Читаем без скачивания На острие меча - Богдан Сушинский

– Коль твои воины добыли эту карту, значит, она твоя, – сложил пергамент Сирко, давая понять, что не претендует на нее. – Владей по праву трофея.

– Погоди, я ведь показал ее не ради того, чтобы похвастаться. Бери. Австрийских генералов, может, и не удивишь, зато шляхту польскую да татар, если сунутся на Слобожанщину, потешишь, возникая с войском там, где им и не почудилось бы.

– Когда это еще будет! – вздохнул полковник отголоском грустных воспоминаний. За последние семь сабельных лет судьба так ни разу и не сподобилась забросить его на берега Северского Донца.

Они помолчали.

Полк располагался в редколесье, из которого, в случае набега татар, легко можно было отойти в бор. Укреплений не строили, костров не разводили, спать тоже не укладывались, старались не выдавать себя лишним шумом. Сирко уже предупредил сотников, что выступать придется глухой ночью, вместе с ведьмами.

– Ладно, атаман, пойду-ка я к своим, снаряжу дальние дозоры. А ты еще посиди над картой француза. Не раз посиди. Присмотрись к границам срисованной здесь земли. Вдруг это и есть та, которую добудешь себе и нам саблей своей на вечную вечность.

– О чем это ты? – устало взглянул на сотника Сирко.

– Саблей добудешь ее и возродишь православную славянскую державу, великое степное княжество русичей [37] . Тем более что в центре, в самой сердцевине, находится край, породивший тебя.

– Княжество? На этой вот земле? – постучал полковник пальцем по пергаменту.

– Разве когда-то она не была под рукой киевских князей? Сколько бы ни метались мы по степям, какое рыцарство ни бросали на турецкие, татарские и прочие сабли, – ничего мы не стоим, пока не возродим своей державы. Ни князя-короля у нас не будет, ни закона-порядка, ни армии такой, чтобы не по австриям-польшам наемничала, а свои кордоны отстаивала.

– Вон как далеко ты заглядываешь, сотник.

– Пора уже. Все земли русино-украинские мы так сразу не вернем себе. Но ведь начинать с чего-то надо. Вот и начни с этих казачьих земель, далеких от всех царских да королевских столиц. Так что вот тебе, полковник, твой крест, – хлопнул ладонью по карте, – вот тебе твоя Голгофа. Думай. На века молясь, думай.

23

Отойдя к холмам, Кагарли-бей действительно дал своим всадникам два часа отдыха, приказав дозорам осмотреть все окрестности лагеря, разведать, что происходит за возвышенностью, прочесать опушки леса.

Очень скоро дозоры вернулись, сообщив, что никаких кяфиров поблизости нет. Разве что несколько десятков их расположилось в роще, справа от польского лагеря, и столько же – в овраге между лагерем и возвышенностью. Но это далеко от стана их отряда.

Однако Кагарли-бея это не успокоило. Он понял, что два его тумана наткнулись не на случайный обоз. Атаман, командовавший этим войском, состоящим то ли из поляков, то ли из казаков, – он так и не понял, – ждал их, основательно готовясь к бою. И первая стычка, которая произошла у его дозора с солдатами, тоже была организована этим же атаманом.

Тем не менее у атамана не более семисот аскеров. Ну, пусть восемь сотен. У него же, Кагарли-бея, до этого боя было две тысячи. Пусть около сотни он только что потерял в бою. Все равно сил еще вполне достаточно, чтобы со второй атаки смять лагерь и захватить обоз. Целый обоз. Открыв себе при этом путь на Ямполь. Что же касается обоза, то он отправит его под охраной в степь, за речку Савранку.

– Кагарли-бей! – подскакал к нему командир второго тумана. – Позволь сказать слово.

– Говори, – произнес тот и, скрестив ноги, поудобнее уселся на расстеленной на вершине холма попоне.

– Нам не стоит штурмовать этот лагерь. Если они так хитро приготовились к его обороне, значит, в обозе нет ничего ценного. Они тащили за собой эти повозки только для того, чтобы устроить лагерь. Да еще для того, чтобы привезти на них ружья, пушки и войлоки, которыми прикрываются от наших стрел. Видел, сколько их осталось воткнутыми в войлок?

– Но если мы пойдем в обход, они двинутся по нашим следам. Возможно, их командир только того и ждет, чтобы мы обошли их. А возле ближайшего села нас будет поджидать еще столько же польских аскеров. С таким же лагерем. И тогда на нас ударят с двух сторон.

– Но это пехота. В лагере у них не более сотни коней.

– Коней у них намного больше, просто они где-то спрятаны. За несколько верст отсюда.

– Возможно, вон за тем лесом.

