Читаем без скачивания Выпускной. В плену боли (СИ) - Попова Любовь

Бёдра стискиваются сами собой, низ живота влажным пламенем обжигает, а язык пытается хоть как-то смочить иссушенные губы.

Ну, собственно. Не думаю, что его фантазии могут мне навредить. Не уверена, что хоть что-то из них дам воплотить. Но послушать интересно.

— Хочу, — шепчу, а Демьян вдруг резко разворачивается и съезжает с трассы на проселочную дорогу, где тормозит машину, спрятав её за кустами.

Он поворачивается ко мне, опаляя взглядом, а я дышу так часто, что вот-вот сердце грудную клетку порвёт. Вжимаюсь в дверцу машины.

— Может, я лучше покажу, Чебрец?

— Нет. Только рассказать.

— Почему? Ты же хочешь меня, — он силой лезет в узкие джинсы, тут же доставая до трусиков, и мои руки не могут его остановить, хотя и вцепились со всей силы.

— Демьян! Тормози!

— Я только начал, сукааааа, — он влезает в трусики, тут же чувствуя под ними постыдную влагу. – Мокрая. Давно?

— Замолчи!

— У меня-то стояк с того момента, как ты ко мне прижалась.

— Я к тебе не прижималась! Это ты!!!

— Это я. Это ты. Это влажные мечты. Иди сюда, Чебрец, ты реально меня заводишь, — дёргает он меня, так что задницей в рычаг переключения упираюсь, но Демьян всё равно уже сверху, затягивает в омут тёмных глаз. Я пошевелиться не могу, дышать не могу, только чувствую, как искры разлетаются от того места, которое он поглаживает, нажимает, давит, проникая пальцем.

— А Милена?

— Завтра порву с ней.

— А Европа?

— Ещё целый месяц. Успеем натрахаться, — накрывает губами лицо, но я успеваю отвернуться, оттолкнуть. – Да что не так?

— То есть ты натрахаешься, а мне себя потом по осколкам собирать?

— Ну, какие осколки, Ася! – вытаскивает он руку. – Это просто секс.

— Мне такое не интересно.

— Пиздишь. Посмотри на это! – тянет он пальцы к лицу, а они влагой покрыты, пахнут так остро. Он в рот их берёт, облизывает. – Ты хочешь меня, я тебя, мы молодые и здоровые. Или тебе нравится больше, чтобы тебя боров жирный трахал?

— Да не сводится же всё к сексу! А это просто физиология. Мы же не животные, чтобы просто трахаться!

— Ты век не перепутала? Кому нужны эти предрассудки?

— Дело не в предрассудках. Это вам мужчинам потрахаться, сперму слить, как в туалет сходить, а мы в себя пускаем. Это другое. Я всё равно в тебя влюблюсь, я не хочу этого.

— Как влюбишься, так и разлюбишь. Тебя вон Гриша твой ждёт.

— И какое уважение я проявлю к нему, если в первую брачную ночь приду к нему грязной? Использованной?

— ААА! — рычит Демьян, ударяя по рулю. – Знаешь, похер. Не хочешь, уговаривать не буду. Завтра звонок последний. Если надумаешь, скажешь, нет, так я найду, с кем потрахаться.

— Отлично…

— Но я хочу трахаться с тобой, — резко ко мне наклоняется, в ухо шепчет, обдавая тело горячими мурашками. – Только представь, весь месяц мы будем вместе? Я буду ласкать твоё белое тело, оставлю на нём следы, вылижу тебя с ног до головы, буду трахать так, что ног не будешь чувствовать. Я буду только твоим на весь этот месяц. В общем, думай до завтра. Не пожалеешь.

Глава 8.

Мы не прощаемся. Более того, Демьян делает вид, что не произошло ничего. Просто высаживает меня на привычном месте, стартует медленно, не давая мне в этот раз наглотаться пылью.

Я смотрю вслед удаляющейся машине, обнимая себя. Нет-нет, я не жалею, что отказалась. И даже не буду жалеть, что завтра повторю свой отрицательный ответ. Не жалею… Но ведь никто мне не запретит мечтать, верно?

Задираю голову, смотрю, как небо пробивается сквозь кроны деревьев, как ветер колышет листочки, как тяжелые ветки трутся друг об друга. Так же и наши тела могли бы. Его твёрдое, сильное, моё сильное, но мягче. Закрываю глаза, ощущаю, как дрожь скользит по телу от самой макушки к низу живота, к коленкам, что подкашиваются. Так легко было бы согласиться, да? Познать вкус Демьяна, окунуться в этот демонический омут, обязательно потом стыдиться содеянного, но ночами вспоминать об этом с особым трепетом.

