Читаем без скачивания Взрослые сказки о Гун-Фу. Часть I: Ци-Гун - Михаил Роттер

Сразу вспомнил, как два дедовых пациента говорили о своих ощущениях, когда он делал им какое-то «излучение внешней Ци», и о том, как они излечились после этого. Что это такое, я тогда не понял, но какая-то общность моих ощущений с тем, что они рассказывали, явно была. Только, похоже, мои были сильнее. Видимо, дед решил, что пришло время показать мне еще кое-что из своего, казалось, неисчерпаемого арсенала – фокус с Ци-Гун.

Пока я думал, что это все-таки такое, ощущения продолжали меняться. Пришло ощущение уверенности, полного спокойствия и очень большой силы. Все вокруг стало заметно живее и ярче. Теперь предстоящие поединки меня не то что не пугали, они меня вообще не беспокоили.

Я снова посмотрел на деда – он слегка улыбался. Так же улыбался и отец. Впервые я заметил, как они похожи.

Пока я наблюдал за своими внутренними ощущениями и глазел по сторонам, события вокруг меня разворачивались по запущенному дедом сценарию и первый из желающих задать мне жару уже выскакивал на помост. Когда он делал свой первый шаг, я уже точно знал, что он будет делать. Появление этого ощущения вызвало у меня восторг. Это, несомненно, и было то самое «чувство», которое в нашей школе считалось самой главной составляющей мастерства. Слышал я о нем с первых дней занятий, видел много раз, как дед и отец успевали сделать то, что никак не успели бы сделать, не знай они о намерениях противника едва ли не раньше его самого.

Но одно дело видеть – другое почувствовать самому. Оказалось очень удобно. Можно было начинать защиту в момент, когда только противник подумал об атаке, то есть еще до ее фактического начала.

Тут же я смог удостовериться, что это работает. Первый мой противник вылетел из круга, не успев ничего сделать. Со вторым произошло то же самое. Бить их, причинять боль мне уже было неинтересно, я понял, почему в нашей школе говорят «играть», а не «драться». Я знал каждую их мысль, каждое намерение, предугадывал каждый шаг. Я действительно играл с ними. Играл, как кошка с мышью. Никто из них не понимал, в чем дело, ясно было только, что я совершенно не такой, каким они меня знали всего три месяца назад. Заметив это, на помост, не торопясь, стали подниматься старшие ученики. Все намного больше, сильнее, техничнее и опытнее меня. Бесполезно, тут играли главную роль чувство и ум, а не грубая сила и техника. Кстати о силе: поединки все продолжались, а ни малейшей усталости я не ощущал. Наоборот, был явный эмоциональный подъем: мне казалось, что, будь у меня крылья, я бы уже взлетел.

Все закончилось неожиданно. Я и не заметил, как иссяк поток желающих «поиграть» со мной. Я даже не знал, сколько времени прошло с момента, когда все это началось.

Взглянул на отца с дедом. Они о чем-то очень тихо говорили: дед настаивал, отец не соглашался. Оказалось, что мой слух тоже обострился и я мог слышать, о чем они говорят.

– Не при всех, – говорил отец.

– Именно при всех, – нажимал дед. – Такое мастерство в таком возрасте! Загордиться может. Тем более он не понимает, что все это открылось исключительно на моей энергии. Самому ему еще лет десять Ци-Гун заниматься пришлось бы.

– Ладно, – согласился отец, – урок не помешает. Но ломать его, тем более прилюдно я не буду. Он и так все почувствует и поймет без рукоприкладства.

– Конечно, конечно, ломать ни в коем случае не нужно. Просто дашь ему понять, что за этими небесами есть еще и другие небеса, – тут же согласился дед, уже поняв, что отец согласился. Еще бы он не согласился! Он мог ослушаться кого угодно, кроме деда.

Сам не понимая, чего я жду, я все же не сходил с помоста. Я не знал, какой урок собирается преподать мне отец, но неожиданно обретенная интуиция подсказывала, что ничего еще не закончено, что самое неожиданное еще впереди.

Так и получилось. Со своего места встал отец. Мягкий прыжок и он на помосте, напротив меня. Точно на расстоянии трех шагов, точно, как они с дедом учили меня. Я прислушался, моя новая интуиция молчала. От отца не исходило никаких намерений. Он был, как бы это сказать, пустой. Потом эта пустота изменилась, наполнилась угрозой. Как это назвать, я не знаю, скорее всего тут бы подошло слово «присутствие». Хотя между нами было расстояние, казалось, что он совсем рядом: спереди, сзади, за спиной. Чувство беззащитности было полное.

