Читаем без скачивания Последние дни - Раймон Кено

Винсен уходил от них, как в воду опущенный. Он корил себя:

во-первых, за то, что иронично отозвался о своем лучшем друге, а это низость;

во-вторых, за то, что не обругал Вюльмара, а это трусость;

и в-третьих, за то, что у других есть сексуальные радости. Весь день он пережевывал горькую правду: он девственник и трус. Вечером, садясь в метро, он решил, что отчаиваться рано, но на следующий день при встрече с Убленом по-прежнему оставался девственником и трусом.

— Вчера видел Мюро и Понсека. Кретины, только юбки на уме. А понту — будто они уже доктора. Тоска слушать.

— Вообще-то Мюро парень ничего.

— С ним был друг Роэля, он пишет диплом. Хвастается, что не имеет личных взглядов. Знаешь, такой парижанин-выскочка.

Ублен не обращал внимания на бухтение Тюкдена, который, заметив это, умолк. Некоторое время они вышагивали молча.

— Будь ты настоящим бергсонцем, — сказал вдруг Ублен, — ты стал бы медиумом.

— Возможно, только я не настоящий бергсонец.

— Ну, я имел в виду, что ты бы интересовался психическими исследованиями. Ты не можешь игнорировать эту часть психологии. Если бы удалось доказать, что душа продолжает жить хотя бы несколько дней, это уже был бы грандиозный результат.

— Мне плевать. Меня интересует только жизнь, жизнь на этой земле. Остальное — досужие домыслы душевнобольных, как говорил Ницше.

— То есть, по-твоему, я больной? А сам Ницше не был больным?

Они дошли до угла бульвара Сен-Жермен и улицы Сен-Жак, когда два сутенера в каскетках и габардиновых синих пальто обогнали их и обернулись. Один сказал:

— Ну и видок у этих двоих, бараны нечесаные.

Второй сказал:

— Противно смотреть.

И оба, посмеиваясь, пошли своей дорогой.

Тюкден и Ублен продолжили спор. При этом Тюкден вернулся домой не менее удрученным, чем накануне. Он замышлял убийство и спрашивал себя: может, Ублен еще трусливее, чем он? При этом Ублен также мечтал о мести и поскольку верил, что мысли материализуются, то старался компенсировать зло своих желаний, испуская астральные формы в нежных тонах.

Семнадцатого числа декабря месяца Винсен Тюкден выпил кофе (один франк), пообедал на сумму пять франков тридцать, купил пачку табака за один франк, коробок спичек за ноль франков двадцать сантимов, дважды проехал в метро (один франк) и купил газету «Журналь». Последняя трата составила ноль франков пятнадцать сантимов.

Восемнадцатого он уехал в Гавр, поскольку начались каникулы и, кроме того, родители переезжали. С первого января они должны были жить на улице Конвента у бабушки Тюкдена, из-за кризиса. В день отъезда обратно он пошел в последний раз взглянуть на море; пытался курить трубку, которую гасил настойчивый дождь. В поезде пассажиры говорили о Ландрю[25]. Неделю после Рождества он провел в отеле «У барабанщика», но, поскольку здесь были его родители, мадам Забор дала ему комнату поприличнее. Неделя была скучная: хлопоты в связи с переездом, семейные выходы. К концу года семейство переселилось, а затем, довольно быстро, укрепились и новые семейные привычки.

VI

АЛЬФРЕД

Когда точно начал приходить сюда этот господин, вам знать ни к чему. Важно, что он приходит и каждый раз, приходя, общается со мной, мы беседуем; ему интересно то, что говорю я, ну, а я делаю вид, будто мне интересно то, что говорит он, хотя он никогда не рассказывает, что он делает, кто он такой, откуда он взялся, что ему нужно и какая у него профессия. У меня много клиентов — старые и молодые, мужчины и женщины, толстые и тощие, гражданские и военные. В начале года публика обновляется: одни студенты уезжают, другие приезжают, старики умирают, молодые стареют. Зато в январе месяце ко мне за столики приходят, можно сказать, одни и те же. В этом году здесь регулярно появляется несколько групп молодых людей. Одних заботит политика, другим интересна литература, есть такие, кто говорит о спорте и о женщинах; каждый год одно и то же; что бы ни происходило, представлены, так сказать, все виды. Так было даже во время войны. Я не случайно занимаюсь статистикой. В этом году они такие? Прекрасно! На будущий год ничего не изменится. Одни станут разглагольствовать о литературе, другие — о политике, третьи заведут пластинку о спорте и все будут говорить о сексе, кроме тех, кто носит длинные волосы и что-то о себе мнит, а также тех, кто все больше молчит, так что возникает вопрос, чему они учатся и чем забиты их головы, но, в конце концов, это не мое дело. А еще есть старики — те, что приходят сюда уже лет пятнадцать и посему обросли привычками. А еще женщины. Эти особи — миленькие вертихвостки, которых приводят сюда их дружки; поскольку они все под присмотром, то, честное слово, заработки у них так себе. На месте женщины, которая из-за безденежья пошла в проститутки, я не стал бы стаптывать свои высокие каблучки в Квартале; этим сыт не будешь. Со мной они приветливы; еще бы — чуть ли не целыми днями сидят с кружкой пива, больших чаевых на этом никак не получишь. Если бы все были, как они, моя прибыль за день составляла бы с гулькин нос; тем более что подобная привычка водится в Квартале чуть ли не за всеми. Невероятно, сколько времени люди убивают в таком вот кафе.

