Читаем без скачивания Джекпот - Давид Иосифович Гай
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Накануне отъезда ужинают они в La Tour D’Argent. Костин сюрприз – заранее заказывает стол. Наташа не в курсе. О ресторане, старейшем и знаменитейшем в Париже, Натан как-то обмолвился, новый приятель Костин, тот, который с деньгами русскими в Москве помог. Упомянул между прочим: четыреста с лишним лет назад ресторан открылся, кто там только не обедал – и короли, и кардиналы, и императоры, и писатели – Жорж Санд, Дюма, Бальзак… Цены сейчас чудовищные, вина есть и по пятнадцать тысяч евро, а утку готовят – пальчики оближешь… Ресторан так и называется – «Серебряная утка». Запоминает Костя – и по приезде сразу в гостиничную службу сервиса: хочу ужинать в La Tour D’Argent. Желание клиента – закон, тем более что в гостинице месье Ситников с его очаровательной спутницей чуть ли не единственные американцы.
Такси привозит их на набережную Турнель. Ресторан находится на ее пересечении с мостом. Нотр-Дам за спиной, метрах в пятистах. Под одной крышей – гостиница с таким же названием. Здание ресторана выкрашено в строгий цвет, в Америке называют его «нэви», нечто среднее между синим и серым. Входят, называет Костя свое имя, перед ними расшаркиваются, метрдотель, важный, как лорд, к лифту провожает через небольшой холл с картинами и цветочной вазой. Ступают они по темно-розовому ковру с вытканными вензелями с датой – 1582, обрамленной оливковыми ветвями. По ходу в левом углу стол с серебряными приборами и под овальным стеклянным колпаком. Наташа интересуется, что это. «О, мадам, это особый стол, – метрдотель преисполнен важности. – За этим столом 7 июня 1867 года обедали русский царь Александр, наследный царевич, Вильгельм I и Бисмарк». «Ни фига себе, куда это я попала? – шепчет слегка обескураженная Наташа в ухо Кости. – Цари, царевичи и хрен знает кто еще… Чего ж ты мне не сказал, куда идем, я бы морально подготовилась».
Лифт привозит их на второй, высокий этаж. Столов двадцать, не больше, занято чуть больше половины. Одна из стен – сплошь стеклянная, с видом на вечерний Париж. Ни Нотр-Дам, ни Эйфелева башня не видны, они в стороне, зато остальное обозримое пространство огнями пульсирует, сверкает, переливается. Красота неописуемая.
Вот и стол их. Белые строгие скатерти, белые салфетки, официанты все в черных фраках. Меню приносят на английском, Костя и Наташа изучают долго, разборчиво, задают официанту вопросы. На закуску заказывают равиоли с крабовой начинкой, пате – паштет печеночный – и зеленый салат, на горячее, естественно, утку. И вино красное, не за пятнадцать тысяч, но тоже дорогое. Впрочем, здесь все дорогое.
Обслуживают их шесть человек – молодые, расторопные. Стоит голову чуть повернуть – официант тут же подплывает неслышно: что месье или мадам желают? Подкатывают сервировочную тележку с тепло хранящими тарелками и вожделенной уткой. Белое мясо, филе, без единой косточки, салат и изысканный соус. Порции небольшие, как во французской кухне принято, едят Костя и Наташа медленно, внимчиво, не поглощают пищу, а смакуют, переглядываясь и даря друг другу понимающие взгляды – вкусно невероятно.
Справляются с уткой, ждут меню десертное. Но тут опять столик сервировочный появляется, снова тарелки теплые и снова утка, только мясо не белое, а темное. «Мы же ничего не заказывали, – пробует Костя объясниться, – тут ошибка какая-то». «Нет, месье, ошибки никакой нет и быть не может – это вторая часть вашего блюда, ножка». Салат к ней уже другой подают и соус другой. Эту порцию осилить они не могут, хотя утка тает во рту, оставляют с сожалением часть на тарелках. Здесь не Америка – с собой забрать остатки не попросишь, не принято.
Перед тем как расплачивается Костя кредиткой (обходится ужин в шестьсот евро с чаевыми), приносит официант две открытки с видом La Tour D’Argent и номерами съеденных месье и мадам уток. И поясняет: «Выращены утки на принадлежащей ресторану ферме, открытки – вроде диплома, на память».
В эту ночь гуляют они до изнеможения, спать не тянет, возвышенное состояние не покидает, и дело не только в замечательном ужине – у их ног Париж, и начинает казаться, что это и есть счастье, которое никто и ничто не в силах омрачить. Они обнимаются и целуются взасос посреди бульваров, толпа обтекает их, некоторые, вопреки здешним нравам, оборачиваются, смотрят, притом, наверное, с завистью, на немолодого высокого мужчину с височными залысинами и огненно-рыжую, под стать ему женщину много моложе. Так и бродят они, похожие на влюбленных. А может, так оно и есть?
В чьем взгляде любящем я отражен,
я, существо без формы и границы?
А ночью, когда в тень уходят лица,
к каким еще вещам я приобщен?
И еще один ресторан запоминается, но уже не изысканной едой. Еда как раз так себе, ничего особенного «Ле Бон франкет» на Монмартре, куда в последний парижский вечер заходят они заморить червячка, усталые и счастливые. Приходится ждать минут десять, пока стол освободится. Костя предлагает другое место поискать, Наташа против: кто только из художников знаменитых здесь не сиживал, прочти на вывеске у входа, а теперь и мы отужинаем. Садятся, делают заказ, и тут начинается самое главное, ради чего, наверное, люди сюда приходят.
Мужчина-мим в гриме и с серьгой в левом ухе, копия Бориса Моисеева, только выше, крупнее (сходство подмечает Наташа, знающая российскую попсу, – Костя, признаться, и понятия не имеет, кто это), выходит на маленькую эстраду и танцует под аккордеон и скрипку. Через пару минут мим начинает ходить между столиками, вглядываясь застывшим, мертвенно-белым, в белилах лицом в сидящих женщин. Неожиданно поднимает из-за стола тучную даму в открытом платье и галантно выводит на эстраду. Звучит танго, и вот уже дама, следуя воле мима, крепко держащего ее за необъемную талию и левую руку, выделывает вместе с ним уморительные па, демонстрируя страсть. Публика хохочет, аплодирует, мим возвращает раскрасневшуюся, довольную собой даму за столик и нацеливает неподвижный глаз на новую партнершу. Ею оказывается длинная плоскогрудая блондинка в джинсах и с конским хвостом на голове, похоже
