Читаем без скачивания Боэмунд Антиохийский. Рыцарь удачи - Жан Флори
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В действительности речь шла о двух браках: для Танкреда Боэмунд добился руки Сесилии, незаконнорожденной дочери Филиппа I и Бертрады де Монфор, а для себя — руки Констанции, законной дочери Филиппа и Берты Голландской. Ранее Констанция была замужем за Гуго, графом Труа, но, вероятно, 25 декабря 1104 года по настоянию Ива Шартрского она была разведена с мужем по причине кровного родства[727].
Свадьба Боэмунда и Констанции состоялась в Шартре — точную ее дату установить не удается. Во всяком случае, произошло это событие «после Пасхи», которая в тот год приходилась на 25 марта, или, что более вероятно, в конце апреля и даже начале мая 1106 года[728]. Сугерий, поведавший об этой свадьбе, восхваляет «прославленного Боэмунда, князя Антиохии», который смог стать хозяином этого города лишь благодаря божьему вмешательству. Он воспевает его победы, как и победу его отца Гвискарда над византийским императором, подчеркивая роль легата Бруно де Сеньи, посланного Пасхалием II для того, чтобы «побуждать и поощрять к походу ко Гробу Господню»[729]; Сугерий не упоминает о каком-либо нападении на Византию, но все указывает на то, что такая возможность не казалась ему греховной.
Ордерик Виталий идет еще дальше. По его словам, даже в день своего бракосочетания Боэмунд проповедовал крестовый поход, не забывая превозносить свои деяния и обвинять басилевса: «Затем герцог… двинулся в церковь и, поднявшись на помост перед алтарем святой Девы и Матери, поведал собравшейся огромной толпе обо всех своих деяниях и приключениях, торопя всех, кто владеет оружием, отправиться вместе с ним на войну с императором и обещая тем, кто пойдет за ним, богатые города и крепости»[730].
Вот это оригинально: в день своей свадьбы мирянин, рыцарь проповедует в прославленном соборе, в сердце Нормандии, крестовый поход против императора-христианина! И призыв, очевидно, возымел действие, ибо многие тогда приняли крест. Бруно де Сеньи, безусловно, присутствовал на этой церемонии. Чтобы поддержать точку зрения Джон Роу, считавшего, что в присутствии легата Боэмунд призывал лишь к крестовому походу на Иерусалим, следовало бы отказаться от свидетельства Ордерика Виталия.
Брак Боэмунда и Констанции удовлетворял обе стороны, каждая из них видела в нем свою выгоду. Боэмунд, лишенный наследства сын авантюриста-норманна, вошел таким образом в королевскую семью и, добившись признания аристократии, обрел поддержку короля Франции ради повсеместной проповеди своего крестового похода. К этой поддержке следует добавить и поручительство понтифика, выразившееся в передаче Боэмунду хоругви и в присутствии рядом с ним папского легата. Филипп I, со своей стороны, тоже выиграл от этого брака, обернув себе на пользу популярность своего зятя-крестоносца. Вплоть до сего времени крестовый поход скорее повредил престижу королевской династии Франции, к тому же отношения Филиппа с папским престолом были испорчены из-за его отказа развестись с Бертрадой де Монфор, женой графа Анжуйского, которую король (по ее согласию, как кажется) похитил у ее мужа. По этой причине в ноябре 1095 года в Клермоне, где прозвучала первая проповедь Урбана II в защиту крестового похода, Филипп I был вновь отлучен от церкви в силу непримиримой позиции папы римского и еще более непреклонной установки Ива Шартрского. Шартр, город, в котором состоялось бракосочетание Боэмунда, стал символом примирения.
Из-за отлучения Филиппа Красивого от церкви призывы к Первому крестовому походу в домене Капетингов почти не звучали, а князья и рыцари королевского окружения мало в нем прославились. Многие бежали из Антиохии — например, Ги Труссо, его дядя Ги Рыжий или Гийом Плотник. Даже авторитет Гуго де Вермандуа, брата короля, был несколько подорван бедственным прибытием к византийским берегам и подобием плена в Константинополе; то, что Гуго, отправленный с посольством к Алексею после захвата Антиохии, остался у басилевса, не добавило ему славы. Когда в 1101 году, желая восстановить свое доброе имя, он вместе со Стефаном Блуаским и Гийомом IX Аквитанским (князем-трубадуром) вновь отправился в крестовый поход, его войска были обращены в бегство в Эрегли 26 августа. Раненому Гуго удалось бежать в Тарс, где 18 октября он скончался. В 1104 году Филипп I женил своего сына Филиппа, рожденного от Бертрады де Монфор, на Елизавете, дочери беглеца Ги Труссо, одного из антиохийских «канатобежцев[731].