– Мои дозорные были в этом лесу. Там никого нет. Правда, лес очень большой. Но они углубились, насколько это возможно было. По ним не выпустили ни одной пули, ни одной стрелы.

Воин-слуга поднес Кагарли-бею бурдюк с водой. Бей налил себе в глубокую пиалу, отпил, однако командиру тумана не предложил. Тот молча смотрел, как командир пьет, и глотал слюну.

– Если мы будем атаковать, достойный Кагарли-бей, тогда нужно атаковать немедленно. Пока к ним не подошло подкрепление. Они наверняка послали гонца за помощью.

– Мы и будем атаковать их сейчас. Твой туман пойдет первым. Зажгите факелы, забрасывайте их на повозки и на войлок. Две сотни пусть спешатся и пойдут за первой лавой конницы. Они должны завязать бой у повозок и помочь коннице прорваться в лагерь.

– Повинуюсь, – поклонился Махмут-бей. – Можно начинать?

– Я же сказал.

Две спешенные сотни командир тумана пустил через тот самый овраг, в котором кяфиры устроили ловушку. Остальные обошли низину и, развернувшись полумесяцем, пошли в атаку со стороны дороги, на ходу забрасывая лагерь стрелами.

Командир первого тумана тоже повел часть своих воинов в обход оврага, чтобы ударить со стороны кустарника, а другую часть направил на склон возвышенности, в тыл кяфирам.

Конники еще только занимали указанные командирами исходные позиции, с которых они должны были начать атаку, а пехотинцы уже преодолели овраг и начали медленно приближаться к лагерю, пытаясь выманить обороняющихся за повозки и насыпанные ими валы.

Поняв, какую опасность они представляют, Гяур оставил наступающую конницу своим мушкетерам, а из всех фальконетов и луков ударил по пехотинцам. Потеряв десятки убитыми, татары сначала попятились, а потом и побежали к оврагу. Однако ни один воин их не преследовал. А фальконетчики уже развернулись и новым залпом ударили по тем, что двигались со стороны кустарника.

Сдержать конницу им не удалось, но засевшие там драгуны встретили нападающих огнем из ружей и пистолетов и, прикрываясь густым кустарником, отползли за повозки. Пользуясь этим укрытием, они хладнокровно расстреливали продирающихся через высокий кустарник конников. Промахнуться там было почти невозможно.

– Кагарли-бей, сюда мчатся гонцы! – крикнул кто-то из окружения командира чамбула именно в тот момент, когда конница Махмут-бея пошла в атаку на лагерь со стороны дороги.

– Победа! – еще издали прокричал гонец. – Три тумана светлейшего Ахмет-Гирея смяли конницу поляков, разгромили ее и разогнали по лесам. Ахмет-Гирей ждет Кагарли-бея с его туманами у Ямполя.

Выслушивая все это, Кагарли-бей не только не повернул коня к приближающемуся в сопровождении двух десятков воинов гонцу, но даже не повернул головы, что легко могло быть истолковано гонцом как неуважение к самому Ахмет-Гирею, нежелание радоваться его победе. Однако глядя, как кони атакующих воинов мечутся между ловушками, раня ноги, сбрасывая и забивая копытами своих хозяев; на ту неописуемую толчею, которая создалась у самих повозок и которая позволяла обороняющимся расстреливать всадников из орудий, ружей и луков, гонец и сам приумолк.

Но именно он первым заметил то, что привело Кагарли-бея в еще больший гнев. Со стороны леса, по пологому склону возвышенности, прямо на лагерь несся, сверкая на солнце панцирями и кольчугами, ощетинившийся частоколом копий грозный клин воинов. А вслед за ним развертывались в полумесяц еще более двухсот воинов. Эти шли вперемежку, «крылатые» польские гусары и казаки.

– Вернуть! – крикнул Кагарли-бей своим телохранителям. – Всех вернуть сюда!

Командиры тех двух сотен, что, обойдя возвышенность, поднялись на нее по западному склону и готовились ударить по лагерю с тыла, уже заметили стальной клин. Жертвуя собой, они отчаянно двинулись ему наперерез, чтобы спасти от разгрома воинов, что наступали со стороны дороги и которые и так уже потеряли более сотни всадников. В эти же минуты, раздвинув повозки на стыке основного и малого лагерей, выскочила из укрытия сотня воинов, клин которой составили Гяур, Улич и десяток воинов-норманнов. В свою очередь до полусотни воинов из стального клина и левое подразделение «крылатых» гусар тоже развернулись и ударили по татарам, спускавшимся с холма.

Поняв, что воинов, которые сражаются у дороги, ему уже не спасти, Кагарли-бей со своими телохранителями бросился на левый фланг и, заставив сотни, наступающие со стороны кустарника, прекратить атаку, увел их за собой, стараясь как можно скорее вырваться из этой страшной долины.