В этом году одну вещь я нахожу странной. Никто из молодых людей еще не основал журнала. Кажется, такое происходит впервые. Сколько раз я видел, как основываются журналы! Но теперь вынужден признать, что с ними в Квартале покончено, а передовая молодежь, та, что знает в этом деле толк, больше сюда не захаживает и предпочитает кварталы более «экс-центричные»[26]. Впрочем, это ее дело; сами понимаете, основывают на моих глазах журналы или не основывают — мне от этого ни жарко, ни холодно.

Если вернуться к этому господину, то скажу, что он стал приходить в начале года — учебного года, естественно. Я волей-неволей веду счет по учебным годам: в октябре все съезжаются, в июле разъезжаются. В общем, он начал приходить где-то в октябре. В прошлом году он не приходил. Он приходит то один, то с другим господином вроде него. Оба они пожилые и гладко разговаривают. Мне кажется, что познакомились они не случайно, а потому что он так захотел. Он — это господин, которого я упомянул первым. Его зовут месье Браббан. Второго зовут месье Толю. Так вот, пусть мне это только кажется, но я думаю, что именно месье Браббан захотел познакомиться с месье Толю. Зачем? Меня это, конечно же, не касается, и все же я помню, как однажды зимой месье Браббан спросил мое мнение о том, выгорит ли его дело, а я спросил у него, что это за дело; а он тогда ответил, что это секрет. Я достал из кармана свой блокнот и ответил ему, что есть хорошие шансы, чтобы дело выгорело, но не так, как он думает. Однако он так и не сказал мне, о чем идет речь. В любом случае мой ответ был верным — это точно, что есть хорошие шансы, чтобы дело выгорело, но не так, как он думает. С тех пор я часто вижу их обоих; они приходят к половине седьмого, к семи и вместе пьют аперитив. До этого они играют в бильярд, а после приходят сюда. И так каждый день. Они болтают, и я выяснил, что месье Толю в бильярде посильнее месье Браббана. С некоторых пор они приходят втроем. Они здесь каждый день; я стараюсь сохранить для них столик, они садятся, болтают, пьют перно. Третьего зовут месье Бреннюир. Все трое напоминают старых приятелей, однако я-то знаю, что не прошло и полгода, как они познакомились, или, по крайней мере, знакомы с месье Браббаном, потому что двое других знают друг друга уже давно, поскольку один из них женат на сестре другого. Я называю их свояками, а второй называет первого предпринимателем, потому что тот предпринимает какие-то дела. Понятно, что это игра слов, и это он так насмехается. В общем, они приходят сюда втроем почти каждый день, и я подаю им перно. А они болтают. Обсуждают политику, литературу, погоду, которой следовало бы установиться, а еще ведут разговоры по поводу Ландрю. Спорт, судя по всему, их особо не интересует, а о женщинах они рассуждают, пуская сальные слюнки. Я понимаю, что спорт их не интересует, но о женщинах они могли бы говорить в другом тоне. Разговорами все и ограничивается — что до дела, то они явно поизносились, кроме месье Браббана, который, как мне кажется, бегает за молоденькими. Думаю, это зависит от звезд. Тот, кто родился под одной звездой, сохраняет силы для женщин до преклонных лет, а кто под другой — уже в молодости слабак. И так в жизни всё; мы получаемся теми или иными из-за планет и звезд. А еще нужно учитывать статистику. Естественно, статистику, связанную с лошадьми, рассматривать можно смело, поскольку она официальная, ее печатают. Но когда нужно выяснить, кто занимается любовью, сколько раз в неделю и с каких пор, тут, понятное дело, официальных цифр не будет, и мы вынуждены рассуждать отчасти наугад, без серьезной научной основы. Разумеется, если бы я захотел, я бы и здесь смог прибегнуть к статистике, но я в основном занимаюсь другим направлением науки.