«Пятно» крестового похода, оставшееся на королевском окружении, увеличилось спустя несколько месяцев. Действительно, по невыясненным причинам король Франции обязал своего сына, будущего Людовика VI, жениться на Люсьене, дочери своего сенешаля Ги Рыжего, графа Рошфора[732]. Брак, скрепивший союз короля и графа, положил конец жесточайшим «феодальным» конфликтам. Правда, чуть позже, на соборе в Труа в 1107 году, Пасхалий II по просьбе Филиппа I и Людовика аннулировал его, что может служить подтверждением примирения короля и папы, заключенного к этому времени[733]. Но когда Боэмунд прибыл во Францию, Ги Рыжий был еще крайне почитаем при дворе короля. Это важный персонаж, вновь ставший сенешалем в 1104 году, отец будущей королевы Франции![734] Именно в этом качестве он, безусловно, присутствовал на бракосочетании Констанции.
В таком случае становится понятной необходимость, которая вынуждала Боэмунда не упоминать в рассказах о своих подвигах, описанных норманнским Анонимом, о позорном бегстве Ги Рыжего вместе с Гийомом Плотником во время осады Антиохии. В силу этих обстоятельств его имя исчезло из повествования. Ги Рыжего заменили Петром, простым отшельником, чьи следы теряются после его возвращения из похода; вдобавок Петр больше подходил для того, чтобы разделить с Алексеем ответственность за гибель первых крестоносцев в Чивитате[735]. Эти поправки уже были внесены в текст, переданный Петру Тудебоду; они существуют и в следующих версиях, на которые опирались все «французские» хронисты крестового похода. Этому источнику все еще безоговорочно доверяет слишком много историков.
Брак Констанции и Боэмунда, символического героя крестового похода, таким образом, оказался вдвойне выгодным для дома Франции: он отводил королевской семье более почетное место в том, что касалось священной войны, и способствовал примирению короля и папы Пасхалия II[736]. Боэмунд тоже добился того, чего хотел: супруги из королевского рода, прочного союза для Антиохии, поддержки короля Франции в проповедовании крестового похода, чьим гарантом также являлось присутствие подле него папского легата, и «медийной популяризации» его роли героя священной войны. Следовательно, нет ничего удивительного в том, что этот брачный союз дал толчок для составления «французских» хроник крестового похода, которые возвеличили роль франков (даже французов) и норманнов Боэмунда и, напротив, обесславили императора Алексея и его «союзников».
Эти французские хронисты пошли на поводу у норманнского Анонима, — а он не хотел этого, — однако они превзошли его. Их рассказы тоже стали широко известны. Так, например, обстояло дело с Робертом Монахом (умер в 1107 году), который составил хронику по требованию своего аббата Бернара. Его хвалебные речи в поддержку франков справедливо отмечены Марком Буллом, который увидел в них следы противостояния «провансальцам», то есть Раймунду Сен-Жильскому, и вкрапления капетингской монархической пропаганды[737]. Так обстояло дело и с Гвибертом Ножанским, завершившим свой труд в конце 1108 года[738]. Его название красноречиво: «Dei gesta per Francos», «Деяние Бога, совершенное франками». Гвиберт начал работу над своим произведением спустя некоторое время после свадьбы Боэмунда и Констанции. Он опирался, улучшая стиль, на переработанную версию «Деяний франков», хронику Фульхерия Шартрского и свидетельства различного происхождения. К этим рассказам он добавил своего рода «предысторию» крестового похода, поведав об истоках ислама и происхождении «лжепророка» Магомета, а также подвергнув сильнейшей критике «проникнутую ересями и восстающую против Рима» Восточную Церковь и греков — «продажных, трусливых и сластолюбивых». Гвиберт крайне враждебно настроен в отношении византийского императора, который, призывая на помощь франков, превозносил, дабы убедить их, красоту греческих женщин (они, дескать, были красивее франкских женщин, замечает автор!) и богатства своего края.
На этом Гвиберт Ножанский не останавливается: он создает отталкивающий образ басилевса, ненавистного тирана, который, желая пополнить казну, позорным законом принудил всех жителей империи, имевших несколько детей, отдавать одну из дочерей в проститутки, а одного из сыновей — в евнухи. Он добавляет, что Алексей этот был узурпатором, злейшим врагом крестоносцев и что его собственная мать перед началом крестового похода предсказала ему, что империю отнимет у него человек, пришедший с Запада.