Читаем без скачивания Восход Эндимиона - Дэн Симмонс

Собравшиеся недоуменно переглянулись.

– Его Святейшество прав, – заметил Альбедо.

– Но я собственными глазами видел трупы… – начал Великий Инквизитор. – Прошу прощения, святой отец, – произнес он, опомнившись.

Его Святейшество покачал головой:

– Ты прощен, сын мой. Мы понимаем, что ты взволнован. Объясните, месье Альбедо.

– Охотно, Ваше Святейшество, – откликнулся советник. – Тела на борту «Сайгон-мару», ваше преосвященство, вовсе не мертвы. Центр, точнее, Гуманисты придумали технологию, по которой люди на время помещаются в стазис, становятся не живыми и не мертвыми…

– Как в криогенной фуге? – уточнил директор Эрон, которому довелось много путешествовать.

Альбедо покачал головой:

– Гораздо сложнее. И менее опасно. – Он махнул рукой, продемонстрировав наманикюренные ногти. – За минувшие семь лет мы погрузили в стазис семь миллиардов человек. В следующее десятилетие к ним присоединятся еще приблизительно сорок два миллиарда. На Окраине, да и в самой Священной Империи, много планет, большинство населения которых составляют нехристиане.

– Погрузили? – переспросила Коньяни.

Альбедо мрачно усмехнулся.

– Флот объявлял карантин на планете, не зная истинной причины. Затем на орбиту выходили наши звездолеты-роботы и проводили массовое «погружение». После чего «Опус Деи» на кораблях, предоставленных «Cor Unum», переправлял тела…

– Зачем понадобилось их переправлять? – перебил Великий Инквизитор. – Почему нельзя было оставить их на родной планете?

– Их следовало укрыть там, куда не смогла бы добраться Энея, Джон Доменико, – ответил Его Святейшество. – Спрятать надежно и с любовью до тех пор, пока не минует опасность.

Великий Инквизитор в знак согласия склонил голову.

– Кроме того, – продолжал советник Альбедо, – Гуманисты сконструировали… новый тип солдат… именно для того, чтобы разыскать и поймать Энею прежде, чем она успеет распространить заразу. Первый такой киборг появился четыре года назад и получил имя Радаманта Немез. Таких солдат немного, но они вполне способны преодолеть любые преграды, которые могут возникнуть на их пути… и даже справиться со Шрайком.

– Шрайк подчиняется Богостроителям и другим ИскИнам? – спросил отец Фаррелл, впервые за все время разговора осмелившийся подать голос.

– Мы думаем, что да, – ответил кардинал Лурдзамийский. – Этот демон как будто охраняет Энею… помогает распространять заразу. Богостроители, по-видимому, отыскали способ включать для нее порталы. Боюсь, в наше время дьявол нашел себе достаточно союзников…

Альбедо поднял палец:

– Должен подчеркнуть, что Немез и другие киборги опасны… как любые существа, одержимые одной идеей. Как только девочку поймают, мы их уничтожим. Их существование оправдывается только угрозой, которую представляет Энея.

– Святой отец, – проговорил Кендзо Исодзаки, молитвенно сложив ладони, – что еще мы можем сделать?

– Молитесь, сын мой. – Взгляд Его Святейшества выражал скорбь и боль. – Молитесь и помогайте Матери Церкви в ее стремлении спасти человечество.

– Крестовый поход будет продолжаться, – сказал кардинал Лурдзамийский. – Мы постараемся преподать Бродягам хороший урок.

– Именно с этой целью, – заметил Альбедо, – Техно-Центр сконструировал двигатель Гидеона, а сейчас обдумывает новые технологии.

– Мы будем и дальше искать девочку… точнее, девушку, – поправился кардинал Лурдзамийский. – И если мы ее поймаем, она будет надежно изолирована.

– А если не поймаем, ваше преосвященство? – спросил Великий Инквизитор.

Кардинал Лурдзамийский не ответил.

– Мы должны молиться, – сказал Его Святейшество. – В пору, когда Церкви и всему человечеству угрожает гибель, мы должны воззвать о помощи к Господу нашему Иисусу Христу. Еще мы должны делать все, что зависит от нас, и требовать от себя невозможного. И молиться за души наших братьев и сестер во Христе, даже – и особенно – за душу Энеи, которая бездумно ведет своих собратьев к гибели.

– Аминь, – произнес монсеньор Лукас Одди.

Собравшиеся преклонили колени и склонили головы, а Его Святейшество Папа Урбан Шестнадцатый поднялся и направился к алтарю, чтобы вознести благодарственную молитву.

14

Энея.

Это имя – первое, что всплыло у меня в памяти. Я подумал о ней прежде, чем даже о себе.

Энея.

А потом пришли боль, грохот, сырость. Но главное – боль. Именно боль и привела меня в сознание.

