Читаем без скачивания Выпускной. В плену боли (СИ) - Любовь Попова

— Только рожать?

— Ну… Это же нормально, когда женщина рожает.

Да, это нормально. Но не нормально, когда женщина становится свиноматкой. А именно это меня ждет в браке с Гришей. Пока лучше чужого понянчу, тогда есть хоть малейший шанс, что Гриша найдёт другую, а я когда-нибудь смогу…

На глаза попадается Демьян со своей свитой. Идут в столовую в развалочку. Последние деньки в школе расслабли всех. Даже предстоящие экзамены не кажутся чем-то страшным. Тем более, если всё уже знаешь.

Я уверена, что Демьян как обычно зацепит нас с Гришей, но сегодня он проходит мимо, даже не дав Рязанцеву сказать обо мне что-то «лестное». Да, Рязанцев обижен, ведь он целую неделю звал меня за школу, чтобы заняться сексом. И, о Боже, я не согласилась.

Нет, я не фригидная. Порой я ощущаю это внутри себя: влечение, желание, но точно не по отношению к этому белобрысому придурку. Но и страх забеременеть будет держать меня довольно долго подальше от любых мужских особей. Даже от Гриши.

Занятия, наконец, заканчиваются, и я бы уже пошла на автобус, но мне становится интересно, сдержит ли своё слово Демьян.

Я уверена, что нет.

— Так, ну, мы сейчас сделаем перестановку партнёров, — пытается решить проблему завуч, смотря на Гришу с разбитым лицом и перевязанной рукой, на Милену, что королевой сидит со своими костылями. — Демьян, возьми тогда…

— Ну, чё расселась, — он уже возле меня, а в актовом зале, кажется, воздух становится заряженным. Я никогда не привлекала столько внимания. Я никогда не была в центре. Старалась быть незаметной. — Видишь, все ждут.

— Демьян, ты… — Милена открывает рот и просто роняет челюсть. Остальные тоже, кажется, будут её искать скоро. А я… Я просто ощущаю, как по венам ток бежит, как впервые за много лет в школе тело наполняется адреналином и удовольствием, что такой, как Демьян предпочёл Милене меня.

И откровенно говоря, на мотивы при этом плевать. И дело даже не в том, что Демьян шикарно двигается, словно ветер в ночи, просто танцуя одна дома, своим партнёром невольно я всегда представляла его.

— Чебрец!

— Да иду, иду, — вкладываю руку в его и в прыжке поднимаюсь с кресла. Чувствую в спину тяжёлые взгляды Гриши и Милены, но всё свое внимание обращаю на Демьяна, который, уверена, будет полностью вести в этом танце. Да и в любом танце.

Глава 7

Руку обжигает, стоит нам соприкоснуться ладонями. Мне, вечно мёрзнущей, вдруг становится невыносимо жарко. Печёт в груди. Печёт в животе. Мы встаём друг напротив друга, на то место, где обычно Демьян танцевал с Миленой. Я почти не замечаю её злобный взгляд, почти не чувствую обиды Гриши. Всё моё существо сосредоточено на парне, который выше меня на целую голову, который шире меня в плечах, руки которого оплетают тугие канаты вен. Во рту невольно скапливается слюна, а перед глазами блестящая пыль. Мы ещё даже танцевать не начали, а голова уже кружится. И запах, что в машине обычно лишь скользил по вкусовым рецепторам, иглами впивается в кожу, почти душит.

— Возбудилась, Чебрец? — портит он всё, и я тут же взглядом в него стреляю, выражающим попытку показать презрение. Надеюсь, получилось. Потому что я скорее умру, чем скажу ему, что он чертовски прав.

— Не надо собственные комплексы переносить на окружающих тебя людей. Это только куклы вроде Милены способны возбуждаться по щелчку пальцев, а нормальным людям требуется время.

— Охо-хо, какие мы, нормальные люди. И сколько тебе нужно времени? — проводит он жёсткими пальцами по талии. От копчика до лопаток, вызывая рой мурашек, опасно балансирующих на грани низа живота. Сволочь. — А может, тебе просто нужно особое место?

— Давай, скажи, что мне нужна сарайка и визг свиней…

Демьян вскидывает брови, метнув взгляд в Рязанцева, что рассматривает нас с особенным интересом, пока завуч пытается поставить его на место вместе с партнёршей.

Демьян возвращает взгляд ко мне.

— Ну, и у кого из нас комплексы?

— Так! Дети. Встали в стойку, музыка через три, два, один.

Громкий звук входит в меня гладко, как по маслу, и я надеюсь, что он выбьет мысли о местах, где наши тела соприкасаются. Но всё, что я могу — это через раз дышать, пока Демьян ведёт меня в танце, кружит, не даёт оступиться. Ровно перебирает ногами, ни разу не запнувшись. Ни разу не оторвав взгляд от моего лица. Демон, не иначе. Гипнотизирует, заманивает, душу крадёт.

Надо ведь следить. Чтобы не врезаться ни в кого, а я только слежу, чтобы мои губы к его не примагнитились. Думаю, вызвать шок одноклассников — это одно, а вот остановку сердца — это другое. Мы просто кружимся снова и снова, а я пытаюсь не съехать с реальности, каждый раз себе напоминаю, что мы тут не одни, что сотни глаз смотрят на нас. Нет ничего хуже, чем проявлять чувства на людях, потому что скорее всего все над тобой посмеются. Но ведь никто не видит, что творится внутри. Как мурашки танцуют ламбаду там, где наши животы соприкасаются, где ноги то и дело задевают друг друга, где его наглый палец рисует узоры на моих лопатках. Никто. Только я. Чувствую, живу, умираю.

— Всё ещё не возбуждена? — хрипло интересуется Демьян, заворачивая меня в очередном па, а я головой качаю, признаваясь шёпотом.

— Ни сколько.

— Врунья.

— Придурок, — наконец, тормозит музыка, а мы вместе с ней. Ладони, что ещё соединены, покрыты капельками пота, одна такая стекает по виску. Я тут же отворачиваюсь и иду к Грише, который сидит с каменным лицом.

Милены давно нет в зале. Наверное, готовится к очередной сцене истерики.

— Я думал, он тебе не нравится.

— Он и не нравится, не придумывай, — отвечаю, беру рюкзак. Он отвезёт меня?

— Не езди больше с ним.

— Вчера я получила шлангом по заднице, предлагаешь нарваться снова?

— Предлагаю выйти за меня замуж и переехать ко мне! — шипит неожиданно резко Гриша, который раньше и голоса-то не повышал. По телу мороз расползается.

— Да что с тобой? Это просто танец.

— Танец? У меня ощущение было, что вы там прямо при всех сексом занимались. Неужели тебе нравится при всех?

— Нет! Мы просто танцевали!

— Ася! — слышу окрик Демьяна, который уже на выходе из актового зала. — Я в машине.

Вот так. При всех. Раньше он не то, чтобы стеснялся, но не афишировал, а теперь. Что изменилось теперь?

— Не садись с ним в машину.

— А кто