Читаем без скачивания Темная материя - Питер Страуб

Вот-вот. Дональд высказался, Дональд дал ему то, чего он хотел. Спенсер от удовольствия чуть слюнки не пустил. О’кей, говорит, тогда — вперед, наш караван? Он не смотрел на Гути и Миногу, но Мередит — смотрела, и, надо сказать, оба выглядели слегка осунувшимися. Малость выпотрошенными. Особенно Гути. За всю жизнь Мередит очень редко ощущала в себе материнские порывы, она, простите, немножко из другого теста, но тут она едва не подхватила Гути, чтобы утащить прочь. Странное дело: хотя Мередит знала, что Гути по уши влюблен в нее, как большинство мальчишек, весь этот жуткий день он не сводил глаз с Миноги — она что-то значила для него, это точно.

И вот они потопали через город, и, чем дальше удалялись от Юниверсити-авеню, тем быстрее таяло волнение. Все казалось абсолютно нормальным, и не верилось, насколько диким стал мир. Некоторые жилые районы Мэдисона напоминали Новую Англию или пригороды Сан-Франциско. Солидные дома, деревья вдоль тротуаров — в таких местах чувствуешь себя хозяином жизни. Вот по этим милым «профессорским» улицам они неторопливо шагали за своим дубоголовым вождем к краху и гибели. Вскоре начались дома поскромнее и более удаленные друг от друга, а потом группа пошла мимо литейных цехов, механических мастерских, магазинов автозапчастей, заборов из сетки-рабицы, преграждавших подход к грязным окнам, в которые и так никто и никогда не захочет заглянуть… И наконец выбрались, или вышли, или с гордым видом появились на Глассхаус-роуд.

Инстинктивно ребята подтянулись ближе друг к другу. Спенсер перебрался в хвост процессии, как бы защищая с тыла, и проворковал что-то вроде: «Топаем, ребятки, вперед, мои хорошие, бояться нечего, разве только папа Миноги захочет выйти еще на один раунд кулачного боя…»

Что доказывало: Мэллон не был настолько искренен и оптимистичен, как пытался изобразить. Кто и когда слышал, чтобы Спенсер Мэллон нес слащавую чушь типа «ребятки, мои хорошие», — логично? Гути что-то шепнул Миноге. Неудивительно после такого идиотского прокола. Не то чтобы Мередит питала особую симпатию к Миноге, ведь та совсем недавно несколько раз по вечерам ходила на свидания со Спенсером… Кстати, интересно, Ли Гарвелл, «двойняшка» девушки, в курсе?

Вы потрясены? Потрясением это было для Мередит, уверяю вас: любовник, Учитель, наставник предал ее в известной степени, притащив сюда эту школьницу после того, как они поцапались — отгадайте: из-за чего, из-за кого? — из-за этой же самой школьницы. Мередит мечтала, что он останется с ней или заберет ее с собой, если и правда уедет после обряда, как планировал. А предатель отправился на свидание с этой девчонкой, которая, если честно, была прелесть какой хорошенькой, этакой личинкой Одри Хепберн. Мало того, он пригласил ее в лучший ресторан в городе, «Водопад».

Вы разве не знали об этом, Гарвелл? В «Во-до-пад».

Я повернулся к Дональду и увидел на его лице ответ на вопрос, который не успел задать.

— Не знал. А ты знал.

Олсон помялся и сказал:

— Да. Спенсера тянуло к ней.

— «Спенсера тянуло к ней», — передразнила Мередит. — Разве? По-моему, его тянуло ко мне.

— Хм, — сказал я. — Водил в «Водопад»? Она не рассказывала.

Олсон скривился, будто укусил что-то твердое и услышал хруст — не исключено, собственного зуба.

— Все это было так давно, — сказал я, отрекаясь от бессонных часов предыдущей ночи. — Нет, я, разумеется, удивлен, только сейчас это не имеет абсолютно никакого значения.

— Мне вот что интересно, — подала голос Мередит. — Рассказала ли вам ваша подружка что-то в ту ночь, когда вернулась домой, или, может, на следующий день? Вы ведь наверняка спрашивали.

— В ту ночь я ее даже не видел, да и днем, насколько помню, мы почти не разговаривали. Вечером у нее дома никто по телефону не отвечал. Как выяснилось, она сбежала с луга с Ботиком — Джейсоном Боутменом — и всю ночь пролежала у него на диване. Когда я пришел к Ботику, он меня не пустил. Сказал, все паршиво, он не может сейчас говорить об этом, а Минога только что вырубилась, не хочет никого видеть, даже меня.

— Но когда вы наконец встретились и смогли поговорить наедине, что она рассказала?

— Ничего. Сказала, что ничего не может мне рассказать. Бесполезно расспрашивать, поскольку, раз она сама ничего не поняла, я тем более не пойму. Ли страшно злилась на Мэллона — единственное, что было ясно. Я думал, оттого, что он удрал и оставил их расхлебывать случившееся. А еще потому, что увел Дона, ее лучшего друга. Нашего лучшего друга.

— Как мило, — вставил Олсон. — Но, Мередит, давай дальше.

— Да, прошу вас, продолжайте, — сказал я. — Я хочу услышать, что происходило во время обряда.

— В добрый час, — сказала Мередит. — Я там едва не рехнулась, на этом лугу. Народ болтает о горах трупов, миллионах собак, стаях чудовищ, вылетающих из оранжевых облаков… Ничего такого я не видела. Сказать по правде, увиденное мне даже немного понравилось. Оно меня ни капельки не испугало. Именно там и именно тогда я начала понимать многое. Именно там. Королева сделала мне подарок, и это изменило все.

Так вот, приближаясь к лугу, они и впрямь мысленно сплотились еще больше, как выразился Дональд. Но чудилось, что-то должно случиться на пути по Глассхаус-роуд. В первый и последний раз в жизни Мередит ощущала себя частичкой единого целого, активным участником группы, наполнявшей смыслом ее личность. Как пчела в улье или шорт-стоп в бейсбольной команде. У команд есть капитаны, у пчел — пчеломатки, а у них — Спенсер Мэллон. Полное доверие, абсолютная вера. Часто ли вы чувствуете такое? Спенсер Мэллон собирал невинных, хорошо, но Мередит никогда бы не подумала, что сможет вот так слиться с другими.

Придурок…

Ну ладно. И вот она, наивная молодая дурочка, по уши влюбленная в своего авантюриста-философа-колдуна, топает по Глассхаус-роуд с людьми, внезапно ставшими ей невероятно близкими, с ощущением угрозы в душе — поначалу крохотным, едва заметным, но растущим с каждым шагом. Нечто наблюдало за ними. Потом сзади стали доноситься едва слышные шорохи, все ближе и ближе, а группа, дыша как один, продвигалась вперед с Мэллоном во главе. Звуки не напоминали шелест шин по асфальту, они были какие-то нечеловеческие. Никто не оглядывался, даже Хейвард, даже Милстрэп, который в кои-то веки перестал глумиться. Он посмотрел на Мередит — проверить, как она держится, а может, просто поглазеть, не задираются ли у нее шорты, — и лицо у него было белым, как творог.

Кто первым обернулся, она не помнит, а потом начали оглядываться все. Кроме нее. Мередит продолжала движение, она решила, что преследователи хотели именно этого, так что нет нужды расстраиваться. Она шла позади Мэллона, Дона и Миноги, и ей показалось, что они оглянулись одновременно — Минога тотчас отвернулась, а Спенсер и Дон смотрели чуточку дольше, и их лица стали такими же бледными, как у Милстрэпа. Оба заглянули ей в глаза, будто проверяя…