– Это тоже Ци-Гун, следующий уровень мастерства, – сказал он и спрыгнул с помоста. На эту сцену особого внимания никто не обратил. Ну, вышел папаша на помост, что-то сказал сынку. Может, похвалил, а может, что другое. Дело семейное.

На этом семейная, так сказать, часть обучения закончилась. Пришло время отдавать меня в «чужие руки». Было мне тогда тринадцать лет и я никак не мог понять, почему я должен идти учиться к кому-то, если и отец и дед могли меня еще учить и учить.

Объяснили мне это очень просто. Как сказал дед, несмотря на то что во Вьетнаме совершеннолетие по закону наступает в 16 лет, в нашей семье тринадцатилетний мальчик уже считается мужчиной, могущим принимать участие в семейном совете и несущим ответственность за свои поступки. В этом возрасте у нас считается желательным, чтобы он на какое-то время покинул семью, так как под опекой мамы, бабушек, тетушек, старших сестер он никогда не повзрослеет, как бы ни старались его отец и дед (при этом дед ткнул себя пальцем в не по-старчески широкую грудь).

Ну а кроме того, пришло неизбежное время меня бить по-настоящему (можно подумать, до сих пор меня не били), а не принято, чтобы отец (дядя или дед) бил своего сына (племянника, внука). Не способствует это формированию правильных отношений с подрастающим поколением. Поэтому ближайшие родственники учат сына до тех пор, пока тот не вошел в силу. А затем, если семья решит, что мальчик должен продолжать серьезное обучение, его отдают профессиональному учителю.

Это считается полезным со всех сторон. Иные методы обучения, другой стиль, да, в общем, все не такое, как дома. Разумеется, самым важным был выбор учителя. В нашем случае сделать этот выбор было совсем непросто, потому что учитель должен был быть сильнее, чем отец и дед (иначе вся затея теряла смысл), а таких во Вьетнаме было совсем немного. Если честно, то всего лишь одного очень старого мастера дед считал заметно сильнее себя. Звали его мастер Ван и именно к нему и решили отправить меня. Однако уговорить его взяться за меня было сложно даже для деда. Старик был очень непростой, многие считали, что он просто выжил из ума. Например, однажды (я об этом уже рассказывал) выбросил нескольких милиционеров «при исполнении» из окна.

Занятия, которыми он зарабатывал на жизнь, тоже могли показаться посторонним свидетельством его «неполного умственного соответствия».

Во-первых, он продавал тигриные шкуры, причем сам же охотился на тигров. Экзотика, конечно (тем более на девятом десятке), но отнюдь не показатель слабости ума. Если бы не одно «но». Он охотился исключительно в одиночку, причем в качестве оружия использовал лук. И это при том, что весь Вьетнам воевал и достать любое оружие было проще простого. Много лет спустя (тогда я уже у него не учился, но по-прежнему считался его учеником, ибо у нас в Азии связь между учителем и учеником считается пожизненной) я привез ему с войны в качестве подарка шикарный трофейный револьвер – огромный никелированный кольт. Ну, чтобы облегчить ему жизнь, так как старик был весь в шрамах от тигриных когтей, но по-прежнему не желал стареть и продолжал охотиться на полосатых кошек.

Старик был по-молодому любопытен и тут же ухватился за новую игрушку. Но когда я стал учить его целиться, то впервые заметил, что он действительно далеко не молод – рука, держащая тяжелый револьвер, заметно дрожала. Видимо, я чем-то себя выдал, потому что старик все понял. Но совершенно не обиделся. Наоборот, он ухмыльнулся и велел принести свой лук. Где висел этот лук, я прекрасно помнил еще со времен своего ученичества. Лук был очень старый, думаю, старше хозяина. В те времена, когда делали такое оружие, не было сверхлегких материалов и боевой лук весил, думаю, не меньше автомата Калашникова. Не переставая ухмыляться, старик взял его в вытянутую левую руку, а правой натянул до уха.

Со стороны могло показаться, что это просто, но я-то стрелял из этого лука и знал, что сила его натяжения примерно килограммов пятьдесят (кстати, сам старик вряд ли весил больше). Но фокус был не в этом. Как только мастер взял лук в руки, они перестали дрожать. Он стоял, как каменное изваяние, и мог находиться в этом положении (я это точно знал) не меньше двух часов.

– Это твое оружие никуда не годится, – сказал он, – от него даже у меня начинают дрожать руки. Вот лук – это хорошее оружие, проверенное, тигру обычно хватает одной стрелы. А если не хватит – у меня есть нож. Тут все честно: нож против когтей. Я лет семьдесят так охочусь и пока жив-здоров, и зарабатываю много. Так что забери свой револьвер. Тем более он американский, а ты знаешь, как я их не люблю.