Читаем без скачивания Смерть или престол (Книга Дуба) - Андрэ Нортон

Но самая большая опасность стала прорисовываться на третьем витраже, хотя те немногие, кто замечал происходившие перемены, не понимали, что именно они видят. Это таинственное окно прежде было просто белым и почти непрозрачным, и отсутствие рисунка делало его неинтересным. Но теперь в пустой белизне что-то зашевелилось, словно из снежной бури готово было возникнуть существо куда более смертоносное и пугающее, чем то, что скрывалось в воде Трясины.

Простым жителям Ренделшама куда приятнее было смотреть не на непонятные витражи, не желавшие сохранять свой первоначальный рисунок, а на живые деревья, что издавна росли во дворе Собора. Обычные дуб, ясень, тис и рябина символизировали в глазах людей четыре правящих Дома Рендела куда более наглядно, чем мраморные колонны внутри храма. Однако даже эти деревья несли мрачную весть о том, что не все благополучно в королевстве. Листья дуба тронула порча — сначала слегка, а потом все сильнее и сильнее… Ясень печально поник, роняя листья даже в начале лета — и никаким уходом не удавалось остановить его увядание. И рябину поразила какая-то непонятная болезнь, хотя немногочисленные зеленые побеги отважно пытались поддержать в дереве жизнь. И только тис процветал. Его не задели болезни, от которых страдали остальные деревья. Люди смотрели на них — и терялись в догадках. Королева Иса видела деревья во дворе Собора из окна своей башни. Эта часть дворца принадлежала только королеве. Величественная башня, поднимавшаяся из самого сердца замка, превосходила высотой все остальные башни Ренделшама — но она долго стояла заброшенной, потому что в нее было слишком трудно подниматься. А потом королева взяла ее себе. В давние времена башня служила для наблюдения, поскольку находилась в центре королевства Ренделшам, и выше нее места не существовало. Иса приказала, чтобы туда не входил никто, кроме нее самой. С этой высоты она могла видеть весь город и часто смотрела на деревья во дворе Собора Света. Уединение было необходимо королеве. Глядя на деревья, она не слишком тревожилась. Тис, символ ее Дома, оставался сильным и здоровым, а это и было ее целью — пусть даже остальные деревья чахнут и погибают.

Но когда же начал болеть дуб? Королева потрогала кулон, висевший на ее шее: лист тиса, украшенный изумрудом в виде кабашона, — цвет Дома Тиса, камень Тиса. Да, это началось тогда, когда болезнь ясеня заметили даже самые невнимательные глаза, когда садовники Собора, на которых была возложена забота о четырех деревьях, начали почти ежедневно совещаться, пытаясь найти причину болезни ясеня — и, может быть, способ лечения. Восемь лет…

Иса попыталась отогнать эту мысль раньше, чем та успела полностью оформиться. Да, восемь лет — но, конечно же, это просто случайное совпадение… просто так уж получилось, что именно тогда умерла последняя претендентка на власть, соперница королевы, женщина из Дома Ясеня. Иса так и не смогла понять, чем короля Борфа привлекают бледные, худенькие женщины Ясеня. Однако его влекло именно к ним. Иса могла позволить себе игнорировать служанок и простолюдинок, которых король постоянно затаскивал к себе в постель, но высокородных женщин из правящих Домов не замечать было нельзя. И потому каждая из них — как деликатно говорила себе королева — встретила безвременный конец до того, как Борф успевал с ней переспать. Ведь подобная глупость могла привести к войне: Тис восстал бы против Ясеня, а при малейшем поощрении Рябина пошла бы против Дуба.

В начале истории Рендела из Дома Ясеня вышло немало королей. В результате основные ветви Дома Ясеня постоянно враждовали между собой, пытаясь доказать свое превосходство. Понадобилось совсем немного, чтобы Ясень пошел против Ясеня, причем каждый лагерь считал, что другая сторона добивается его падения.

Увы: так много яснеродных погибло, что теперь всей семье грозило вымирание. Что ж, в этом виноват только сам Борф! Если бы у него хватило ума не флиртовать с женщинами Ясеня, королеве не пришлось бы избавляться от соперниц. Но Иса не могла рисковать тем, чтобы у короля появился еще один наследник, который угрожал бы будущему ее сына, Флориана, родившегося через год после того, как последняя родовитая яснеродная так трагически погибла в Зловещей Трясине.

Ее сын! Повинуясь внезапному импульсу, королева покинула башню и, волоча за собой шлейф темно-зеленого бархата и пряных духов, спустилась по винтовой лестнице, чтобы навестить принца в его апартаментах.

Флориан встал поздно и еще сидел за утренней трапезой. Иса заметила, что он только возит ложкой в тарелке с овсянкой, хотя все-таки съел вареный бекон и немножко свежего хлеба. Блюдо с фруктами осталось нетронутым.

— Я хочу пони! — объявил юный принц матери вместо приветствия.

— Скажите «Доброе утро», — подсказала ему нянюшка Рагалис. — Даже принцам положено быть вежливыми.

Флориан показал Рагалис язык.

— Я хочу пони! — повторил он, обращаясь к королеве. — Немедленно!

— Сегодня утром? — спросила она, пытаясь найти в поведении принца хоть что-нибудь забавное.

Флориан далеко не в первый раз выказывал подобную грубость, и ни одной няне и гувернеру (а королева постоянно их меняла) не удалось его от этого отучить. Похоже, принц слишком хорошо сознавал свое положение в обществе — и всегда был готов извлечь из него все возможные выгоды.

Его лицо помрачнело.

— Немедленно! Сейчас, сейчас, сейчас же!

Исе были знакомы эти признаки. Через секунду-другую Флориан начнет швырять на пол все, что подвернется ему под руку. Потом сам бросится на ковер и будет верещать, пока не посинеет.

— Съешь завтрак и сделай все уроки, вот тогда мы и поговорим о пони, — поспешно сказала она.

— Я доем хлеб и сделаю половину уроков. А потом я буду кататься на пони, которого ты мне обещала.

Принц снял крышку с блюда. На его лице отразился ужас, и он отшатнулся и взвыл, словно его предали. А потом схватил блюдо с консервированными фруктами и тарелку с кашей и вывернул все на пол.

— Никто не виноват, что вам не подали свежих фруктов, милорд, — сказала Рагалис. — Фрукты еще не поспели. Пожалуйста! Я велю принести еще, только вы покушайте.

— Нет!

Но он начал запихивать в рот хлеб, потому что знал: мать заставит его выполнить то, что он обещал.

Иса вздохнула. Они с Рагалис переглянулись поверх головы мальчика. По лицу няни было видно, что она не одобряет такой снисходительности, но королева не могла справиться с собой. Ей казалось, что ребенок унаследовал от отца расположенность потакать своим желаниям. Она отказывалась видеть, насколько ее собственные действия — или бездействие — развращают юного принца.