Мои фантазии прерывает звук телефона. Я, вздохнув, достаю его из сумки.

— Да, мам?

— Ася, ты где?

— Только доехали, мам, скоро приду.

— Зайдёшь ещё за солью. Отец блинов запросил, а у меня кончилась.

— Ладно, — выключаю телефон и поджимаю губы. Ноги словно вросли в землю, не двигаются. Не хочу туда идти. Каждый день не хочу. Но иду. Прохожу этот километр так медленно, словно нарываясь на очередную трёпку, но всё равно не могу себя заставить идти быстрее. Слушаю музыку, растворяясь в зелени леса, сочном запахе весны, собственных фантазиях, где мы с Демьяном идём вместе, болтаем, где он берёт меня с собой в Европу.

Смех рвётся из груди. Ну, дура. В Европу. Придумала же тоже. Вот твой потолок, Ася. Деревянный забор, огромная территория, простой дом без удобств. Множество работы, свиньи и куры, накормить которых важнее, чем сделать уроки.

Мама уже на пороге, нервничает. Отца ещё нет. Значит, успела.

— Там Игорь бардак развёл, прибери, сходи. Только быстрее.

— Ладно, — спорить бессмысленно. Игорь - сын, наследник, а значит, этому озлобленному юнцу можно практически всё.

Сам же брат уже смотрит мультики и уплетает яблочный пирог. Порой кажется, что мама стоит на кухне, только чтобы прокормить это маленькое животное.

Убираю его машинки, чувствую, как сзади меня сестра обнимает.

— Привет, как в школе? Много было деток?

Она настоящая красавица. Ей уже восемь, и она, наконец, пойдёт во второй класс, первый она училась дома под руководством матери.

— Много, Ириш.

— Хочу их увидеть. Господи, как мне не терпится всех увидеть. Думаешь, я им понравлюсь? Ты сошьёшь мне красивые наряды?

— Ткань нужна, Ир, на красивые. Но я постараюсь.

— Супер!

— А я расскажу папе, что ты собралась нескромно наряжаться.

— Почему нескромно-то?!

— Ты всё равно будешь, как Ася, ходить в чёрном и коричневом! Это скромные цвета, другие не положено! Не положено!

— Но они скучные! Я хочу быть самой красивой!

— Ты должна быть скромной! Папа! Папа! – орёт Игорь, а я торопливо убираю остатки сломанного лего. Не успеваю.

— Что это за свинарник, Ася?

— Прости, пап, не успела.

— Подойди, — стоит он, возвышаясь грозной тучей. На нём как обычно джинсы и клетчатая рубашка, с закатанными до локтей рукавами. И тяжёлые ладони, в которых мелькает ремень. – Тебе разве мама не сказала убраться к моему приходу?

— Сказала.

— А разве ты не должна слушаться родителей?

— Должна.

— А если не слушаешься, то что должна понести…

— Наказание, отец.

— А Ира хочет пойти в школу красивой, представляешь? Хочет красивые платья! Наверное, хочет предаться пороку.

— Нет, нет, пап, я не хочу, я просто, — он не ждёт, пока она закончит, замахивается, я тут же встаю перед ним, не даю ударить.

— Она не имела в виду что-то плохое, отец.

— Ты смеешь её защищать? – адская боль пронзает спину от шеи до ягодицы. – Никакой школы в следующем году, пока не научишься послушанию.

Он всё-таки догоняет Иру и под тихий писк даёт ей затрещину. Игорь молчит, делает лицо ангела, но я бы многое отдала, чтобы хоть один удар пришёлся ему.

Отец уходит в баню, а мы садимся обедать. Я всё жду от мамы хоть одного слова против. Но она тоже не хочет получить.

— Опять отца разозлили.

— Мама, я хочу в школу!!

— Если отец не позволит, кто тебя будет возить?

— Но Асю же возили? Почему меня не могут!

— Тихо, отец идёт, — шикает мама, ставя в центр стола суп и продолжая жарить блины. Мы почти сбежали. Я мольбами уговорила тогда маму, мы уже готовы были уйти, но она не смогла. А нас с Ирой быстро нашли, наказали неделей в сарайке. Я помню, что отмывалась тогда два часа, пытаясь смыть с себя этот запах.

— Помолимся, — берёт отец за руки меня и мать, крепко сжимает. Мы наклоняем головы, шепчем нужные слова, которые уже давно для меня ничего не значат. Уже давно лишь буквы, падающие из гнилого рта этого садиста, что называется моим отцом. Я лишь молюсь, чтобы однажды у меня снова хватило решимости взять Иру и убежать. Или снова заявить на отца. Но прошлая проверка выявила лишь ухоженных детей, работящего отца и всегда приветливую мать.