Читаем без скачивания Королевский дракон - Кейт Эллиот

Лорд Жоффрей был очень удивлен. А Алан утвердился в своем подозрении о том, что граф околдован. Жоффрей всегда знал о планах брата, и такая перемена была для него шоком…

— Присоединяемся к госпоже Сабеле? — пролепетал лорд.

— Я так решил.

— Но это измена королю.

— Изменой будет не поддержать принцессу в ее справедливой борьбе. Она старше Генриха, и ее мать была законной королевой Варре.

— Но право плодородия…

— У Сабелы есть дочь. Все право Генриха заключается в ублюдке, рожденном от создания, которое и женщиной-то не назовешь. Он ли отец? Неужто присяга, принесенная ей перед епископами, чего-то стоит? Престол должен наследоваться по женской линии — и тогда сомнений не будет.

Жоффрей был потрясен этими словами.

— Но наш род… Наш отец… Лавас уже три поколения передается по мужской линии.

— Так ты со мной? Или против меня? — На лице графа не было никаких признаков волнения. Он поднял руку, призывая солдат к готовности, а те были явно не готовы к тому, что последовало…

— Мне нужно время обдумать…

— Времени нет! Надо выбирать!

Лавастин пришпорил лошадь и обнажил меч. Радость и Страх кинулись за ним. Жоффрей был поражен настолько, что даже не сделал попытки отскочить в сторону. Но его приближенные сопротивлялись. Удар, предназначенный лорду, пришелся в грудь одного из слуг. Клирик в простой светлой рясе кинулся к воротам, возможно, хотел спрятаться или предупредить всех, но в спину ему вонзилась пущенная из арбалета стрела. Священник упал на колени, на секунду застыл в позе молящегося и ничком рухнул в лужу грязной воды.

Лавастин проскакал мимо Жоффрея и его людей, оставляя их своим пешим солдатам. Проскакал мимо убитого клирика. Капитан, ударив пятками по конским бокам, ринулся за ним, призывая за собой остальных конных. Впереди кто-то безуспешно пытался закрыть ворота на замок.

— А ну построились и бегом, бегом! — кричал сержант Фелл, опережая строй пехотинцев.

Дальнейшее совершилось так быстро, что Алан потом с большим трудом восстанавливал в памяти картину происшедшего. Он тяжело бежал вперед вместе с остальными, иначе было нельзя. Собаки ужасающе лаяли, почуяв запах битвы. Ему удалось успокоить почти всех, кроме трех, мчавшихся за графом.

Вокруг Жоффрея завязалась схватка — хотя его люди, почти ничем не вооруженные, вряд ли могли рассчитывать на победу. Они отбивались древками парадных копий, церемониальными щитами, посохами, кинжалами и даже древком знамени Альдегунды — знамени с изображением белого оленя, мчащегося по темно-синему сумеречному небу.

Лавастин с конными достиг ворот. Сопротивление, встреченное там, было, разумеется, ничтожным. Откуда могли знать солдаты Жоффрея, что на них нападет брат их собственного господина, и только один из них сумел подняться на смотровую башню. Возможно, он хотел поразить Лавастина. А возможно, хотел насмерть поразить стрелой Радость. И Алан видел других собак, озверевших от крови, теперь даже он не смог бы удержать их.

Лавастин ворвался в замок. Алан побежал. Ему даже не пришлось расталкивать бегущих впереди него солдат — те расступились перед собаками, которые набросились на Жоффрея и его людей. Юноша бил псов древком копья, не страшась того, что, осатанев, они огрызались, кого-то ему спасти не удалось, но сам Жоффрей был спасен от ужасных зубов. Наконец собаки развернулись и помчались к крепости. Глаза их были красными от боевой ярости, а морды в крови и слюне. За собой они оставили человека с откушенной рукой и солдат — с открытыми ранами и вырванными кусками плоти. Молодой знаменосец, так и не выпустивший из рук знамени, лежал с перекушенным горлом. Сам Жоффрей был искусан, но мог стоять и пошатывался, скорее всего от шока и неожиданности.

Нападение собственного брата было худшим из предательств. На такую ли войну призвала Алана Повелительница Битв? Граф Лавастин, всегда осмотрительный, как никто другой понимал, что война между Сабелой и Генрихом не вела ни к чему хорошему. Все происходящее казалось неправдоподобным.

Теперь Алан был уверен, что граф действует не по своей воле. Даже разочарованный в людях Агиус был бы поражен этим странным нападением на человека, бывшего всегда самым преданным сподвижником. И власть, которой епископ Антония добилась над графом, была получена ценой жизни ничтожного Лэклинга.

— Я останусь с ним, — сказал себе Алан, удивляясь самому себе. — Кто-то должен его защитить. — Даже если этот «кто-то» простой подросток, не имеющий за душой ничего, ничего, кроме вечно цветущей розы и давнего видения.

Сержант Фелл послал половину своих людей в сторону замка, но доносившиеся оттуда крики и шум боя почти стихли. Оставшиеся с обозом принялись убирать следы схватки. На помощь раненым спешил священник, обладавший навыками лекаря. Фелл явно чувствовал себя неловко, помещая лорда Жоффрея под стражу.

— Эй, парень, — подозвал он Алана. — Поспеши-ка туда и посади на цепь тех трех собак, в деревне могут быть дети…

Солдаты, бывшие рядом, испуганно сотворили круговое знамение. Никто не забыл трагедии, приключившейся с женой и ребенком Лавастина…

— Моя жена… — выдохнул Жоффрей. — И дочь!

Помедли Алан несколько мгновений, и было бы поздно. Путь, по которому мчались собаки, устилали убитые и раненые. Неподалеку толпились слуги, их охраняли графские солдаты.

Лошадь Лавастина стояла перед большим деревянным теремом, служившим лорду резиденцией. Половина конных спешилась и вошла в резиденцию вслед за Лавастином, Алан кинулся за ними.

Собаки почти взбежали по лестнице на второй этаж, где жила сама госпожа с ребенком и служанками. Злость их не исчезала. Алан успел ухватить последнего зверя за хвост и изо всех сил рванул обратно. Тот злобно ощерился.

— Тоска! Сидеть!

Удивительно, но тот послушался. Наверху Ярость, услышав голос, сделала то же самое. Остальные не остановились, и, казалось, только волшебство могло их обуздать. Граф не обращал на них внимания и шел вперед с обнаженным мечом. Его явно не волновало, что животные сейчас уничтожат женщин и детей, беспомощно столпившихся в конце длинной залы второго этажа. Двое человек отважились выйти из толпы ему навстречу. Одной из них, узнал Алан, была госпожа Альдегунда. Будучи не старше нашего героя годами, она выглядела взрослой женщиной. Бледнея, она спросила Лавастина:

— Что это значит, дорогой кузен? Почему ты с мечом врываешься в дом, где тебя всегда принимали с любовью и радостью?

В руках она держала шестимесячного младенца — того самого, что мог стать наследником всех земель графа. Какая-то старуха, плача, пыталась встать перед ней, спасая от меча и собачьих зубов.