Я открыл один глаз. Другой казался крепко склеенным то ли запекшейся кровью, то ли чем еще. Раньше, чем вспомнил, кто я и где нахожусь, я ощутил боль от бесчисленных ушибов и порезов; сильнее всего досталось правой ноге. Тут я вспомнил, кто я. А затем – где недавно был.

Я засмеялся. Точнее, попытался засмеяться. Мои губы распухли и потрескались, в уголке рта запеклась кровь. Смех больше походил на протяжный стон.

Меня проглотила огромная рыбина, и произошло это в мире, состоявшем целиком из атмосферы, облаков и молний. А теперь чудовище меня спокойненько переваривает…

Ну и грохот! Оглушительные взрывы. Раскаты грома, беспрерывный стук… Словно тропический ливень барабанит по сплошному пологу джунглей. Я сощурился. Темнота… Вспышка ослепительно белого света… На сетчатке осталось размытое изображение… Снова вспышка, и снова…

Я вспомнил торнадо и грозовой фронт, которые подбирались к моему каяку. Но это была совсем другая гроза. И дождь в самом деле стучал по пологу джунглей. В лицо и в грудь колотились обрывки нейлона, остатки паруса, мокрые пальмовые листья, обломки фибропласта. Я уставился вниз, ожидая очередной вспышки. Внизу обнаружился разбитый вдребезги каяк. И мои ноги… еще частично в кокпите лодки… левая – целая и невредимая, а вот правая… Я вскрикнул от боли. Правая нога была, безусловно, сломана. Я не видел торчащих из нее костей, но был уверен, что перелом – где-то в районе бедра.

В остальном со мной все как будто было в порядке. Если не считать ушибов, порезов и крови на лице и на руках. Брюки превратились в лохмотья. Та же участь постигла куртку и рубашку. Однако, повернувшись туда-сюда, выгнув спину, потянувшись, пошевелив пальцами на руках и на левой ноге, а затем предприняв аналогичную попытку с пальцами правой, я пришел к выводу, что жив и более или менее невредим – позвоночник цел, ребра на месте, лишь по правой ноге растекалась боль, словно в нее всадили кусок раскаленной проволоки и тащат по венам.

При следующей вспышке я попробовал определить свое местонахождение. Каяк – и я вместе с ним, – похоже, застрял в джунглях, угодил в ловушку ветвей; меня заботливо окутывал, как саваном, дырявый парус, в лицо лезли мокрые листья, а до земли, то есть до поверхности неизвестной планеты, было попросту неизвестно сколько.

Деревья? Земля? Поверхность?

Мир, в котором я недавно находился, не имел поверхности… По крайней мере до нее нельзя было добраться без того, чтобы чудовищное давление не расплющило тебя и не превратило в лепешку размером с кулак. И вряд ли на поверхности того юпитерианского мира, где водород переходит в состояние металла, могли расти деревья. Значит, я не там. И не в желудке проклятой «камбалы». Но тогда где?

Раскаты грома напоминали взрывы плазменных гранат. Налетел порыв ветра, каяк вздрогнул, покачнулся, и я громко завопил от боли в ноге. Должно быть, на какой-то миг я потерял сознание, ибо, когда снова открыл глаза, выяснилось, что ветер стих, зато дождь лупит по мне словно кулачки тысяч мертвых детишек. Я вытер с лица влагу и кровь и вдруг сообразил, что дрожу, хотя моя кожа, несмотря на холодный дождь, буквально пышет жаром. Сколько я тут провел? Какие зловредные бактерии проникли в мои порезы? И чем я мог заразиться в брюхе той мерзостной «камбалы»?

Логика подсказывала, что все воспоминания о полете в атмосфере юпитерианского мира и о проглотившем меня чудовище – не более чем сон, что я попал сюда – куда сюда? – через портал после бегства с Витус-Грей-Балиана Б. Да, бегство было, переход был, а все остальное – кошмарный сон. А как же тогда быть с ошметками паруса? И воспоминания очень уж живые и подробные. К тому же логика подсказывала, что в моем путешествии с самого начала не было никакой логики.

Ветер сотряс дерево. Каяк соскользнул по стволу. Боль в ноге пронзила все тело.

Я прикинул, что, пожалуй, хватит предаваться размышлениям, пора приниматься за дело. В любой момент каяк может рухнуть, а то еще и ветви обломятся, и я полечу вниз вместе с обломками фибропласта, обрывками нейлоновых шкотов и дырявого паруса – вниз, во мрак, со сломанной ногой… Молнии вспыхивали теперь менее регулярно, и мрак почти не рассеивался. Я не видел под собой ничего, кроме переплетения ветвей и толстых серо-зеленых, закрученных спиралью стволов. Что это за деревья? Я таких не помню.

Где я? Энея… Куда ты меня отправила на сей раз?..