значения, словно ты еще не решил окончательно, стоит ли позволить заимодавцу встать на одну с тобой доску и получить маленькую долю огромных, восхитительных прибылей, которые приносит твое предприятие. Словно главная твоя проблема состоит в том, чтобы решить, чье предложение принять к рассмотрению.